Город
Шрифт:
— Этого не может быть, — также безнадёжно вопросил Щека. — Охотничьи угодья… я не мог перепутать их расположение.
— Мог. Мы сейчас на охотничьих угодьях. Мы сейчас на территории зверей.
— Но как же этот охотник? Почему его съели здесь, вдали от их логова?
— Не знаю, Щека, не знаю. Я знаю только то, что нам нужно бежать. Уверен, — бросил за плечо Эмиль, хладнокровно вырывая ружьё из мёртвых окостеневших рук. — Что они уже давно учуяли нас. Чудо, что ещё не напали. Они уже идут по нашему следу.
Щека поднялся с колен, взгромоздил на плечи свой мешок и был готов совершить их последний
Совсем-совсем рядом, будто над самым ухом, пробирая до костей, раздался вой.
Они на мгновение замерли.
— Уходим, — сказали Пётр и Щека одновременно.
Эмиль не выпускал ружьё из рук. Мертвец тоже.
* * *
— Слышал ли ты когда-нибудь о Саяно-Шушенской ГЭС?
Павел недоуменно покачал головой, не в силах определить к чему ведёт старик.
— Эта гидроэлектростанция являлась крупнейшей по мощности в России. Ключевое слово — являлась. Есть люди, которые полагают, что она не «являлась», а «является». Располагалась она на границе между Красноярским краем и Хакасией, стояла на реке Енисей, на реке, которая делила один город по полам, город старого мира. Знаешь ведь квартал Пепельный?
— Знаю, правда там сейчас ничего особо интересного и нету, кроме как обугленный зданий. Так зачем ты мне всё это говоришь, дядь Федь? — Паша слегка поправил кепи на лбу, почесал за ухом.
— Подожди и не перебивай. Пепельный квартал раньше носил иное название, а Пепельным он стал называться после того, как в нём произошло восстание, сопровождаемое пожаром. Восстание Красноярцев, той доли населения, которая за возвращение обратно в наши старые города, они утверждают, что из-за этой их Саяно-Шушенской ГЭС город не замёрз и не был погружён в вечный холод. Этому есть официальные подтверждения, которые я выискивал и вырезал в газетных колонках — их река не замерзала зимой. Значит, если она выжила, если за ней ещё ухаживают и следят, то это может быть настоящим Оазисом. Не такое, которое воображают себе в голове люди, выходящие за стену, охотники и исследователи, не слепая надежда в удачные повороты судьбы, а вполне реальное место. Как видишь, не я один хочу бежать из Города. Сейчас всех, кто говорит о подобном, ссылают на Чернодобывающую станцию куда подальше, но у меня есть связи, я знаю как минимум одного человека, который точно также хочет попасть на Чернуху. Его зовут Борис, он участвовал в том самом пепельном восстании, но его не поймали — мужик засел на дно и спрятался. Я знаю, где он прячется. Найди его, поговори с ним, он сможет помочь тебе попасть на Чернуху и спасти своих родителей. Тебе придётся вступить в игру охотников и волков.
— И где же он? — Ещё не зная соглашаться на это предложение или нет, спросил Павел Скрипач.
— В борделе. У него там есть одна особа, Мария, которая его прячет. Вот тебе туда и дорога. Займись этим пока тебе не найдут новую скрипку и снова не заставят сидеть здесь сутками.
— Ну, если честно, я не уверен, что хочу поднимать восстание, тем более не уверен в том, что у меня это получится, — он насупил брови. — Я как минимум ещё слишком молод для этого. В повстанческом
— Паш, вот я тебе щас скажу прямо, ты идиот. А если человек на тебя дуло пистолетное направит, ты метаться будешь или спокойно примешь пулю в лоб? Вот тут-то и оно. И нет, я считаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать подобные решения. Это твой шанс, это шанс каждого из нас. Теперь судьба всего Города на твоих плечах, — Фёдор Абросимов подловил себя на том, что слишком уж разошёлся со своим писательским пристрастием к широкому размаху словца, не стоит возлагать на парня слишком много.
— А что если Капитан узнает? — Засопливил скрипач.
— Боря прячется там уже хер пойми сколько, а у него была ведущая роль в восстании, и ничего, он не сидит на месте и не спрашивает себя, а что если Капитан узнает, а что если Капитан накажет. Паша, ну что ты как размазня?
Музыкант нервно заскрёб ногой по половицам, его лицо вдруг скривилось, стало каким-то невероятно некрасивым. Руками он спрятал глаза и уткнул локти в стол.
— Ну, ну, то ли ещё будет, Паш. Ну полно тебе, сынок, не плачь. Прости, я слегка перегнул, на самом деле я прекрасно понимаю тебя — я тоже боюсь. Бояться нормально, только дурак не боится. Особенно тяжело держаться в этом Городе. Страх — это… это штука липучая. Страх пропитал поры людей. Как здесь быть политичным? Ну, ну, — похлопал он его по плечу. — Супчик остыл, но ты поешь, наберись сил, успокойся.
Павел утёр слёзы и зачерпнул ложкой супу. Пролил внутрь рта и проглотил. А затем ещё одну.
— Ну вот, видишь? Всё хорошо, — дядя Федя смотрел на него невероятно добрыми проницательными глазами.
Из под стола внезапно вылез мальчишка, помощник Хозяина.
Они оба онемели от страха, Фёдор схватил мальчишку за локоть, не дал ему уйти, придвинулся к нему так, что их лица чуть ли не соприкасались, и спросил грозно:
— Что ты слышал из нашего разговора?
Мальчик замялся, увидев звериную злобу в глазах Фёдора, растерялся и сказал правду:
— Всё.
* * *
Солнце садилось, ввергалось в пучину белоснежного пуха, словно голова золотой статуи в перистую подушку.
Они бежали.
Ружьё, всё-таки вырванное у мертвеца, оказалось тяжелее, чем могло показаться, оно тянуло Эмиеля вниз, он шёл последним.
Впереди всех бежал Щека, разрезая туловищем и коленями снега, пробиваясь сквозь сугробы. Пётр следовал за ним, стараясь попадать точно в оставленные им следы, кричал и указывал пальцем куда им бежать.
Позади завыло многоголосие звериных глоток, Петру будто бы вынули все органы, а что осталось, было завёрнуто в железные цепи. Он обернулся и увидел пятерню разъярённых косматых волков. Они были похоже больше не на зверей, а на огромные комки шерсти и мяса. На кончики пальцев матери-пустоши, которая решила закончить то, что начинала ещё в котловине. Не было никакого спасительного осколка льда впереди, некуда было спрятаться.
Их последним шансом был дредноут, но только если он выплывет прямо сейчас из-за одного из заснеженных холмов и явит себя.