Горы моря и гиганты
Шрифт:
— Мне не до смеха, Де Барруш.
Сестра Кюлина, запрокинув голову, со счастливым видом смотрела на пламенеющее небо. Она, не глядя на Кюлина, гордо рассмеялась:
— Да, что важнее — вулкан или человек?
— Вулкан.
Весь следующий день белые раскаленные массы вытекали из тела Земли — ручьями и перехлестывающими эти ручьи порожистыми потоками. С яростным шипением заливали они старые застывшие лавовые поля вдоль реки Скьяульванда. Короткая фыркающая ночь пролетела быстро. Бледное солнце снова выглянуло из-за края черной и буро-красной облачной гряды. В черно-красных сумерках падал над островом горящий пепел: хлопья дождем сыпались сквозь воздух, пропитанный серными и аммиачными испарениями. Атакующие люди укрылись пока в Эйя-фьорде. Со скал уже начали соскальзывать лавины; они обрушивались, как удары хлыста, на спину моря. Летатели в защитных масках поднимались в небо, посылали вперед и вниз — к изувеченной воющей Земле — искусственные порывы ветра. Таким образом они разгоняли ленивые клубы дыма и могли рассмотреть, измерить диаметры обнаружившихся внизу дымовых труб: гигантских провалов с иззубренными краями, уходящих вертикально вниз, в глубь взорванной Земли.
Остров дрожал, трясся в мучительном страхе. Между высохшим озером Мюватн и задыхающейся, перегруженной талыми водами Скьяульвандой на глазах у летателей внезапно разверзлась трещина длиной в несколько миль, пересекающая старое русло озера; а рядом с нею возник ряд низеньких конусов, будто вытолкнутых снизу гигантским кулаком. Конусы плевались бурой жижей и паром. Колебания и подземные толчки не прекращались. Треск и хруст прокатывались вдоль краев трещины. Края ее сомкнулись и разгладились, как надутые губы. Конусы на несколько минут будто затаили дыхание. И пока трещина, словно червяк, уползала все дальше, на ней бесшумно вырастал новый конус— широкий, еще более расширяющийся, вбирающий в себя другие конусы, уже перешагнувший заполненную им трещину. Чудовищно увеличившийся в размерах конус скрыл под собой и участок на берегу Лососевой реки. И вот уже — поднявшись на сотню, на тысячу метров — взорвался (как взрывается пушечный ствол) новый вулкан, окутанный сернистыми испарениями. Небо — изжелта-черное, когда в него брызнула мощная вертикальная струя огня и лавы — взвыло, и вой этот не смолкал четверть часа. Лососевая река, в которую хлынули потоки лавы, испарилась — как прежде уже испарилась, к востоку от озера Мюватн, Йокульсау. Могучая Скьяульванда, питаемая вечными глетчерами горы Трёлла-дюнгйа, бросила свои ледяные воды против нового огненного потока… и тоже сгорела, изошла белым дымом. Огненные ручьи, побежавшие вдоль русла могучей реки, попали ей в глотку, удушили ее. Отрезанная от моря, она даже не сумела остаться озером. А понеслась, уже в виде пара, вверх; нестерпимый жар заставлял ее подниматься все выше, на километры над своим ложем; там ледяной ветер подхватывал клубы пара и гнал их на запад, к бескрайнему океану.
На территории от Йокульсау до Скьяульванды прежняя Исландия исчезла. Между двумя этими — теперь огненными — потоками показалось горячее нутро Земли. Как если бы великан уже поставил ногу на лестницу, уже ощупывал рукой люк, через который вот-вот, поднявшись чуть выше, вылезет, чтобы, сломав все вокруг, занять подобающее ему место…
Еще и суток не прошло с тех пор, как крошечные агрессоры — люди — обрушили горы Краблу и Лейрхукр. А Исландия уже полыхала в четырехугольнике, занимающем много квадратных миль, длинные стороны которого образовывали два протяженных речных русла, — полыхала и к востоку, и к западу от исчезнувшей реки Скьяульванда.
