Горькая правда
Шрифт:
— Нет, больше ничего не надо, — говорит Фанни и сует в рот тост. — Наверное, у меня приступ гипогликемии — я только что потеряла сознание в машине…
— Вот что, не знаю, как вы, а я подустал от этого цирка, — перебивает ее Сэм. — Говорите, зачем явились, и катитесь отсюда. А то и сразу катитесь.
Фанни обводит их взглядом, затем смотрит в угол на не включенный телевизор и спрашивает:
— Вы что, правда, не знаете?
— Не знаем — чего? — недоумевает Элинор.
— Какое странное чувство! Вы словно за стеклом. В другом эоне. Ничего не знаете.
— Не знаем о чем? — не выдерживает Адриан.
Примерно полтора часа назад Фанни Таррант сидела на переднем пассажирском сиденье красного "BMW 318i", за рулем которого был ее партнер Крайтон Дейл. Они направлялись в Гэтуик, чтобы попасть на каникулярный чартерный рейс в Турцию. Машина скользила по средней полосе лондонской окружной дороги со скоростью семьдесят миль в час. Крайтон, профессиональный юрист, неукоснительно соблюдал правила ограничения скорости. Его водительские права отличались девственной чистотой, и он намеревался сохранять их такими и впредь. Если парочке доводилось спешить, за руль садилась Фанни и развивала скорость. Но в это раннее воскресное утро особого движения на М25 {18} не было, да и впереди у них еще оставалась куча времени.
18
Главная лондонская окружная дорога.
Поднялись они ни свет ни заря, разбуженные в своей клеркенвильской мансарде двумя будильниками и телефонным звонком, который заказали в "Бритиш телеком", наскоро натянули на себя одежду, подцепили упакованные накануне сумки и, зевая и спотыкаясь после куцего сна, шагнули в туман Восточного Лондона. Но вскоре они повеселели — пьянило предчувствие отдыха. Они были красивой парой — светловолосая, гибкая Фанни и поджарый, горбоносый Крайтон с ежиком шелковистых каштановых волос — и, похоже, сознавали это. В автомобильную стереосистему был вставлен диск, звучала тихая музыка. Играла бельгийская музыкальная группа "Энигма" — смесь грегорианского хорала с электронной танцевальной музыкой, которую оба они любили за чувственные ритмы и легкий привкус святотатства.
— Ты взял фотоаппарат? — вспоминает Фанни.
— Да. Но его надо зарядить, куплю в аэропорту пленку.
— А я — сегодняшнюю газету.
— Ты вроде бы собиралась забыть о существовании газет на две недели.
— Это последний штрих — потом можно и успокоиться.
— Что там у тебя?
— Дневник и интервью с Адрианом Ладлоу.
— Что еще за Ладлоу?
— Да, — вздыхает Фанни, — боюсь, именно так и скажут, развернув газету, чуть ли не все читатели: — Что еще за Ладлоу?
— Зачем же ты поехала к нему?
— Когда-то он написал книгу, которая очень много для меня значила. "Укрытие".
— Не знаю, не читал… Кажется, у тебя давно не было настоящей звезды. Они что, стали побаиваться тебя?
— Не столько они, сколько их прихвостни, — объясняет Фанни. — Теперь пиар-публика требует, чтобы с ней согласовывали интервьюера, а стоит им услышать мое имя — тут же отказ. Для меня единственный шанс — прорваться и поговорить с самой знаменитостью. По моему опыту, мало кто способен отказаться от приглашения поговорить о себе любимом. А ты тоже держи ухо востро, — добавляет Фанни, — до этого мне еще не приходилось раздеваться догола, чтобы выудить историю.
— А, Ладлоу — это тот, с сауной?
— Он самый.
— По-моему, типичный грязный старикан, — негодует Крайтон.
— Нет, он был скорее мил. И совершенно безобиден, — не соглашается Фанни.
— Надеюсь, тем не менее ты его приложила по полной, — гнет свое Крайтон.
— Ты что, ревнуешь? — недоумевает Фанни.
— Не столько ревную, сколько не доверяю, — поясняет Крайтон. — На что она похожа, эта сауна?
— Такой себе деревянный сарайчик, совсем маленький. В углу печка. Двухуровневые полки; рассчитан на троих; четверо — уже под завязку. Практически без окон, с потолка льется тусклый желтенький свет — в общем, полное ощущение духовки.
— Вы оба были голые?
— Я сначала было задрапировалась в полотенце, но потом сняла— очень мешало.
— А он не пробовал?..
— Нет. Но была такая минута, когда он… — Голос Фанни дрогнул — ей припомнилась эта минута.
Крайтон, не спускавший глаз с дороги, мечет в нее короткий острый взгляд.
— Когда он что?
— Прикоснулся ко мне. Но это не в сауне, а позже, когда мы отдыхали, завернувшись в купальные халаты. Я полностью расслабилась, было так хорошо. Я показала ему свою татуировку. Он потрогал ее пальцем. И вдруг атмосфера накалилась. Не знаю, что было бы дальше, если бы в эту секунду не появилась его жена.
— Его жена? Ты мне раньше об этом не рассказывала.
— Крайтон, да мы в последнее время двух слов не успевали друг другу сказать, так оба были заняты. И сексом уже сто лет как не занимались.
— Я намерен наверстать упущенное в ближайшие две недели, — заявляет он. — Собираюсь замучить тебя вконец. — Фанни вместо ответа самодовольно улыбается. — Так что ж она сказала, эта самая жена?
— Поначалу ничего особенного. Но потом, когда он на несколько минут вышел, она вдруг выложила, каково это быть замужем за ним, — получилась довольно горькая исповедь. Ей нужно было выговориться.
— Короче, ты сделалаего?
— Да, — подтверждает Фанни. — Думаю, да.
— Умница. — В эту минуту CD замолкает, и Крайтон просит: — Поставь что-нибудь еще.
— Давай послушаем радио, — просит Фанни. — Сейчас как раз новости.
— Опять новости, — сокрушается он.
Фанни нажимает кнопку на системе — включается Би-би-си-4. Ведущий по телефону обсуждает с кем-то произошедшую автокатастрофу. Проходит минута, а может, и две, прежде чем они слышат "Париж", "папарацци", "принцесса Диана".
— Диана? — вскрикивает Фанни. — Господи, что она еще выкинула?
Ведущий заканчивает телефонный разговор и объявляет:
Для тех, кто только что присоединился к нам. Получено официальное подтверждение: принцесса Уэльская скончалась от полученных травм в четыре часа утра в парижском госпитале…
Фанни ахает и хватает Крайтона за руку, из-за чего машина слегка вихляет в сторону.
— Диана погибла? Не могу поверить.
— Тише! — говорит он. — И отпусти мою руку.