Гоголь. Мертвая душа

Волконский Петр

Товарищи переглянулись, сказав друг другу взглядами, что не стоит затрагивать тему смерти в присутствии юноши, который очевидно не в себе после выпавшего на его долю испытания.

– Вы пришли, чтобы сообщить нам фамилию одного человека... – начал Багрицкий.

– Кто знает, – перебил его юноша, – может, он не человек вовсе.

Багрицкий застыл с открытым ртом. Из глотки его вырвался сдавленный звук, как будто он подавился сливовой косточкой. Гоголь вспомнил силуэт в окне комнаты Элеоноры, вспомнил погоню. Пожалуй, он сумел бы догнать незнакомца,

если бы действительно хотел этого. Но он бежал так, чтобы оставаться позади. Убегающий не проявлял особого проворства. Прояви Гоголь больше решимости, он бы безусловно настиг преступника. Но не настиг. Ему не хватило отваги. В этом не хотелось признаваться даже самому себе, но так оно и было. Его сдерживал ужас. В движениях убегающего чудилось что-то неестественное, механическое, как будто это была кукла человеческого роста.

«Может, он не человек вовсе», – сказал Виктор.

– Мы разберемся, – пообещал Багрицкий, наконец овладевший собой. – Это уже наше дело. А ваше – исполнить данное слово.

Юноша сунул руку в карман и достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

– Господа, – произнес он звонко. – Мой долг предупредить вас. Не ввязывайтесь в это дело. Садитесь в экипаж и со всей возможной скоростью уезжайте отсюда. Забудьте нас, забудьте про мертвые души, забудьте все. Это сохранит вам рассудок и жизнь.

Багрицкий подбоченился.

– Мой мальчик! – сказал он. – Не думаешь же ты, что драгун отступит от намеченной цели из-за каких-то суеверий? Я побывал на многих полях сражений и не раз находился на волосок от смерти. Так что давайте свою записку сюда и будьте уверены, зло будет наказано, в каком бы облике оно ни предстало передо мной.

– На войне вы имели дело с врагами из плоти и крови, – проговорил Виктор. – Они могли убить вас, но и вы имели такие же шансы убить их. Здесь другое.

– Магия, а как же! – воскликнул Багрицкий насмешливо и вырвал листок из пальцев юноши. – Я давно вырос из той поры, когда слушал страшные сказки на ночь. Больше я им не верю. У всего есть рациональное объяснение.

– Это ваш выбор, – бросил Виктор и пулей выскочил из комнаты, явно торопясь покинуть гостиницу раньше, чем ему будут заданы какие-то вопросы.

– Что там? – нетерпеливо спросил Гоголь, видя, как изменилось лицо товарища, развернувшего бумагу.

– Фамилия, – пробормотал Багрицкий.

– Это я понял. Что за фамилия?

– Верховский.

– Тот самый? Мирослав Адамович?

– Адам Мирославович, – поправил Багрицкий. – Тот напудренный субъект с крашеными волосами.

Гоголь медленно покачал головой:

– Он не был ни набелен, ни накрашен – я нарочно посмотрел.

– Одним своим видом способен нагнать жути на людей слабонервных.

Сказавши это, Багрицкий приосанился, давая понять, что у него-то нервы уж точно в порядке.

– Интересно, – задумчиво произнес Гоголь, – с какой целью этот тип приезжал к Черногубам?

– На похороны, – сказал поручик, пожимая плечами. – Да и на поминки, наверное, остался.

– Вспомни странные речи Виктора

и его вид. Прибавь к этому мертвые души и магию.

– И что получится?

– То самое, Алексей. Ты уже знаешь отгадку, по глазам вижу!

– Хочешь сказать... – Щека Багрицкого дернулась. – Хочешь сказать, его позвали воскрешать Элеонору.

– Это ты сказал, – уточнил Гоголь. – Сам.

– Вот что, Николай. Нас прислали найти и обезвредить человека, который торгует мертвыми душами, наводнив тем самым Бессарабию преступниками всех мастей. Я допускаю, что Верховский – он и есть. Но от колдовства меня уволь. Никто не способен оживлять умерших.

– Однако же в Евангелии...

– То был Христос! – отрезал поручик, не дав товарищу закончить. – А мы имеем дело с каким-то пройдохой польского происхождения. Не удивлюсь, что он сам и распускает про себя слухи, один другого страшнее. Жулик и негодяй! Тоже мне, Калиостро выискался! Чародей из кишиневской губернии! Плюнуть и растереть.

– Вспомни покушения, Алексей, – не сдавался Гоголь. – Теперь мы почти наверняка знаем, что за ними стоял этот самый бледнолицый господин с черными очами. Каким образом он знал о нашем приближении? О том, что мы застрянем на дороге? О том, в каком трактире остановимся?

По глазам Багрицкого было видно, что доводы его проняли, однако он не захотел показывать этого.

– Я человек действия, мой друг, – сказал он. – Предпочитаю действовать, да еще о событиях вчерашних... Поехали-ка лучше к Верховскому и поспрашиваем его с глазу на глаз. Он сам нас пригласил, помнишь? Пусть только попробует отказаться принять нас. Я вызову его к барьеру!

– Думаю, до этого не дойдет, Алексей, – сказал Гоголь, пока они собирались. – Разумеется, господин Верховский нас примет. Но что делать, если он станет отрицать свою причастность к преступлениям?

– Возьмем в охапку и повезем в участок! – заявил Багрицкий, не задумываясь.

– Бесполезно, Алексей. Городничий ничего не хочет слышать про мертвые души, как и все прочие должностные лица. Сам знаешь.

– За предприятие отвечаешь ты, Николай. Меня приставили для защиты и сопровождения. Я выполню любой твой приказ. У тебя есть какие-то соображения?

– Есть, – ответил Гоголь. – Ты приставишь к его виску пистолет, и он напишет собственноручное признание в своих злодеяниях. Бумагу мы увезем в Петербург, где Жуковский или Крылов дадут ей ход. Но...

– Давай без этих «но»! – потребовал Багрицкий нервно. – Не люблю я их. Вечно после них идут всякие сложности.

– Но я не уверен, что Верховский испугается пистолета, – закончил мысль Гоголь. – Он не похож на человека, которого можно принудить силой.

– А вот это предоставь мне. Я знаю, как действует на людей дуло заряженного пистолета. Вот где настоящая магия, брат! Никакого Калиостро не нужно!

Его настроение было заразительным. Приободрившийся Гоголь подумал, что военные люди лучше разбираются в вещах подобного рода, а потому нужно положиться на опыт спутника, и будь что будет.