Город

Белянин Глеб

Эмиль нахмурил брови, наконец-то одолел дрожь в ногах, обернулся и молча пошёл вперёд.

Пётр и Щека постояли немного и двинулись за ним. Все без исключения устали и хотели есть.

* * *

— Давай лучше отобедаем, Паш, — заявил Фёдор, жадно схватившись за ложку, что мальчик-помощник подал ему вместе с чашкой.

Павел Скрипач послушно последовал его примеру, обрадовавшись такому предложению. И вот первая ложка горячего наваристого супа оказалась у него во рту. Пряный мясной аромат заполнил ноздри, кружил голову, но парень с худощавыми пальцами и серой кепи внезапно подумал. Как там

мать? Как там отец? За что их туда и что сейчас с ними? Павел вонзил ложку в суп, поднёс к губам вторую порцию, но запах вдруг стал невероятно противен, а на вкус хуже пустышки.

Павел с плеском бросил ложку обратно в суп и схватился за голову.

Фёдор проглотил то, что уже было в его рту, спокойно отложил ложку и спросил:

— Слышал историю про дирижабль?

— Про дирижабль? — Не поднимая головы спросил музыкант.

— Про дирижабль. Ходит слух, что по миру колесит огромных размеров дирижабль — одна из новейших паровых разработок, таких же как дредноуты, обогреватели или даже наш Генератор. Говорят, что на этой посудине путешествуют и живут инженеры, летают по всему миру, собирают нужные им сведения и данные, производят различные замеры. Несколько человек из наших лично утверждают, что видели этот дирижабль.

Павел начал прислушиваться. Фёдор продолжал:

— Как огромное паровое облако, выплыло оно из кучи других облаков, прорывая небесное полотно. Несколько минут они стояли и видели, как дирижабль пролетал по небу, будто бы скользя по льду, а после растворился в небытии.

— К чему ты это, дядя Федя? — Паша поднял взгляд на писателя, утирая сопли рукавом.

— Всем нам куда-нибудь отсюда хочется. Из этого проклятого Города. Нет, не останавливай меня, я не боюсь. К тому же, даже если сейчас из неоткуда появятся патрульные, то тебя они не заберут. Не за что тебя забирать. А я вот молчать не буду и хотя бы тебе скажу, хотя бы тебе открою душу, что я тоже кое-куда хочу, хочу на этот самый дирижабль, что как паровое облако летит по небу. Хочу к этим инженерам, хочу жить вместе с ними, хочу стать одним из них. Возможно, именно они смогут спасти нашу планету от тотального вымирания.

— А может их и нету? Может…

— Нет, они есть. Они точно есть, Паша, я это точно знаю. Даже не пытайся меня в этом переубедить. Это не легенда и не байка, я уверен, что дирижабль существует. Знаешь, в молодости я прочитал много книг, и каждая из них была как отдельная вселенная. И вот, что я тебе скажу, сынок: если ты веришь во что-то, значит это существует. И никак иначе.

— Что-то я не понимаю, дядь Федь, — Павел смотрел на старика.

— Ну вот послушай, ведь как ты можешь определить, что мы с тобой существуем?

— Ну как же как? Я вижу вас, вижу свои руки, вижу эту тарелку супа, — он взял в руки и приподнял в воздух уже остывшую чашку супа, положил на место.

— Вот именно. Всё это чувства. Так почему, скажи, ты думаешь, что это всё существует? Я прочитал очень много книг, а особенно художественных, и в каждой книге есть свои персонажи. Их может быть много, может быть мало, они могут быть скучными или интересными, а их приключения могут быть захватывающими или наоборот безнадежными, но все они не понимают, что находятся в книгах. И всегда описано то, что они чувствуют, что думают, как поступают. Так с чего ты взял, сынок, что ты сам не находишься, словно заточенный в темницу, внутри какой-нибудь книги? Как ты можешь это доказать?

