Golden Age
Шрифт:
Потому что жизнь там, в лесу, была совсем иной. Эдмунд не знал, добивался ли бы участия с таким же рвением, кабы представлял, что его ждет. Борьба с тварями Джадис – это не увеселительная прогулка и не романтичный поход против Зла. Это значит лезть по мокрому от дождя лесу, утопая в грязи и выискивая следы врагов на влажной земле. Подсчитывать потери после первой незамеченной засады, а после – высматривать за каждым деревом коварную ловушку, чтобы не повторять роковой ошибки. Сражаться без пощады, убивая всех врагов на своем пути, и чтобы вода, стекающая с рук, стала прозрачной, а не алой, потребуется не один ковш. Хоронить убитых и снова идти в бой, зная, что завтра предстоит копать новые могилы. Ждать всю ночь в засаде, боясь даже пошевелиться и сорвать всю операцию. Утешать раненого фавна, закрывшего своего короля от вражеской стрелы и умирающего у его ног без шанса выжить. Превозмогать усталость и вести отряд в бой, продолжать биться, хотя пару минут назад вместе со щитом у него едва не оторвали и руку. И после отшучиваться, что просто его потерял, по рассеянности… Эдмунд вздохнул и устремил взгляд на горизонт, туда, на запад, где совсем недавно сражался с тварями Джадис. Пожалуй, даже если бы он знал, с чем столкнется, то все равно бы пошел. Такой опыт необходим монарху для осознания цены, которую приходится платить за победу. Пройдя через такое, начинаешь понимать, что даже худой мир лучше доброй войны…
Вернувшись, подросток стал гораздо лучше понимать Питера. Его жесткость в паре с терпением, когда дела касались Тархистана. Тонкая грань, по которой они гуляли, разделяющая открытую вражду и хрупкое перемирие, нуждалась в осторожной и умелой поддержке. Поведение брата после первого похода приобрело ясность, ведь тогда Верховный король обходил ристалище стороной, а от спаррингов и вовсе отказывался. Эдмунд только сейчас осознал, почему. На тренировках учишься сражаться. Война учит убивать, и пока разум не станет столь же сильным, как и тело, рефлексы могут возобладать над ним, и трагедии тогда не миновать. Без поддержки старшего брата адаптация к мирной жизни заняла бы куда больше времени. Питер давал ценные советы, а младший король полагался на его опыт, ибо вздрагивать от каждого шороха и уговаривать себя не отстраняться, когда Люси обнимала его, было невыносимо. Государь не настаивал – он мягко направлял, не зная, что пока в силах Эдмунда, а с какими мерами следует повременить. Ведь они так разительно отличались друг от друга: что Питеру далось относительно легко, для подростка становилось тем еще испытанием. Недоверчивый, подозрительный, он в штыки воспринял предложение оставлять меч в комнате. Выйти из покоев безоружным было для него равно что голым прогуляться перед вражескими лучниками! Однако в этом совете было здравое зерно: если не за что хвататься, то и поранить никого не выйдет. По крайней мере, серьезно. Эдмунд был находчив, что подтвердилось не в одном бою, и вполне мог использовать в качестве оружия не предназначенный для того предмет. Например, щитом он умудрился воспользоваться нестандартно, подобрав его с земли и врезав по голове противнику. Ореиус даже похвалил его за сообразительность. Но во дворце найти подходящий инструмент было сложней, и с большим трудом подросток оставил верный меч в покоях. В первый день было дико трудно и страшно. С пояса исчезла привычная, обнадеживающая тяжесть, но второй раз дался легче. Постепенно нужда ощущать клинок под рукой исчезла, но перед сном Эдмунд до сих пор клал под подушку нож. На всякий случай.
Умение разумно распределять свое время никуда не делось. Помимо работы оставались и свободные часы, так что мальчик часто поднимался на облюбованную башню, но не для того, чтобы насладиться одиночеством и потосковать. Здесь, на огромной высоте, не было любопытных зевак, что помешают серьезному разговору, а вот собеседник доберется досюда с легкостью. Именно его и ждал Эдмунд Справедливый, свесив вниз ноги, любуясь открывающимися с башни видами и слушая крики птиц, кружащихся вокруг башен Кэр-Параваля.
Никто не сумел бы заметить Меара, настолько тихо он летал. Крылья филина устроены таким образом, чтобы жертва не узнала о надвигающейся с небес смерти до последнего момента. Эта птица была самым неслышным ночным хищником из всех существующих в Нарнии, но тем не менее Эдмунд почувствовал его появление. Не слухом, а спиной, кожей, которой коснулись еле заметные потоки воздуха. Филин опустился на площадку башни и оставшийся путь преодолел уже пешком – это выходило у него довольно неуклюже. Подросток погладил своего неизменного товарища по твердым, жестким перьям, и тот легонько клюнул его пальцы, приветствуя в ответ. Благодаря Меару и его подручным Эдмунд узнавал загодя о готовящихся атаках на нарнийцев, избегал опасных засад и строил свои, куда более успешные. Опыт, приобретенный в походе, был ценен не только как боевой. Теперь младший король знал, что война – это не только звон мечей и лязг доспехов. Огромную роль играет разведка. Искусный шпионаж может перевернуть ход всей войны, дать уступающим силам преимущество, которое сломит врага в два счета. Нужно только вовремя услышать то, что не предназначается для твоих ушей, и использовать эту информацию с умом… И ситуацию из-под контроля не выпускать, для чего филин и прилетел.
