Golden Age
Шрифт:
– Менее ценные, чем я, ты хотел сказать? А как же твое коронное «король первым идет в атаку и последним – в отступление!»?
– Я не этот смысл туда вкладывал! – возмутился Питер, на что младший брат только прищурился и фыркнул. Было заметно, что для себя он уже все решил, с чем государь был категорически не согласен. Воцарилось долгое, томительное молчание. Верховный король опустил голову, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь принять важное для этой битвы решение. Долгая осада – тяжелое испытание, и неизвестно, выдержат ли его нарнийцы при такой погоде, которая может еще сильней ухудшиться. Чем быстрее закончится штурм, тем лучше, а Эдмунд предлагал действенный вариант, но такой рисковый, что сердце сжималось в тревоге за брата. Питер-человек не хотел его отпускать, Питер-король пытался найти компромисс, но понимал, что план неплох… И что нет в армии нарнийцев большего знатока дворца, чем Эд, который сам бывал внутри, который засылал туда шпионов и лично парил над его башнями верхом на грифоне. Питер-военачальник должен был в первую очередь думать об армии и цели их похода. И эти три части его души, прежде существовавшие в мире и гармонии, сейчас вошли в противостояние друг с другом.
– Это война, и мы оба знали, на что идем, - твердо произнес черноволосый подросток.
– Для меня этот штурм – дело принципа. Эти монстры поплатятся за содеянное! Я открою ворота и впущу внутрь тебя, чего бы то мне ни стоило. Мы уничтожим тварей Джадис, сокрушим их, и пусть их судьба послужит другим уроком. Никто более не посмеет причинить нашей семье вред.
Питер глубоко вздохнул, готовый озвучить ответ. Эдмунд чуть усмехнулся, зная, каким он будет…
– Нет. Мы применим твой план, но ты в нем участия принимать не будешь.
Коса нашла на камень. Младший король судорожно вздохнул. Он был возмущен, оскорблен до глубины души тем, что его оставляют в тылу, когда на кону такая операция, причем предложенная им лично, продуманная до мелочей! Разве Питер не понимает, что взятие цитадели Джадис для Эдмунда – дело принципа не только из-за недавних событий?! Сколько времени он собирал данные, шпионил за его обитателями, засылал внутрь дворца птиц и мелких животных, продумывал различные планы захвата – а теперь ему говорят посидеть в сторонке?! Подросток не стал сдерживаться и все свое возмущение обрушил на голову брата, который тоже не стал отмалчиваться. Завязался жаркий спор, плавно перешедший в ожесточенную ссору. Эдмунда всего трясло. Да даже слепому понятно, почему Питер его не хочет пускать – конечно, он же брат и король, а как же! Однако говорить, что это слишком опасно, попросту нечестно! Сам-то государь мчится на острие атаки, верхом, с мечом наголо, ведя войско в бой, и это якобы неопасно, а вот намерение Эдмунда, по его словам, совсем другое дело. Между прочим, за него переживают не меньше, но никто ведь не ограничивает Верховного короля в стремлении быть впереди своей армии! А младшему это за что? Да это же лицемерие в чистом виде! И как брат может называть себя разумным командиром, когда как воины для него не равны друг с другом? Младший король в походе отождествлял себя с подчиненными. Да, он командует, да, он отдает приказы, но это не значит, что постель у него должна быть мягче, а паек – больше и сытнее. Свою жизнь он оценивал так же, как и жизнь любого бойца, входящего в его отряд. А теперь получается, что Питер предпочтет рискнуть успехом всей миссии, нежели подвергнуть своего младшего братишку опасности? Ведь с участием мальчика успех куда вероятней! Эдмунд рвал и метал – за кого его принимают? За ребенка несмышленого?! Кто, в конце концов, три месяца воевал в лесах и проливал вражескую кровь? Государь, видя, что никакие аргументы не действуют на брата, пошел на самые крайние меры, чем только больше разозлил заносчивого мальчишку. Видите ли, они на войне, а это значит, что приказы командира следует выполнять, а приказ от Верховного короля таков, чтобы младший и не рассчитывал на эту вылазку! И хотя Эдмунд понимал в глубине души, что Питер слишком сильно за него переживает, оттого это и ляпнул, выведенный из терпения, спокойствия это ему не прибавило. Он до сих пор подчинялся брату, потому что считал его решения удачными и разумными, и только поэтому! Белая Колдунья научила подростка думать головой, и что в Теребинтии, что после нее он старался поступать так, как считал честным и правильным. Сейчас же с тем, что Питер выгоде армии предпочитает личные привязанности, Эдмунд был в корне не согласен и мириться с этим не желал.
Как он ни бушевал, этот спор окончился для него поражением. Питер, хотя его и задело многое из того, что брат наговорил, своего решения не изменил. Подросток вылетел из шатра, сопровождаемый удивленными взглядами военачальников, которые не были свидетелями ссоры правителей. Они узнали о новой тактике, лишь присоединившись к Верховному королю, который был собран, но мрачен и хмур. Эдмунд же, не находя себе места от злости и обиды, выпроводил слугу из своего шатра и извлек из ножен меч. Сталь тихо зазвенела. Клинок был украшен затейливой вязью, тянущейся по долу, такой же, как и резьба на его доспехах. Подросток всмотрелся в свое отражение в отполированном мастерами лезвии, на котором все же виднелась пара царапин – точно шрамы после военного похода. Мальчик поджал губы и рассек мечом воздух. Никто и ничто не остановит его от участия в этой вылазке, ибо от него напрямую зависит ее успех. Даже Аслан. Чего уж говорить о Питере?
