Golden Age
Шрифт:
На верхушке башни было очень холодно. Пусть и доживала зима последние недели, теплее на улице отнюдь не становилось. Нос Эдмунда чуть покраснел, но ему не хотелось возвращаться внутрь дворца. Ему вообще ничего не хотелось с тех пор, как он вернулся домой. Эмоциональный взрыв, пережитый в Теребинтии, невероятное напряжение и не менее тяжелая концовка вымотали его, выжали досуха. Словно ведьма высосала все силы, оставив только апатию и глухую тоску… Кабы не Люси, этот сгусток энергии, мальчик вовсе не покидал бы своих покоев. Работы он взвалил на себя столько, словно хотел похоронить себя под бумагами. Так он хотя бы приносил пользу государству, а не слонялся в хандре и не тратил время попусту. Радостный Кэр-Параваль словно стал чужим, незнакомым. Смех не цеплял, улыбки не находили в короле ответа. Он обходил стороной Питера и избегал Сьюзен, что лезла в самую душу. Только к Люси его тянуло, к сестре, что не задает неловких вопросов, а просто вдыхает в него жизнь. Точно волшебница, дарящая свое тепло зачахшему дереву, но не слабеющая от этого, а только набирающаяся сил. Эдмунд даже не стал сердиться, когда девочка вернула ему карту дворца, виновато опустив голову. Он не хотел ссориться с единственным человеком, который обогревает его и помогает вырываться из этого болота тоски. Люси явно боялась его реакции, но мальчик только пожал плечами. Даже согласился спуститься в таинственные подвалы – правда, ничего они там не нашли. Только испачкались все в паутине, и факела вдруг погасли. Выбираться пришлось в кромешной темноте. Подземелья были незнакомыми, и в итоге ребята совсем заплутали. Поднялись наверх на другом конце дворца, и это маленькое приключение привело Люси в искренний восторг. Ей не нужно было находить в подвалах нечто особенное – сама атмосфера авантюр заводила ее, заставляла глаза искриться. И при взгляде на ее чистую, непритворную радость Эдмунда и самого тянуло улыбнуться.
Однако вечно с сестрой он не мог находиться рядом. У той были занятия, да и у него было полно дел. К тому же Люси любила природу, а младший король не испытывал желания углубляться в зимний лес. Так что, когда девочка уезжала, а у него не было долгов по работе, Эдмунд забирался на башню, в которую они открыли тайный проход, и сидел там, оглядывая заснеженные поля и луга. «Это все зима…» - говорил он себе. Вот наступит Суэр-Гуин, к которому Сьюзен так усердно готовится, и все сразу же наладится. Исчезнет с сугробами тоска, запоет вновь душа вместе с птицами, которые не спали даже в холода. Порой они метались над крышами Кэр-Параваля, оглашая его своими звонкими криками. Мальчик наблюдал за ними с тихим восхищением, думая, что и сам не прочь сорваться с башни, оставив на ней все свои заботы и тревоги, устремиться ввысь, чтобы рухнуть оттуда камнем, быть полностью свободным и беззаботным. Но у него не было крыльев, чтобы сделать это…
Шло время, и незаметно пришло время праздника. Согласно древним обычаям, отмечали его ровно сутки. Днем нарнийцы благодарили зиму за отдых, что нашли леса под ее теплым белоснежным покрывалом. Эта часть была тиха и полна уважения к времени года, что дарит покой и умиротворение в противовес яркому и живому лету. Все приготовления были завершены в срок – Сьюзен очень постаралась, но накануне в правящей семье едва не разразился скандал, поставивший все гуляния под угрозу. Эдмунд ни в какую не хотел участвовать ни в официальной части, ни в какой-либо другой.
– Мне не за что благодарить зиму, - заявлял он, скрестив на груди руки и раздраженно глядя на старших брата и сестру. Сьюзен пыталась вразумить мальчика, но это было тщетно. Младшему королю зима не принесла ничего, кроме переживаний, испытаний и тревог. За это возносить ей почести? Может, и Джадис заодно поблагодарить?! Эдмунд фырчал и огрызался, не поддаваясь на уговоры сестры. Питер некоторое время наблюдал за ним, сжимая кулаки, но в конце концов не выдержал.
Даже Люси невольно отступила назад, хотя гнев государя был направлен совсем не на нее. Верховный король высказал все, что думает о таком эгоизме, на повышенных тонах, вывалив собственные переживания в столь яростном потоке, что Эдмунд даже растерялся. Его прежде никто не обвинял в том, что он думает только о себе, с момента коронации! Питер же заявил, что своими капризами и упрямством он портит день, который так важен для Нарнии и ее жителей! Это возвращение к забытым из-за Белой Колдуньи традициям, шанс дать подданным веру и надежду на воскрешение прежнего могущества волшебной страны. Все они так усердно готовились к Суэр-Гуину, стремились к тому, чтобы все прошло идеально, без накладок, а он решил все испортить?! Не выйдет!
– Отпусти меня! – воскликнул Эдмунд, когда старший брат схватил его за одежду и немного встряхнул. Он был скорее напуган, чем возмущен такой отчитывающей его тирадой. Питер мог проявить недовольство, выразить свое осуждение, но так давно уже не бушевал. Государя это отнюдь не смутило. Он встряхнул мальчишку еще раз и заявил резко:
– Тебя может терзать все, что угодно. Ты можешь испытывать к зиме те чувства, какие тебе угодно. Но если ты король Нарнии, а не вредный упрямец, то засунешь свои претензии поглубже и сделаешь то, что должен, а именно подаришь своим подданным счастье! Завтра утром ты придешь в срок и будешь участвовать в официальной части церемонии! Тебе ясно?