– Никаких изменений пока нет, хвала Аслану, - ворчливо отчитался Меар, переступая на месте. Эдмунд достал из кармана завернутые в ткань кусочки свежего мяса – хотя в Нарнии и не привечали охоту, королевские гепарды и львы не могли обходиться без обычной своей пищи. Так что для короля раздобыть угощение для своего помощника было делом одной минуты. Птица щелкнула клювом, проглатывая лакомство, и довольно сощурилась. – Все тихо. Воины сдерживают врагов, стягивающихся туда, и тщательно следят за тем, чтобы они не покидали проклятого замка.
– Пусть и дальше не теряют бдительности. Нужно быть готовыми ко всему, - велел мальчик, устремляя взгляд на запад, где должен был поблескивать ледяной дворец.
– Не думаю, что они выйдут наружу. Цель их явно не в том состоит. Поодиночке их легко перебить, а из такой цитадели вырвать будет сложнее, - мудро подметил филин.
– Зато удастся избавиться от всех разом, - возразил Эдмунд. Только бы ничего не сорвалось за всю зиму, ведь с такими врагами многое может измениться. Лидеры сопротивления хитры и изворотливы, принесли нарнийским королям столько проблем и забот. Не зря служили самой Белой Колдунье… Ничего, Ореиусу не впервой охранять границы отбитых территорий. Он никого не впустит и не выпустит из Западного леса, графом которого являлся Эдмунд. Подросток усмехнулся при мысли, что именно на его владениях разворачиваются боевые действия. Повезло, так повезло.
Мысли его потекли в другом направлении. Король скормил Меару остатки мяса и, вытерев руки о штаны, извлек из голенища сапога плотно свернутый пергамент и палочку из свинца и цинка, что заменяла карандаш. Жизнь многому Эдмунда научила – в том числе и тому, что некоторые секреты следует хранить особенно тщательно. Люси однажды нашла спрятанную им карту Кэр-Параваля, и больше такой ошибки мальчик допускать не собирался. Чертеж дворца Джадис он всегда носил с собой, и о его существовании знал только Питер – и то потому, что звался государем. На этот пергамент наносились все данные об устройстве замка, полученные благодаря птицам. Будь у короля возможность, он бы и мышей туда заслал, да те говорить, увы, не умели и были слишком глупы. Приходилось обходиться тем, что есть, но и того хватало, чтобы составить вполне информативную карту, которую постоянно обновляли. Меар регулярно приносил сведения, пополняющие знания Эдмунда о зловещем дворце. Мальчик был единственным, кто переступал его порог. Он бывал во внутреннем дворе, тронном зале да в темнице просидел какое-то время. Король еще усмехался про себя – как неожиданно его предательство принесло пользу! И хотя ее было маловато, эти сведения стали опорой для действий разведки, и теперь у него в распоряжении был сносный чертеж вражеской цитадели.
Порыв ветра вдруг вырвал пергамент из его рук, решив поиграться с ценным документом. Эдмунд, слишком увлекшийся разговором с Меаром, не успел подхватить его – а может, уже стал терять сноровку, приобретенную в боях. Мирная жизнь не способствует острой реакции, всему есть своя цена. Филин расправил крылья и взлетел, намереваясь догнать шальной ветер и отобрать у него добычу. Подросток остался наверху, ругая себя за невнимательность. Это ж надо было так сглупить: хранить карту, как зеницу ока, и потом так ее профукать! Конечно, он восстановит чертеж по памяти, на которую не жаловался, но обращаться так с важными сведениями нельзя! Позор! Это ж сколько времени ему все переделывать теперь…
Филину никак не удавалось настичь свою цель. Он не был приспособлен к безумным гонкам и виражам. Куда лучше Меар справлялся с бреющим полетом, паря в воздухе. Эдмунд уже попрощался со своей картой, как на помощь пришла одна из птиц, крутившихся у шпилей башен дворца. Ловкий сапсан заложил крутое пике и обрушился на пергамент, точно молния в грозу. Пара мгновений, и вот уже самый быстрый летун вцепился в протянутую руку короля острыми когтями, держа в клюве карту и довольно сверкая глазами. Сопящий филин тоже вернулся, но без поклажи. Эдмунд немного растерялся, но протянул вторую руку, думая, что скоро к списку его титулов прибавится и почетное звание жердочки для пернатых.
– Как твое имя? – спросил он у сапсана. Тот что-то невнятно ответил: говорить с занятым клювом было не самой лучшей затеей. Король совсем потерялся. Забрать пергамент он не мог, не потревожив седоков, а птица не могла его просто выплюнуть, иначе все усилия по спасению документа пропали бы втуне. На помощь пришел Меар: делая величайшее одолжение, он взял бумагу в свой клюв, надолго выбыв из беседы, о чем явно жалел. Освободившись от ноши, сапсан звонко ответил:
– Фалко, Ваше Величество! Я счастлив встретиться с Вами!