— Ну, я точно знаю, что я не внутри книги. А если это и правда так, то какая-то это не очень хорошая книга. Зачем мы страдаем? Для чего? Если бы я писал книги, я бы написал миллион вселенных,

где все были бы счастливы и подарил бы людям столько еды, сколько они заслуживают. Я бы не стал убивать маленьких ни в чем неповинных девочек в самом начале своего рассказа.

— Не знаю прав ты или нет, но точно знаю, что у всего есть свои цели. Я ведь тоже не собираюсь писать веселую книгу, понимаешь? А делаю я это для того, чтобы показать людям что-то, чтобы что-то дать. В конце концов, не всем же радоваться. Нужно кому-то и грустить. Так что, — старик хлопнул по столу. — Я верю, что существуют инженеры, парящие на облаке, как-бы смешно это не звучало. И они спасут нас.

— Но как?

— Разморозят землю. Может быть не разморозят, может быть придумают что-то другое, какой-то другой выход из сложившейся ситуации. Но я точно знаю, что пока я в них верю, они есть, также как и герои одного моего любимого рассказа. Пока я в них верю, они есть и способны на всё.

— На всё, на всё?

— На всё и даже больше. Главное, верить.

— Дядь Федь.

— А?

— А вы можете поверить в меня?

— Я и раньше верил и сейчас верю, Паш. А что тебе нужно сделать такого, что тебе так понадобилась моя вера?

— Спасти своих родителей, — отважился Павел Скрипач, на днях потерявший работу, и замер в ожидании реакции Фёдора Абросимова, старого писателя, которому не доверяют в узких кругах и которого принимают за дурачка в широких.

* * *

— Ты не знаешь, что такое Оазис? Как ты живёшь? — Воспрянул Щека.

— Не знаю, честно. Это вроде как место в пустыне такое, но что оно означает?

— Да, оазис это место в пустыне, но тут у нас тоже своего рода пустыня, только из снега и льдов, и у нас тут есть свой Оазис.

Эмиель обернулся на них, посмотрел на Щеку недобро и пошёл дальше. Пётр и Щека продолжали диалог:

— Ходит легенда, что есть такое место, которое зовётся Оазисом. Это клочок земли, который выжил и не подвергся всеобщему замерзанию. Как? Неизвестно. Но оно есть.

— Почему ты так уверен?

— Ну потому что на наших картах очень много слепых пятен, не говоря уже о том, что и сами карты не особо то большие. И этот новый мир ну просто до жути заполнен аномальными бурями, снежными впадинами как та же самая котловина, и другим. А на каждые действия есть противодействие, мне кажется. Где-то там, может быть совсем рядом с нами, есть чудом выживший клочок земли. Если не веришь, то когда придём в Город, я найду нужных людей и познакомлю тебя с ними. Это исследователи, которые так же как и ты отбились от основной группы, затерялись в снегах и уже давно были бы мертвы, но абсолютно необъяснимым образом они выживали. Да, да, попадали в эти самые слепые пятна, специально шли туда, ибо знали, что до Города им уже не добраться, а так хоть шанс есть. Доходили и всё своими глазами видели. Что видели? Ну, этого я тебе не объясню, Петь, пусть уж лучше эти люди сами тебе объяснят, что они там видели. По крайней мере одного человека, который побывал в Оаизисе я точно знаю.

— Знал, — бросил Эмиль, не поворачивая головы. — Мы с тобой знали.

Щека проигнорировал его замечание, взглянул на лицо Петра, которое выражало недоумение и поспешил его развеять:

— Он говорит о Годрике. Бывший член нашего отряда. Хороший был мужик, я только из-за его слов и верю в Оаизс, он не мог врать. Эх, вот может и Рыжий сейчас где-то там, забрёл случайным образом в слепое пятнышко на карте, вывела его судьба Фортуна на тропку, и попал он в Оаизис.

— Слушай, Щёк, не сули журавля, дай синицу в руки.