ОУДАУДАХ-РЁИН (Долина преступников) лежала между двумя заполненными огнем руслами. Она простиралась на сотню квадратных миль, к югу от черного Мюватна, между Скьяульвандой и Йокульсау. Основание ее состояло из угольно-черной лавы. Оно было засыпано черным вулканическим песком. Куски шлаковой корки наползали друг на друга, как льдины. Раньше на юге долины молча высился вулкан Дюнгйа-фьолл, а чуть ниже располагалась широкая горная долина Аскья с темно-зеленым озером. Кратеры Дюнгйа-фьолла уже давно ворчали; долина Аскья свое озеро проглотила. Зато из ее почвы теперь вырывался огонь; порой он затухал, и тогда на пустынную Оудаудах-рёйн с шелестом падали хлопья пепла.
Эскадры покинули северное побережье, чтобы с востока подобраться к вулканам Оудаудах-рёйна — долины, в которую устремились огненные потоки со взорванных Краблы и Лейрхукра. Воина-фьорд глубоко врезался в остров; от Воина-фьорда и стали возводить первые пролеты мостов. Этим мостам предстояло преодолеть громадное пространство. Тем временем южнее начали строить другие мосты: от Мйофи-фьорда, Рейдар-фьорда. Люди настойчиво продвигались вглубь острова, уже дрожавшего под ударами вулканов, — через глетчеры восточного побережья, вершины которых были засыпаны пеплом. Вулкан за вулканом тянулись в северо-северо-восточном направлении по содрогающемуся лавовому полю Долины преступников. Уже пробудились: великий Дюнгйа, Хердубрейд, Тёгл. Великий Дюнгйа имел кратер диаметром 1 600 метров, закупоренный собственными обломками. Огонь поднимался из дымовой трубы в середине кратера. В стороне от других вулканов высился широкоплечий Хердубрейд с отвесными темными склонами. Снежная шапка покрывала голову исполинской горы; от нее, этой снежной шапки, стекали вниз реки. Древний Скьяльдбрейдур: его похожий на короб кратер имел диаметр около двух сотен футов; этот вулкан потух еще в эпоху формирования Земли; его покрывала корка льда, с него стекали в долину речные потоки. Этот вулкан теперь фыркал и клокотал. Именно он когда-то изверг ту лаву, из которой образовалась черная жуткая Долина преступников: Оудаудах-рёйн. Вулкан шипел, из трещин на его восточном склоне выползали длинные дымовые нити. Из недр рокочущего вулкана доносились глухие удары.
Поезда уже грохотали над ледяными, овеваемыми пеплом горными цепями восточного побережья. Мосты были соединены друг с другом; все поезда могли, если бы участок моста за ними обвалился или оказался сброшенным в результате землетрясения, перейти на соседний железнодорожный путь. Изначально участники экспедиции планировали обеспечить защиту вагонов и дорогостоящих машин от раскаленных вулканических бомб. Однако на месте выяснилось, что, когда земля качается и под ее поверхностью скрывается пламя, никаких серьезных мер по защите опорных столбов и вагонов предпринять невозможно. Корабли — после того, как поезда-разрушители тронулись в путь — сосредоточились к югу от Воина-фьорда, в защищенной скальными выступами бухте Хьерад. В эту бухту впадала грязно-серая Йокульсау-ау-Бру (Река-с-мостом). Питаемая тремя глетчерами, она прокладывала себе путь по ущельям; справа в нее вливались ручьи, она несла с собой много песка; песочно-гладкими были ее берега в том месте восточного побережья, где она приближалась к морю. Рядом с ней текла река Лагар, чьи молочно-белые воды изливались из глетчера, расположенного на высоте 4 ООО метров. Эта река образовывала водопады, разливалась широко, как озеро, стряхивала в бухту Хьерад глетчерную гальку и глину. Напротив широких устий обеих рек и расположились, не бросая якоря, суда трех эскадр; их двигатели продолжали работать в полную силу. С берега дул резкий ветер. Пепельная пыль слетала со склонов гор на воду.
Далеко позади, из моря, вставало утреннее солнце. Вагоны прерывисто двигались предназначенным для них маршрутом по подвижным мостовым платформам. С грохотом ползли они вперед, сбрасывая вниз столбы. Тем временем суда, прежде стоявшие в сумрачной бухте Хьерад, медленно отходили на восток, в открытое море.
ГОРЫ, находившиеся за прибрежными глетчерами, к югу от черной дрожащей долины Оудаудах-рёйн, все еще жадно пили соки, которыми угощал их снег, лежавший на них многотонным слоем. По склонам гор стекали реки; сила, исходящая из Земли, сотрясала и этих каменных исполинов, которые казались мертвыми, выветрившимися; бесконечно долгое время просуществовали они, между их телами кольцами поднимался разреженный дым. И вдруг эти каменные сущности повели себя так, будто каждую из них кто-то окликнул по имени.
Базальт — мощный покров, затвердевший на дне Атлантического океана, — покрывает пятьсот тысяч квадратных километров. Шотландия, Исландия, Гренландия поднялись на этом основании толщиной в тысячу метров. Оно образовало террасы и выступы, а сверху усыпано разломанным измельченным туфом. Бури и вода долго выветривали его поверхность, превращая ее в коричневато-желтую вакку. В Исландии, расположенной на шестьдесят пятом градусе северной широты, вода и ветры сформировали из базальта конусы и купола гор, а также трещины-гъяу, которые тянутся с юга на север: одну, с отвесными стенами, возле глетчера Мюрдальс-йокуль, и другую — Лаки, — вдоль которой разбросаны десятки вулканических кратеров. Горы стояли, как слепленные в одну массу комки теста; или как луг, на который сеятель бросил семена ста разных видов трав, и семена эти взошли, и разные травы сбились в единый войлочный ковер. Здешние горные породы тоже с хрустом, с содроганием соединялись — после того, как от них отступался огонь. Ничего не росло среди этого скопления обнаженных гор; они продолжали незаметно и тихо меняться под воздействием медленно разрушающей их воды, тепла и холода, силы тяжести над ними, вокруг них. Халцедоны и цеолиты лежали в жеодах — замкнутых полостях внутри базальта. Его темные массы, метровой толщины шары столбы веера, крепко удерживали вкрапления зеленовато-черного оливина, титанистого железняка, авгита, плагиоклазов. В более глубоких слоях эти породы проникали друг в друга, сплавлялись, словно составные части стекла.
Теперь эти свернувшиеся, словно кровь, каменные сущности ощутили на себе воздействие чего-то, родственного дыханию огня. Как если бы человек, который десятилетиями скитался на чужбине — день за днем в силу горькой необходимости боролся за свою жизнь и уже ничего не помнил, кроме этой борьбы, тяжкого труда на галере, ударов чужеземных надсмотрщиков, — однажды в полдень встретил незнакомца. И тот передал бы ему письмо из дому, заговорил с ним на родном языке и спросил, что его заставляет так долго скитаться в чужих краях: он ведь может вернуться домой…
Или: как если бы нелюбимая замужняя женщина, которая долгое время живет рядом с деспотичным и грубым мужем, рожает ему одного ребенка за другим, сама уже отупела и преисполнилась злобы, — как если бы она, серьезно заболев, вдруг вспомнила о друге своей юности. И вот друг приходит — о чудо, он поправляет ей одеяло, подносит ко рту поильник, одновременно поддерживая правой рукой ее ослабевшую спину. Больная бурно дышит; а потом все-таки выздоравливает, и наступает час, когда эта женщина, окруженная маленькими детьми, прямо в гостиной приникает к груди незнакомого детям дяди, целует его, спокойно целует, и он уводит ее вместе с малышами из опостылевшего ей дома…