– Да я… – слабо воспротивился Эдмунд. Питер прищурился и подтянул брата к себе поближе. Тому пришлось встать на носки, чтобы вовсе не повиснуть в воздухе – Верховный король по-прежнему превосходил его в росте.
– Я спросил, тебе ясно? – повторил он свой вопрос. Эдмунд поджал губы и вырвался. Гордо тряхнул головой и ушел, хлопнув дверью.
Сьюзен со вздохом проводила его взглядом. Конечно, хорошо, что младший брат начал постепенно оживать – время лечило его хоть и медленней, чем бальзам Люси, но верно. Девочка удержала сестру, которая хотела кинуться за младшим королем, чтобы успокоить его, и посмотрела на сердитого Питера.
– Молодец, - язвительно произнесла она. – Теперь он точно не явится. Вот нарнийцы обрадуются, увидев своих правителей не в полном составе.
– Он придет, - буркнул Питер раздраженно, но уверенно. – Иногда Эду нужно ставить голову на место. Профилактический пинок никогда не будет лишним.
Сьюзен только головой покачала. Ей не верилось, что гордый, независимый Эдмунд потерпит такое отношение к себе. Прежде он никогда не слушался, а если старший брат и пытался указывать или же принудить его к чему-то, то ситуация лишь ухудшалась. Королева заранее смирилась с тем, что Суэр-Гуин пройдет не так гладко, как хотелось бы, и репутация младшего короля будет окончательно испорчена, однако рано утром ее ждал сюрприз. Оказывается, изменения, коим они подверглись почти за год правления, были очень и очень глубокими. Когда за две минуты до начала церемонии в тронный зал зашел Эдмунд и, процедив, что большего, чем официальная часть, от него ждать не стоит, занял свое место, Питер выразительно посмотрел на сестру. Сьюзен узнала свой собственный снисходительный взгляд, гласящий: «Что я говорил?», и в ответ наморщила нос. Передразнивать ее излюбленный жест было со стороны Питера не очень по-королевски. Такое мальчишечье поведение не соответствовало его статусу, но его это, видимо, не очень волновало.
Первая половина дня прошла успешно. Эдмунд, очевидно, решил доказать брату свою состоятельность как правителя и вел себя безупречно. Однако когда закончился официоз и Сьюзен собралась с Люси в лес, младший король как в воду канул. Искать его девочки не стали – когда он хотел, то становился поистине неуловимым. Им и без того было чем заняться: в компании с нарнийцами они развешивали на ветвях деревьев гроздья рябины. Точно рубины, светились они на фоне чистого снега, и птицы склевывали яркие ягоды – таким образом жители Нарнии возвращали зиме часть ее даров, чтобы не быть неблагодарными. После они отправились на поиски первого родника, очнувшегося ото сна. Считалось, что на дне проснувшегося ручья растет удивительный цветок, и тому, кто его отыщет, встретится на пути большая и светлая любовь. И тем пламенней и жарче она будет, чем более насыщенного оттенка лепестки у «водяной» розы. С пылом и азартом взялись фавны и любвеобильные сатиры за поиски. Разбрелись они по всему лесу, и охотников до волшебного цветка было несколько сотен. К Кэр-Паравалю, стоящему на самом краю моря, стянулось множество нарнийцев с далеких земель, чтобы вместе встретить чарующую, первую за сто лет настоящую весну.
Этот день был полон древней, ни с чем не сравнимой магии. Кажется, даже Сьюзен, довольно критичная, начала ощущать едва заметный аромат в воздухе. Что говорить о Люси, которая подгоняла всех своим энтузиазмом и задором! Приятная, легкая свежесть наполнила лес, словно кто-то невидимый прошелся по чаще, оставив за собой нежный шлейф, от которого быстрее бьется сердце. Постепенно лес наполнялся голосами дриад, что просыпались как раз в этот замечательный праздник. Еще сонные, забавно зевающие, они терли глаза и, немного придя в себя, присоединялись к гуляющим. Часы пролетали незаметно – королевы кормили птиц на обрыве, и те щебетали, усаживаясь прямо на руки и щекоча их своими перьями. Удивительно, но еще до наступления тепла дриады обнаружили крохотное гнездо с яйцами – кентавры сказали, что это хороший знак. Стоило осторожно вынести сплетенные веточки на солнечный свет, исцеляющий и нежный, как скорлупа треснула и раздался тихий писк. То родилась новая жизнь, точно сама Нарния возрождалась из долгого забытья, и жители ее встретили юных птенцов тихими радостными возгласами, чтобы не испугать малышей. Их родители спокойно сидели на плечах у Люси, которая едва не светилась от счастья, держа в руках гнездо. Сьюзен великодушно решила порадовать сестру, но осторожно поддерживала ее руки, чтобы те от волнения не уронили птенцов на землю.
Окна в Кэр-Паравале открыли нараспашку – чтобы ветер освежил его, очистил от дурных мыслей и приготовил к встрече весны. Солнце, выглянувшее из-за туч, сверкало на золотых шпилях, и снег в его лучах искрился, словно созданный из тысяч мелких алмазов. В последний свой день зима была поистине прекрасна – морозный воздух не обжигал, а дарил приятную прохладу, а теплое солнце не давало замерзнуть. Казалось, холод и тепло сошлись на короткий срок в равновесии, творящем истинную, завораживающую магию… И, разумеется, праздник не мог обойтись без главного гостя.