Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Но как же с моим согласием? — усомнилась донья Крус.
— Я обдумал и это. Если вы мне откажете, я вас увезу силой. Ладно, довольно, это дело решенное. Я привез важные вести и хочу видеть принцессу Гонзаго.
— У принцессы сейчас ее дочь, — ответила донья Крус. — Она не принимает.
— Дочь! — вскричал Шаверни. — Мадемуазель де Невер! Это ж моя вчерашняя невеста, прелестное дитя, клянусь Господом! Но я люблю вас и сегодня же на вас женюсь. Послушайте, моя прелесть, я говорю серьезно: раз мадемуазель де Невер сейчас у матери, я тем более должен туда
— Невозможно! — вырвалось у цыганка
— Для французских рыцарей нет ничего невозможного! — наставительно произнес Шаверни.
Он заключил донью Крус в объятия и, сорвав с полдюжины поцелуев, как тогда выражались, отодвинул девушку в сторону.
— Как туда пройти, я не знаю, — продолжал он, — но мне укажет дорогу бог приключений. Вы читали романы Ла Кальпренада 155 ? Разве человек, который несет записку, написанную кровью на лоскутке батиста, не пройдет куда угодно?
155
Кальпренад, Готье де ла (1614—1663) — французский романист и драматург, автор длинных и скучных романов.
— Записку, написанную кровью? — повторила донья Крус, на сей раз без смеха.
Шаверни был уже в гостиной. Цыганка семенила рядом, но не сумела помешать ему отворить дверь молельни и влететь к принцессе.
Здесь манеры Шаверни несколько изменились. Этот безумец знал, где и как себя вести.
— Достойнейшая кузина, — учтиво поклонившись, начал он с порога, — я до сих пор не имел чести лично засвидетельствовать вам свое почтение, и мы с вами незнакомы. Я — маркиз де Шаверни, кузен де Невера по линии моей матери мадемуазель де Шанель.
Услышав имя Шаверни, Аврора в испуге прижалась к матери. Донья Крус остановилась позади маркиза.
— И зачем вы ко мне пожаловали? — раздраженно осведомилась принцесса и встала.
— Дабы загладить вину одного моего взбалмошного знакомого, — ответил Шаверни, обращая на Аврору умоляющий взгляд, — некоего безумца, который носит отчасти то же имя, что и я. И вместо того, чтобы принести мадемуазель де Невер извинения, которые не могут быть приняты, я покупаю себе прощение посредством доставленной ей записки.
С этими словами он встал перед Авророй на колени.
— От кого эта записка? — нахмурившись, спросила принцесса.
Но побледневшая и дрожащая Аврора уже догадалась.
— От шевалье Анри де Лагардера, — ответил маркиз. Сказав это, он достал из-за пазухи платок, на котором
Анри нацарапал несколько слов своей кровью. Аврора попыталась встать, но рухнула без сил обратно на диван.
— А разве?.. — начала принцесса, увидев лоскут материи с пятнами крови на нем.
Шаверни взглянул на Аврору, которую уже обнимала донья Крус.
— Послание выглядит мрачновато, — проговорил он, — но не пугайтесь. Когда он писал, у него не было под рукой ни чернил, ни бумаги…
— Он жив! — выдохнула Аврора.
И она в знак благодарности Господу
Принцесса отвернулась. Это был последний всплеск ее гордыни.
Аврора попыталась было прочесть записку, но слезы застилали ей взор, да и буквы на материи расплылись и были очень неразборчивы.
Госпожа Гонзаго, донья Крус и Шаверни попробовали ей помочь, но и они не смогли разобрать расплывшиеся каракули.
— Я прочту, — проговорила Аврора, утирая глаза тем же платком.
И она и вправду прочла:
«Принцессе Гонзаго. Сделайте так, чтобы я перед смертью еще раз повидал Аврору».
На какое-то мгновение Аврора застыла. Затем, придя в себя в материнских объятиях, она спросила у Шаверни:
— Где он?
— В тюрьме Шатле.
— Значит, он приговорен?
— Понятия не имею. Знаю только, что он сидит в одиночке.
Аврора высвободилась из объятий матери и бросила:
— Я еду в тюрьму Шатле.
— Рядом с вами ваша мать, — с упреком проговорила принцесса, — и отныне она будет вам поддержкой и опорой. Ваше сердце молчало, но должно было сказать: «Матушка, отвезите меня в тюрьму Шатле».
— Как! — пролепетала Аврора. — Вы готовы?..
— Супруг моей дочери — мой сын, — ответила принцесса. — Если он погибнет, я стану его оплакивать, а если его еще можно спасти, я его спасу!
Она направилась к двери; Аврора, догнав мать, принялась целовать ей руки, орошая их слезами и повторяя:
— Да возблагодарит вас Господь, матушка!
В просторной канцелярии Шатле завтракали долго и обильно. Маркиз де Сегре вполне заслужил свою репутацию, впрочем, немало над нею потрудившись. Это был изысканнейший гурман, модный судебный деятель и безупречный вельможа.
Его советники, начиная от сьера Вертело де Лабомеля и кончая юным Юссоном-Бордессоном, имевшим лишь совещательный голос, отличались жизнелюбием, упитанностью, прекрасным аппетитом и чувствовали себя гораздо лучше за столом, нежели в зале суда.
Нужно отдать им должное: второе заседание Огненной палаты было много короче, чем завтрак. Из трех свидетелей, коих они намеревались заслушать, двоих не оказалось в наличии, а именно: неких Плюмажа и Галунье, сбежавших из тюрьмы. Давал показания только господин де Пероль. Выдвинутые им обвинения были столь ясны и бесспорны, что вся процедура заметно упростилась.
В те поры в Шатле все было временным. У судей не было никаких удобств, в отличие от дворца парламента. Гардеробная маркиза де Сегре помещалась в темной комнатке, отделенной лишь тонкой перегородкой от закутка, где переодевались господа советники. Это было весьма стеснительно, а ведь в небольших провинциальных судах к господам советникам относились с большим почтением. Через застекленную Дверь зала канцелярия сообщалась с мостом, соединявшим кирпичную или Новую башню с замком на уровне камеры, куда был посажен Шаверни. Чтобы попасть в тюрьму, заключенные были вынуждены проходить через эту залу.