Golden Age
Шрифт:
Напоследок Сьюзен решила прогуляться с Арханной по картинной галерее, гордости роскошного дворца. Длинный коридор был увешан огромными портретами предков короля Лума, прежде царствовавших в Орландии. В самом начале висело изображение принца Коля, основателя правящей династии. Удивительно, столько столетий минуло с того момента, а потомки чем-то напоминают своего знаменитого предка… Сьюзен вгляделась в серьезное, величественное лицо юноши, который не побоялся отправиться на незаселенные земли и создать там свое, независимое государство. Сколько отваги и ловкости потребовалось принцу, которому не светил трон Нарнии, чтобы пойти на такой шаг? Наверное, от него и пошла известная всему миру гибкость орландских правителей, идеально сочетающаяся с твердостью в принципах и суждениях. Правда, к ним добавилась и скрытность, необходимая в сотрудничестве со столькими соседями. Вместе со светлыми волосами, что отличали всех орландцев, потомки унаследовали и ум, и мужество принца Коля. Медленно шагая по коридору, королева вместе с Арханной рассматривала портреты, что отмечали сложный путь становления Орландии, и о каждом из
Сьюзен уже почти добралась до последнего из портретов, где был изображен сам король Лум с женой, ныне покойной, когда девушек окликнул Бобр. Министр держал в лапах свиток, присланный из самой Нарнии.
– От короля Эдмунда пришло известие, - поклонился он. Сердце Сьюзен и затрепетало, и замерло в один и тот же момент. Радость от вестей с родины смешалась с тревогой. Обычно ей писал Питер, младший же брат не приветствовал нежностей. Недолго думая, королева отвернулась от полотна, с которого улыбалась королева Орландии с темными волнистыми волосами, и поспешила к Бобру.
Улыбка ее погасла, стоило глазам пробежаться по строкам.
***
Лето до последнего не желало уступать осени свои владения. Уже желтели листья, облачались в золото леса, а погода до сих пор была невероятно теплой, словно сама природа благоволила Верховному королю. Солнце не покидало небес, на которых редко появлялись тучи, что не могло не радовать. Несильный ветер гнал морские волны к берегу, и они с шипением разбивались о причал порта Кэр-Параваля, где собралось множество нарнийцев. Питер вдохнул слегка соленый воздух, успокаивая бьющееся в груди сердце. Несмотря на уже внушительный опыт правления, он по-прежнему волновался, когда созерцал плоды трудов своих. Внутри возникало невольное смущение вкупе с удовольствием. Приятно осознавать, что переживания, бессонные ночи, полные размышлений, и приложенные старания обернулись в нечто материальное. Например, в роскошный парусник, который вот-вот спустят на воду.
Верфи Нарнии работали без продыху с того момента, как наметилось противостояние с Тархистаном. Южная империя обладала мощным флотом и в случае войны могла нанести сокрушительный удар с моря – именно поэтому Питер принял решение как можно скорее восстановить равновесие на водной стихии. Рассвет был первым судном, вышедшим из-под рук мастеров, и почти сразу отправился в далекое плавание. С тех пор много кораблей покинуло верфи – спустя год после рождения корабля Эдмунда флот Нарнии разросся, но этот красавец, без прикрас, был венцом творения плотников. Питер еще не видел настолько шикарного судна, паруса которого, кажется, нетерпеливо трепещут под дуновениями ветра, словно он жаждет спуститься на воду и начать свою блистательную карьеру. Искусные мастера порой создавали нечто, что язык не поворачивался назвать вещью – у их творений словно была душа. И этому изумительному, могучему созданию государь Нарнии должен был дать имя.
Он уже не раз и не два проводил церемонию наречения и знал, как и что полагается делать, но не мог избавиться от волнения. Питер успел уразуметь, что имя – это больше, чем слово, которое будет сопровождать кого-либо всю жизнь. Во многом оно и определяет судьбу нареченного. Объяснить это было невозможно, вероятно, древняя магия, которая пропитывала Нарнию, играла свою роль. Однако легкую слабость побеждала заслуженная гордость. Верфи были детищем Верховного короля, именно ему они были обязаны и своим появлением на свет, и столь продуктивной работой. Каждый спущенный на воду корабль был для государя не просто сооружением из дерева, способным бороздить просторы моря… И от него зависело, будет ли благоволить парусникам удача, ведь, увы, случались и трагедии. В штормах уже успела затонуть пара суден. Питер помнил их названия: «Бравый» разбился о прибрежные скалы, возвращаясь с Одиноких островов. Хвала Аслану, часть команды выжила в бушующих волнах, а грифоны успели заметить крушение вовремя и позвали помощь! Судьба «Звезды» так и осталась неизвестной. У ближайшего из Семи островов, Мьюла, нашли жалкие обломки, но были ли это следы гибели большого парусника, никто не мог сказать точно. Он словно в воду канул – ни моряков, на нем плывших, ни свидетелей трагедии… Ничего, что могло бы пролить свет на эту тайну, будто сияющую на небосклоне звезду заволокло туманом, который не может пробить ее свет, как было в ночь перед спуском судна на воду.
Вспомнив об этом ужасном случае, Питер вышел вперед, борясь с комком в горле. Никто из свидетелей торжественной церемонии не заметил бы в Верховном короле волнения – он научился полностью владеть собой и скрывать эмоции, что могут смутить подданных. Юноша глубоко вздохнул. Он уже знал, как назовет новый корабль, и сомнений в выборе не испытывал. Взяв из рук слуги бутылку с вином, государь поднял голову и провозгласил в полной тишине, нарушаемой лишь плеском волн:
– Море может быть ласковым и нежным, а может впасть в буйство и ярость, и даже слаженная работа команды не поможет, если не обуздать ветер, вечный спутник штормов и помощник моряков. Его потоки незаметны для глаза, пока не надуют паруса, его силу невозможно вообразить, а характер его непостоянен и изменчив… Южные ветра теплы и надежны. Они наши друзья. Северные, наоборот, резки и жестоки. Неукротимые, свободолюбивые, они подчинятся не каждому – лишь сильному и отважному кораблю! Такому, как ты! Потому я нарекаю тебя Мистраль, и да будут северные ветра помогать тебе – по воле небес и Аслана!
На этих словах Верховный король широко размахнулся и бросил бутылку точно в нос корабля, из-под днища которого уже выбили задерживающие клинья из-под спусковых салазок. Алая жидкость обагрила еще свежее, не тронутое штормами дерево – верилось, что она точно кровь вдохнет в парусник и фигуру на его носу жизнь. И впрямь, в глазах птицы, раскинувшей крылья на гальюне, что-то блеснуло за миг до того, как корабль с грохотом сорвался с берега в воду. Собравшихся окатили соленые брызги, поднявшиеся волны с шумом налетели на причал, и заголосили наяды, кружась вокруг качающегося Мистраля. Море, возмущенное вторгшимся на его территорию гостем, успокоилось, приняло его к себе, и вот уже парусник гордо пронзает мачтами небеса, уже названный, вступивший в новую, полную приключений и путешествий жизнь. Питер искренне улыбнулся, любуясь им.
Эта улыбка не сходила с его уст до самого вечера. Этот день Верховный король посвятил разъездам по Нарнии. Сколько бы ни было у него забот, необходимо собственными глазами видеть, как развивается и меняется со временем страна. Солнечная погода к тому располагала, да и Кэр-Параваль оставить отныне было не страшно. Люси уже полгода как принимала активное участие в управлении государством. Конечно, серьезных и сложных дел ей не поручали, хотя девочка очень возмущалась на этот счет – ведь Эдмунду, как и ей, было десять, когда он сел на трон, а брат делал куда больше! Однако Питер выдумал сестре такое занятие, что все тревоги юной королевы испарились, как дым, так много времени и сил оно требовало. Но и пользы, надо заметить, приносило немало. Отныне любой нарниец, что чувствовал себя обиженным или обделенным, мог обратиться к Люси Отважной за помощью и советом. Благодаря содействию мистера Тумнуса, который стал не только учителем своей подруги, но и верным секретарем, она вела тесное общение с простым населением, которого становилось все больше. Теперь у дворца, да и в других городах и поселениях, что росли точно грибы вокруг столицы, жили не только коренные нарнийцы, но и люди с Одиноких островов, и у всех были какие-то проблемы. Дело, порученное Люси, удовлетворяло ее запросы и помогало чувствовать себя нужной, взрослой, и так оно и было. В отсутствие Сьюзен и Эдмунда Питеру помогала только младшая сестра, и вклад ее в управление был неоценим. Такого энтузиазма и потока энергии государь еще не видел и даже немного завидовал девочке, которая с жаром принялась за работу.
