Гоголь. Мертвая душа

Волконский Петр

Багрицкий, хватаясь за стену и притолоку, ввалился в предбанник, нечаянно, наступив при этом на Гоголя. Его шатало из стороны в сторону. Сильно ударившись о стену, он попытался открыть дверь. Безуспешно.

– Нас заперли! – просипел он.

– Я знаю, – пролепетал Гоголь.

Багрицкого стошнило. Не дожидаясь, покуда приступ рвоты пройдет, он вытащил из груды инструментов колун и обрушил на дверь. Она устояла. Это была прочная дверь, сделанная из толстых, плотно пригнанных досок. Но Багрицкого неудача не остановила. Он снова занес топор. Удары

следовали друг за другом неравномерно. Иногда Багрицкий был вынужден переводить дух, иногда умудрялся рубануть сразу два раза подряд.

Доски трещали, выпирая наружу. В бреши сквозило, туда втягивало угарный дым. Багрицкий бросил колун, ударил плечом и вывалился вместе с последними досками. Дохнув свежего воздуха, он вернулся за Гоголем и вытащил его.

Вокруг было пусто. Никто не явился на шум. Как будто все знали, что происходит в бане, и теперь прятались, опасаясь последствий.

Багрицкий похлопал Гоголя по щекам. Тот открыл глаза и слабо спросил:

– Где я?

– На этом свете, на этом, не беспокойся. Мы живы, Николай. А вот обитателям дома сейчас не поздоровится. Я им покажу, как гостей травить!

– Не надо, Алексей...

– Надо, Николай. Мерзавцы всего мира считаются только с встречной силой и больше ни с чем. Я разворошу это осиное гнездо!

Подняв товарища на руки, Багрицкий понес его через двор к крыльцу. Гоголь просил предоставить ему идти самому, но сам все еще не вполне пришел в себя. Багрицкий посадил его на ступеньку, чтобы отворить дверь в дом. Какая-то сила заставила Гоголя обернуться.

Было уже почти совсем темно. Посреди двора стояла девка, носившая дрова в баню. Она была одета, как все дворовые девки, но лицом отличалась от них.

– Элеонора? – пробормотал Багрицкий.

Она звонко рассмеялась и убежала.

– Вот видишь! – сказал Гоголь, поднявшийся наконец на ноги. – Я же тебе говорил, а ты не верил.

– Я и сейчас не верю, – отрезал поручик. – При отравлении угарным газом, всегда видения бывают.

– Это была она, Алексей!

– Это была пейзанка, Николай. Смазливая, должен признать. И бесстыжая! – Багрицкий хрюкнул от негодования. – Видел, как она на меня смотрела? Кстати, об Элеоноре. Она была девушка скромная и воспитанная. А эта чертовка... Вот уж кого ничем не испугаешь.

Они проникли в дом. Никто не вышел им навстречу. Было темно и тихо. Отыскав подсвечник, они поднялись к себе и увидели свою одежду и обувь, сваленные в кучу возле прочих пожитков.

– Не пойму, – буркнул Багрицкий. – Зачем они наши вещи сюда принесли?

– Знали, что они нам больше не понадобятся, – прошептал Гоголь. – Мы уже умереть должны были. Нас бы голыми закопали, а вещи, скорее всего, сжечь собирались. Как будто мы никогда сюда не приезжали.

– Но мы приехали! – процедил Багрицкий. – И это им даром не сойдет.

Они принялись одеваться, не попадая в штанины и рукава. За окнами стояла ночь. Было тихо, как в склепе.

Глава XIX

Багрицкий

с удовлетворением обнаружил, что оба его пистолета и сабля по-прежнему находятся среди вещей.

– Теперь пусть только сунутся, – сказал он.

Гоголь промолчал. Казалось, он к чему-то прислушивается. Багрицкий нахмурился:

– Ты что-то слышишь, Николай?

– В том-то и дело, что нет, – откликнулся Гоголь. – И это странно.

– Ночь, – сказал Багрицкий, пожимая плечами. – В доме никого. Вот и тишина стоит.

– А ты послушай.

Гоголь поднял указательный палец. Багрицкий склонил голову к плечу. Постояв так некоторое время, он поинтересовался:

– И что, по-твоему, я должен услышать?

– Обычно в домах тикают часы, – прошептал Гоголь. – Мыши скребутся в подполье. Сверчки трещат. А тут – ничего. Как в могиле.

Багрицкий вздрогнул и уронил пистолет.

– Черт бы тебя побрал, братец, вместе с твоими страхами, – выругался он, наклонившись. – Сам вечно трясешься как заяц и меня пытаешься запугать! Оставь это! Я человек, может быть, не очень образованный, но просвещенный.

– То-то и удивительно, – сказал Гоголь. – Ну-ка, ответь мне, мой друг, против кого сражается Братство? Разве не против темных сил? А кто их возглавляет? Князь тьмы, правильно? Или его существование ты тоже отрицаешь?

– Оставь свои философствования на потом, – нервно произнес Багрицкий. – Сейчас нужно решать, как быть дальше. Останемся в доме ждать хозяев или будем выбираться отсюда?

– Не думаю, что они вернутся, – ответил на это Гоголь. – На нас было устроено покушение, третье по счету. Одно мне непонятно...

– Что именно?

– Если Верховский и жена в отъезде, то кто приказал заткнуть дымоход, чтобы уморить нас угаром?

Багрицкий поскреб затылок.

– Задачка, – пробормотал он. – Я склонен доверять баронессе.

– Я тоже, – поспешил согласиться Гоголь.

– Тогда что у нас получается? Наш предводитель мертвых душ действительно находился в отъезде, но...

– Но он вернулся после того, как его супруга покинула имение.

– А сделала она это, когда узнала правду о Верховском, – завершил цепь логических рассуждений Багрицкий. – Таким образом, следует предполагать, что мерзавец скрывается где-то поблизости.

– И от него следует ожидать нового нападения, – тревожно произнес Гоголь. – Он не может нам позволить выбраться отсюда.

– В таком случае нам лучше оставаться в доме, Николай. Это настоящая крепость. Стены достаточно толсты, чтобы выстоять даже под пушечными ядрами...

– Они не будут палить из пушек, Алексей. Не в интересах Верховского устраивать шум на всю округу. На равнине, да еще ночью, звуки выстрелов разносятся очень далеко.

– Согласен, – сказал Багрицкий, усаживаясь за стол, чтобы зарядить пистолеты. – Тем лучше. Пусть попробуют взять нас без пушек и осадных орудий. Я не позволю им приблизиться. А тот, кто рискнет испытать судьбу, получит пулю между глаз или клинок в сердце, на выбор.