Ссора королей прошла незамеченной для окружающих, даже для самых приближенных воинов. Эдмунд готовил лазутчиков так, словно ничего не замышлял, и оттого Ореиус ничего не заподозрил, когда младший правитель сказал, что отправит их в путь лично и даст последние наставления. Довольствовавшись этими словами, кентавр отправился с докладом к Верховному королю. Тот, узнав, что воины вылетели, кивнул. Согласно договоренности, когда те отопрут ворота, то зажгут факелы и дадут основным силам сигнал. Первой внутрь дворца ворвется стремительная конница, а уже после – пехота.
Спустя пару минут Питер попросил позвать брата, чтобы обсудить с ним еще раз численность первой волны. Однако помощники Эдмунда найти не смогли. Верховный король отправил их еще раз, но никакого результата. Младшего правителя не удавалось найти во всем лагере, который подняли на уши. Юноша, в душу которого уже закрались сомнения, велел узнать у грифонов, сколько из них отправились на это опасное задание, а сам поспешил в шатер брата. Он не сумел сдержать стона, увидев, что ни меча, ни доспехов внутри нет, а когда доложили, что вместо четырех летунов пропало пять, и вовсе отпали все сомнения. С рыком Верховный король вырвался из теплого шатра на мороз, сжимая кулаки и устремляя взгляд на небо, куда так хитро и незаметно смылся Эдмунд, в очередной раз наплевав на все приказы. Сердце обливалось кровью – как мог он положиться на благоразумие брата, ведь тот еще мальчишка, пусть и хладнокровный командир! «Он и поступил хладнокровно… – возразил голос разума. – Просто считал иначе, чем ты!». Эд никогда не поступит так, как считает неправильным, и никто его не удержит.
Питер заскрипел зубами и пошел к себе. Деваться было некуда – отозвать грифонов не было возможности. Оставалось только ждать сигнала от лазутчиков и молиться Аслану, чтобы все прошло успешно. Верховный король с замиранием сердца ждал, когда же замелькает впереди факел и даст знать об удачном завершении миссии. Он всматривался в ледяную крепость до боли в глазах, не способный отвести взгляда, и сжимал рукоять меча с такой силой, что пальцам от жестких латных перчаток становилось больно. «Как все закончится, уши надеру!» - говорил себе государь, но знал, что не станет этого делать, потому что его младшего брата, видимо, ничто уже не исправит. Он поступал так, как считал нужным, что в битве при Беруне, что сейчас… Пусть все сложится хорошо, и так будет и впредь, а этот раз не станет последним!
Ледяной дворец казался спящим, мертвым, но было ясно, что на стенах его не дремлют часовые. Враги даже под покровом ночи были готовы отразить нападение нарнийцев. Легкая вьюга закручивала водовороты из снега, но на подступах к замку не было заносов – то ли колдовство, то ли особенность местности. Кентавры переминались с ноги на ногу, и копыта их едва слышно стучали по расчищенной дороге. Все терпеливо ждали сигнала… И когда зазвонил где-то далеко сигнальный колокол, все синхронно вздрогнули. Закусив губу, Питер смотрел на дворец Джадис, на стенах которого задвигались огни. Враги заметили диверсантов – значит ли это, что они уже пробрались к механизму, отпирающему двери? Или же их засекли на подходе и все пропало, их уже не спасти?! «Эд, зачем ты туда полез?!» - хотелось закричать Верховному королю, но он хранил молчание, чтобы не взволновать свое войско, уверенное в победе.
Скрежет металла показался ему набатом, самым желанным звуком в его жизни. Пока не было никаких изменений, но этот грохот, очевидно, был знаком того, что отодвигаются прочные, толстые засовы. Эдмунд прорвался к механизму, и лишь тяжелые ворота разделяли их друг от друга! Питер судорожно вздохнул, когда створки дрогнули и мучительно медленно начали расходиться в разные стороны. Чем дальше они отходили друг от друга, тем легче становилось у него на сердце…
Вдруг раздался еще более громкий скрежет, от которого душа ушла в пятки. Что-то загрохотало внутри дворца, и створки ворот прекратили свое движение. Щель между ними была настолько узкой, что и худому человеку трудно будет протиснуться, не то что всаднику, а уж целой армии и вовсе не на что рассчитывать!
– Ну же… – прошептал Питер, судорожно сжимая клинок. Пусть это будет лишь короткая заминка!.. Но ворота больше не открывались, будто не стало тех, кто предпринял храбрую попытку сделать это.
***
Высадка на башню вражеского дворца прошла гладко. Никто не заметил пятерых грифонов, мягко спланировавших из тяжелых облаков на ее скользкую крышу, так как часовые ждали атаки откуда угодно, но не с небес. Эдмунд и еще четверо воинов неслышно спрыгнули на площадку. Врагов, двух крепких богглов, они уложили без лишней пыли и шума и начали свой тихий, незаметный путь вниз, к самым воротам.