Нарния расцвела благодаря усилиям своих правителей. Теперь это была не та страна, что робко поднимала голову после столетнего зимнего плена. Птица наконец расправила крылья и теперь задумчиво осматривалась, размышляя, пора ли ей взлетать или стоит немного повременить. Армия набирала мощь, быстрыми темпами развивался флот, шла оживленная торговля с дальними соседями и Орландией. Теперь заросшие за сто лет дороги не мешали телегам с товарами, но даже вырубка деревьев для этого шла очень бережно, а стволы пошли на благие цели – на постройку новых жилищ. Питер старался относиться к природе и лесам с особым почтением, оттого полей для засева оставалось не так много, как хотелось бы, из-за чего ими приходилось распоряжаться с умом. Государь Нарнии внимательно осматривал свои владения – луга, колосящиеся пшеницей, рожью яровых сортов. Их уже пришло время собирать для того, чтобы зимой подданным не угрожал голод, а вот озимым культурам предстояло отправиться в закрома только в конце весны. Конечно, было бы выгоднее засеивать поля так, чтобы получить как можно больше урожая, но земля тогда быстро выдохнется, не успеет восстановиться, а этого Питер не желал. Нельзя брать с природы больше, чем та способна дать, - это неблагодарное к ней отношение принесет Нарнии беды.
До самого горизонта расстелилось золотое, полное жизни покрывало. От ветра по спелой пшенице пробегали волны, а от ее тихого шелеста на душе становилось необычайно тепло и уютно. Верховный король обсудил с ответственным за это министром сроки, в которые урожай должен быть собран, и прежде чем уехать, бросил последний взгляд на картину мира и спокойствия. Здесь было так хорошо, что не хотелось покидать плодородное поле… Но это спокойствие покупалось дорогой ценой.
На западе, в отдаленных землях, шли ожесточенные бои. Слуги Джадис, как и прежде, вредили нарнийцам, нападали на них и всячески пытались разрушить тот мир, что старательно строили короли и королевы. После прекрасного Суэр-Гуина Питер отправлялся в военный поход во второй раз, оставив Эдмунда за главного. Уже тогда стало ясно, что столь организованное сопротивление не может обходиться без вожаков. Белая Колдунья возглавляла свою армию, но даже она не могла справиться без приближенных, среди которых были не только минотавр Отмин и волк Маугрим, убитые в ходе войны. Наверняка остались еще лидеры, координирующие действия выжившей нежити… Иначе расправиться с ними было бы куда проще. Как и раньше, борьба с врагами шла в основном в теплое время года – пока не было снега. Кентавры и сатиры утопали в сугробах, и с этим ничего не удавалось поделать. Всю Нарнию ведь не расчистишь от заносов, а зимы всегда были снежными и морозными… Второй поход особых успехов не принес, а когда началась подготовка к третьему, Эдмунд неожиданно восстал. Младшему брату надоело сидеть в Кэр-Паравале, пока Питер воюет. Будь воля государя, он бы отправился в бой сам – уже знал, что и как делать, да и подвергать Эда риску не хотел. Однако тот в своей борьбе дошел до заявления, что он, между прочим, тоже король и ему необходим боевой опыт! Генерал Ореиус поддержал мальчика, посчитав его готовым к такой миссии, а праведное возмущение брата было столь велико, что Питер уступил. Провожать его на войну оказалось очень тяжело – в голову лезли мысли о том, что может произойти трагедия, а его в нужный момент не окажется рядом. Как тогда, в битве у Беруны… Пришлось наступить своим тревогам на горло и не омрачать отъезд Эдмунда лишними сомнениями.