Голем в Голливуде
Шрифт:
Каин вздыхает и говорит, что опять же мыслит о будущем, о городских границах через десять поколений. К тому времени башня окажется в центре города.
– Возможно ли городу разрастаться безудержно и вечно? – спрашивает Ашам.
– Вечность – долгий срок, – отвечает Каин.
Ашам подметила, что свое детище он называет по-разному – смотря с кем говорит. Для бесед со священниками или выступлений на сходах это всегда храм. Храм, которому надлежит заменить негодную молельню и своей грандиозностью восславить Господа.
Но в разговорах
Пусть другие не замечают разницы – Ашам-то ее видит. Брат не тратит слов попусту. Он все подразделяет, классифицирует, всему дает надлежащее имя. Точность, любит повторять Каин, – основа взаимопонимания.
Он так говорит, когда хочет увильнуть от ответа или солгать.
На привале перекусывают сушеной рыбой. Остужаясь, носильщики стоят по колено в реке и пригоршнями хлебают воду, которая тотчас выходит бисеринами пота на лицах, руках и загорелых безволосых торсах. Енох залезает на сосну и кидается шишками. Ашам насыщается просяной лепешкой.
– Уже близко, – говорит Каин.
Енох хлопает в ладоши:
– Близко!
На закате они видят башню, которую Ашам сперва принимает за новый город – так огромно ее основание.
Каин помогает Ашам слезть с паланкина и смеется над ее изумлением:
– Это еще что!
В сопровождении десятников они обходят башню по периметру. Похоже, здесь собралось полгорода. Уйма рабочих, для которых возведены времянки, трудятся днем и ночью, при свете солнца и факелов. Грохот не стихает. Плотники, возницы, резчики, кузнецы. Двадцать дюжин красноликих мужчин посменно топчут глину, формуют и обжигают кирпичи.
Уже возведено семь ярусов, каждый следующий чуть меньше предыдущего. По внешней стороне стен спиралью поднимаются пандусы, достаточно широкие, чтобы разошлись двое встречных. Однажды по ним зашагают паломники, желающие увидеть царствие небесное. За символическую плату они осуществят свою мечту.
– Царствие небесное? – таращится Ашам.
– Идем, посмотришь, что внутри.
Огромный зал нижнего яруса отдан искусству. Енох носится замысловатыми кругами и во всю мочь вопит, наслаждаясь собственным эхом, а Каин демонстрирует изящные узорчатые фризы. Ашам замирает перед глубокой нишей, где видит гранитную статую – человек в натуральную величину.
– Нравится? – спрашивает Каин. – Я нанял самого даровитого скульптора в долине.
Ашам растеряна.
– Правда, замысел мой, – говорит Каин.
– Это же идол.
– Перестань. Никто ему не поклоняется. Деталь убранства.
Ашам пучит глаза:
– Это ты.
– И что? Люди должны знать автора затеи. Это научит их мечтать.
Ашам медленно обходит скульптуру. Ничего не скажешь, похоже. Но в голове гремит часто слышанное отцово предостережение, неоспоримое, как закон природы: не сотвори себе кумира. Наверное, даже стоять рядом со статуей – смертный грех.
В одну руку идола скульптор вложил факел, в другую – нож.
– Свет и сила, – говорит Каин. – Орудия ремесла. Если суммировать все, что я постиг, выйдет вот что: в одиночку толковый человек построит дом. Управляя тысячами, толковый человек создаст мир.
– Мир уже создан, – отвечает Ашам.
Каин смеется:
– Идем, а то пропустим закат.
Енох страшно недоволен приказом остаться внизу:
– Я хочу посмотреть.
– Это опасно, – говорит Каин. – Побудь с собакой.
– А почему вы идете?
– Мы взрослые.
– Я тоже взрослый.
– Пока нет.
– Взрослый.
– Я не собираюсь с тобой спорить. – Каин подает знак стражнику, и тот уносит орущего Еноха к паланкину.
Вслед им Каин вздыхает:
– Терпеть не могу, когда он мне перечит.
– А чего ты хочешь? – говорит Ашам. – Твой сын.
Каин грустно улыбается:
– Пошли.
Очень скоро Ашам понимает, что брат поступил правильно, не взяв с собой мальчика. Она и сама готова вернуться. На высоте ветер полощет ее одежды, она жмется к внутреннему краю пандуса с недостроенным парапетом. Каин шагает безбоязненно. Не желая выказывать слабость, Ашам собирает всю свою отвагу и поспешает следом.
С седьмого яруса, где парапета нет вообще, открывается потрясающий вид. Со всех сторон небо истекает медом. Далекий город кажется природным рельефом, все его строения – будто глиняная равнина. Каин отдает свою накидку Ашам. Та закутывается и, сглатывая комок в горле, смотрит на брата, который подходит к самому краю площадки.
– Красота, а? Вообрази, какой будет вид с самого верха. Узришь всю долину и все, что за ней.
– Очевидно, и царствие небесное.
– И царствие.
– Бывало, ты спорил о нем с отцом.
– Бывало.
– Ты в царствие не верил.
– Я и сейчас не верю.
Ашам подходит к краю и с семиярусной высоты осмеливается глянуть вниз. Голова кружится, Ашам отступает.
– Ты строишь подъем к тому, чего нет.
– Главное, чтобы народ не терял интереса.
– Люди потребуют вернуть деньги, если взгромоздятся на такую верхотуру и ничего не увидят.
– Ну, я ведь не исключаю, что царствие небесное есть. Но поверю в него, лишь когда сам увижу. А поскольку этого не случится, я доверяю своему чутью.
– А вдруг ты ошибаешься?
– Значит, ошибаюсь.
– Не понимаю, зачем тебе это?
– Без знания невозможен свободный выбор.
– И это так важно, что ты не боишься прогневить Бога?
– Кто сказал, что Он прогневится?
– Вряд ли Он обрадуется, если у Него на пороге возникнет оголтелая толпа.
– Он же Бог, – говорит Каин. – Наверняка справится.
Солнце вдавливается за горизонт. Далеко внизу жуками снуют рабочие. Ветер доносит крики, щелканье бичей, ржанье и скрипы.