Голоса с улицы
Шрифт:
– Невзрачно, да? – заметила Марша.
Хедли вспомнил безотрадные холмы между городами: это была точно такая же заброшенная развалюха. Он поежился и направился к жилому дому.
– Как мы попадем внутрь? – нетерпеливо спросил Хедли.
Марша повела его наверх по шаткой лестнице, вдоль веревок с развевающимся заплесневелым бельем. Она распахнула дверь-ширму и проводила Хедли на кухню, где воняло копченым салом и прогорклыми овощами, превшими в темных закромах. Над головой зажглась лампочка – голая и слепящая. С одной стороны кухни находились массивная раковина и сушка:
– Сюда, – сказала Марша, решительно уводя его из кухни. Хедли хмуро пошел следом по застеленному ковром коридору. Туда проникал запах старого туалета, пропитавший каждый угол. Шагнув в гостиную, женщина протянула руку к удлинителю. Как только Марша его нащупала, гостиная порывисто ожила.
Хедли увидел перед собой огромную комнату с высоким потолком, перекрашенную вручную: стены – синие, потолок – зеленый. Пол выложен битумной плиткой. Вместо стульев – широкая кровать в голливудском стиле; в дальнем конце комнаты на полу разбросаны груды подушек. В центре – низкий стол из аризонского шифера, и на нем раскрытая шахматная доска. В углу висела абстрактная конструкция. Половину комнаты занимал книжный шкаф, сделанный из кирпичей и досок и до отказа набитый томами в мягких и твердых обложках. Стены закрыты прикнопленными репродукциями. В каждом углу – перевязанные подшивки газет и журналов. А у края голливудской кровати Хедли заметил раздувшуюся картонную коробку с разрозненными листами «Суккубов».
– Садитесь, – пригласила Марша. – Я принесу вам выпить. Что вы будете – скотч или бурбон?
– Бурбон, – промямлил Хедли, робко усаживаясь на голливудскую кровать.
С нижнего этажа доносился пронзительный визг радио. На улице сигналили и со свистом проносились машины. Лампочка и шиферный стол дребезжали от глухих колебаний – видимо, из-за холодильной системы. В комнате было холодно и сыро: Хедли поежился и полез в карман за сигаретами. На кухне Марша поискала чистые стаканы.
Пока он сидел и курил в ожидании, приковылял огромный белый волкодав и уставился на него. Обнюхав незнакомца, пес поковылял прочь.
– Дорогой Тертуллиан, – властно крикнула Марша на пса.
Тот застыл и повернулся к ней.
– Иди и ляг обратно на свою подстилку, – приказала хозяйка.
Пес проковылял мимо Хедли на кухню и скрылся за плитой. Там он со вздохом свернулся на усыпанном шерстью тюфяке и уставился невидящим взглядом, положив голову на палевые косматые лапы.
Немного спустя Марша быстро вошла в гостиную с двумя высокими бокалами виски.
– Вот, – сказала она, усаживаясь на кровать и ставя напитки по центру шиферного стола. – Угощайтесь.
Хедли брезгливо взял свой бокал.
– Это место меня угнетает, – внезапно сказал он и беспокойно завертел холодный бокал в руках. – Все по правде или вы просто водите меня за нос?
Марша посмотрела на своими холодными серыми глазами.
– Что вы имеет в виду? Что –
– Эта история с Бекхаймом. Откуда мне знать, что вы не водите меня за нос с самого начала? – Хедли угрюмо окинул глазами комнату. – Здесь его нет и близко. Так где же он, черт возьми?
– Он находится не здесь, – резко сказала Марша, повысив голос. – С какой стати ему здесь быть? С чего вы взяли, что застанете его именно здесь?
– Успокойтесь, – смущенно сказал Хедли.
Марша отпила виски.
– Не понимаю, почему вы должны меня подозревать, – тонким голосом сказала она.
– Подозревать вас! В чем?
– Забудьте, – она сильно дрожала. – Я не могу допустить, чтобы вы меня подозревали. Так вот какого мнения вы обо мне? Неужели вы ничуть мне не верите и не доверяете? – Ее глаза заблестели от слез, и она затараторила: – Чем я могла внушить вам такие мысли? Нет, дело тут в вас. Виноваты вы, а не я.
– Что за херня? – раздраженно воскликнул Хедли.
– Пустяки. Я просто не потерплю, чтобы вы так обо мне думали. Прошу вас… – Внезапно Марша умолкла и отвернулась. – Не хочу об этом говорить.
Оба немного помолчали. Хедли был потрясен: он впервые заглянул под хрупкую оболочку, которую Марша воздвигла вокруг себя, и перед ним ненадолго обнажилась глубинная, цепляющаяся неуверенность этой женщины.
– Вы напуганы, – изумленно сказал Хедли. – Вы болтаете без умолку – жестко и безжалостно, но на самом деле боитесь моего осуждения.
– Проехали, – Марша вслепую пошарила вокруг. – Дайте мне сигарету, пожалуйста?
Он дал ей сигарету из своей пачки: Марша судорожно подалась вперед, ее пальцы тряслись. На миг их лица сблизились: от нее слабо пахло мылом и приглушенным древесным ароматом. А еще – расхристанным, переменчивым страхом. Затем Марша быстро откинулась назад, прижавшись к стене лопатками, подобрала ноги и засунула их под себя, скрестила руки, затянулась сигаретой, слегка приподняла грудь и слабо улыбнулась Хедли.
– Вам придется кое-чему научиться, – произнесла она негромким, но твердым голосом. – С людьми нельзя так обращаться.
– Расслабьтесь, – сказал Хедли. – Вы просто расстроены: ничего страшного не происходит. Никто с вами никак не обращается. – Марша по-прежнему смотрела на него блестящими глазами, пока он не встал и не зашагал в раздражении по комнате. – А еще мне не нравится это ожидание, – заявил Хедли.
Марша перегнулась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты: на лице женщины оставалась та же безумная, упорно сдерживаемая гримаса.
– Сколько это будет продолжаться? – спросил Хедли. – Сколько мы еще просидим наедине? Если я приехал с ним встретиться, давайте уже покончим с этим.
Марша заботливо сказала:
– Это недолго. Потерпите еще немного мое присутствие.
– Почему не сразу?
Марша не спускала с него глаз, но ответа не последовало. Ему предстоит вмешаться в космический процесс? Совершить безжалостный ритуал, неподвластный человеку? Напряжение Хедли усилилось: ее неуравновешенность просто ошеломляла. Вдруг он воскликнул: