Горы моря и гиганты
Шрифт:
— Сестренка, брюссельцам неплохо бы на меня посмотреть. На такого, какой я сейчас. Они бы знали тогда, как прочно во мне засело все то, о чем говорили Мардук и его сторонники. Неужели мы тут просто творим бесчинства?
Но сестра обняла его, ее глаза сверкнули:
— Может, мы действительно творим бесчинства, брат. Но мы делаем и кое-что сверх того. Раньше ты это понимал. После поймешь опять. Слышишь вулканы? Взгляни на них. Мы подчиним их себе. Подумай только: подчиним их себе.
Она подтолкнула его на пилотское место, сама схватилась за штурвал, рассмеялась:
— Доставь мне удовольствие: дай повести самолет.
Суда огибали Исландию в северо-западном направлении. На высоте извергающихся вулканов, Краблы и Лейрхукра, они бросили якорь — далеко от берега, в открытом море. Открывшаяся картина ласкала взгляд. Все побережье от полуострова Ингоульфс-хьофди до мыса Глеттинга-нес было обследовано летателями. Берега Исландии и внутренняя ее часть оказались безлюдными, над лавовой пустыней на юге курился дым. Летатели, в защитных масках, — среди них десятки женщин — поднимались в воздух с «материнских» судов; всем воздушным разведчикам грозила опасность, что огонь, внезапно разгоревшись сильнее, сожжет их или опалит. Они фотографировали устрашающие ландшафты возле бурного моря, на своих металлических крыльях проносились сквозь пламя, опускались вниз, чтобы передохнуть, снова взмывали вверх. В некоторых точках центральной части острова, ближе к югу, разведчики обнаружили и другие кратеры с сернистыми испарениями. Гейзеры прекратили свою деятельность. Зато из трещин, расселин струился курился газ; это сопровождалось шумом: приглушенным гулким рокотом. Экспедиция Кюлина могла приступать к работе, не опасаясь, что ей помешают туземцы. Было очевидно, что вулкан, словно котел, стоит на огромной пылающей магмовой плите. Собственно, участников экспедиции не заботило, инкапсулирована ли эта «плита» в твердой земной коре, то есть существует в некоей подземной пещере, в виде большого пузыря расплавленной магмы, или же магма, подобно ножу из никелированной стали, уже пробила плавающую на ее поверхности корку: силикат магния. В любом случае по магме нужно ударить, выбить ее наружу.
И Земля пошла им навстречу: нарыв вот-вот должен был лопнуть. Моряки связались по рации с другими, приближающимися эскадрами. Под рев вулкана Крабла, под шуршание падающих с неба хлопьев пепла в одной из бухт Хорна-фьорда состоялась встреча руководителей колонн. Кюлин держался в тени. Де Барруш, начальник второй эскадры, показал в сторону Краблы:
— Прислушайтесь вон к той штуковине и к моему голосу. Сопоставимо ли то и другое? Нет! Взгляните на мою голову или мою руку — и потом на Краблу. Ого, какой он вымахал, этот вулкан. Проглотит шесть тысяч, шесть миллионов человек и даже не потолстеет. А мы хотим с этим Голиафом потолковать. Он будет кичиться своей головой, своим брюхом, начнет буянить. Издаст индейский боевой клич. Но стоит ударить его в бок, и он сникнет. От него не останется ничего, кроме кучи мусора.
Кюлин, начальник экспедиции — высокий, всегда подтянутый, в последнее время часто мрачнеющий, — снова обрел дар речи. Гордый и ясно мыслящий человек… Покосившись на дым, он вздернул выбритую верхнюю губу:
— Это будет только начало. Хорошо, в самом деле хорошо, что все мы нашли друг друга. Плохо, что произошло это вдали от континентов. Но большой беды в этом нет. Быть может, мы сами… как вулканы… когда-нибудь изольемся на пребывающее в спячке поглупевшее человечество, на культурные напластования западных континентов, их ценности.
И он начал грезить вслух: о том, что люди наконец одумаются, учтут опыт исландской экспедиции…
Вспомогательные суда выстроились на шестидесятикилометровой условной линии вдоль северо-восточного побережья острова. В Тистиль-фьорд зашла Восточная эскадра. Перед мысом Рифстаунги, напротив лишенной растительности горы Свальбард, встали на якорь суда Срединной эскадры, подчиняющиеся непосредственно Кюлину. Дальше, до Эйя-фьорда, до заснеженного мыса Римар, расположилась Западная эскадра. Буря неустанно бичевала море. Суда трех эскадр были колоссами высотой с приличную гору. Позади них, на некотором отдалении, качались другие суда, поменьше, более плоские и округлые: в их трюмах хранились машины и аппараты, запасы металлов, тугоплавких окислов, взрывчатых веществ; то были технические вспомогательные суда. Эскадры черпали свою силу из мощных кабелей; вспомогательные суда всю дорогу тащили эти кабели за собой: от Скандинавии через материковую отмель, потом — над глубоководными безднами, через подводный порог, отделяющий Шотландию от Арктической зоны. На кабелях, заключенных в изолирующую оболочку, имелись утолщения для забора энергии. Проволока, спускаемая сверху, как бы ощупывала кабель, который на мелководье тащили за собой шлюпки, и зацеплялась головкой за утолщение. Впереди нее скользили специальные очистители, счищавшие с кабеля и с самой проволоки песок. Подаваемый по этой проволоке ток открывал утолщение. И сразу в противоположном направлении, вверх по дрожащему кабелю, устремлялась энергия из далеких земель, мощь скандинавских водопадов: она запускала грохочущие машины, буйствовала в недрах судов.
К северу от черного осыпаемого пеплом Мюватна (Комариного озера) буянил и фыркал невидимый с моря вулкан Крабла. А рядом с ним — другой вулкан, Лейрхукр. Радостно смотрел Прувас с вершины Свальбарда на стремительные воды порожистой Йокульсау-ау-Фьёдлум, в сторону вулкана. На расстоянии десяти миль от него, на мысе Римар, толстяк Волластон смеялся, глядя на усеянный пеплом глетчер Мюркар. Волластон топал ногой, чтобы обнажилась белизна снега. Тыкал палкой в мусор:
— Ты еще спустишься к нам, глетчер! Мюркар, великий Мюркар! Еще полюбуешься на нас. Вот будет спектакль. С тех пор, как ты появился на свет, тебе не доводилось видеть такого. Вулкан Крабла еще плюется. Но скоро он перестанет. Выдохнется, будет сидеть, высунув язык. — Волластон задыхался от дыма. — Скоро от вас и следа не останется, Крабла и Лейрхукр.
К тому времени, как Срединная эскадра приступила к наведению мостов, буря улеглась и установилась безветренная погода с затяжными дождями. Остров рокотал, как и прежде. Клубы дыма тянулись высоко в небе на восток. Ночь напролет горели огненные столпы. Мосты строили от Эхсар-фьорда до возвышенности Бур-фель; от крайней оконечности мыса Римар, в обход холмов, — к вершине горы Римар; от мыса Рифстаунги, на Тистиль-фьорде, — к горе Свальбард. Мосты наклонно поднимались вверх от прибрежной полосы, а дальше широкие легкие пролеты этих виадуков тянулись в глубь острова: над сбегающими с гор пенистыми ручьями, через поля застывшей лавы с обломками камня и мхом, сквозь занавешенный дождем, прослоенный туманными испарениями холодный воздух — к высокой горе Свальбард, к большому глетчеру Мюркар, к зазубренной вершине Римара.
Участникам экспедиции не приходилось забивать в землю опорные столбы и растяжки. Летатели на металлических крыльях поднимались в воздух, опускались группами по двадцать-тридцать человек на скалу или площадку на горном склоне. Они, работая кирками и молотками, отгребали в сторону обломки и камни, выжигали в скалах мелкие углубления. Закладывали туда тонкие пластины — невзрачные голубовато-зеленые четырехугольные легкие щитки величиной с ладонь, висевшие у каждого на груди. Подключали эти щитки — для зарядки — к ответвлению большого кабеля, которое тащили с собой. И как только пластины начинали потрескивать, люди бросали их в скальные углубления, а сами быстро улетали. Пластины — сложенные стопкой листки — раскалялись. Самый верхний из заряженных листков лучился-плавился. И когда его масса спекалась с массой второго листка, жар усиливался. Два первых листка, жарко пылающие и сплавляющиеся, втягивали в этот пожар третий лист, пока еще не утративший формы. Тот с треском расщеплялся, сочился каплями (по бокам и на месте разрыва); потом, словно внезапно ослабев, всхлипнув, как бы весь превращался в пламя — белое, низкое, становящееся все голубее прозрачнее. И когда эти три листка, три огненные мембраны, сворачивались в комок — свистя и пыхтя, сильно и равномерно пылая, всасывая друг друга, — четвертый, нижний лист тоже начинал изгибаться и корчиться, словно в судорогах; переворачивался, притягиваемый к тонкой, как папиросная бумага, стеклянистой мерцающей кожице, образовавшейся вокруг трех поющих мембран. И вырастал шар — белый, голубовато-белый, светло-голубой, — который все расширялся и расширялся. Он переливался разными цветами, лопался — и в то же мгновенье это пламя высотой с человеческую руку утрачивало все краски. Не оставалось ничего, кроме равномерного повелительного дыхания, хрипа. И вот уже всё, что находилось поблизости, скатывалось с каменной площадки, проваливалось вниз, на глубину в несколько метров. Испускало последний вздох в пламени пожара, со стонами испарялось там в глубине, в то время как сверху желеобразные края прожженной в скале расселины постепенно опять смыкались.
Летатели, кружившие сверху, в нужный момент опускались близ этого расплавленного, медленно смыкающегося надреза. К шипящим отверстиям подъезжали копровые установки: поднимая опорные столбы, не вбивали, а просто ввинчивали их в горячую вязкую массу и затем удерживали в вертикальном положении, пока не прекращалась вибрация воздуха, пока стеклянистая каменная каша не обхватывала накрепко подошву столба.
Все новые столбы вонзались в каменную породу острова. Один ряд столбов начинался от лагеря Кюлина и пересекал реку Иокульсау. Другой поднимался от Эхсар-фьорда на Бур-фель. Третий, самый мощный ряд, начинался от мыса Римар, следовал вдоль реки Скьяульванда и обрывался возле дымящегося испарениями лавового поля Оудаудах. И постепенно формировалась гигантская, влитая в камень конструкция: один мостовой пролет соединялся с другим. На этом фундаменте устанавливались круглые барабаны с роликовыми подшипниками. Подвижная несущая конструкция укладывалась на ряд опорных столбов, затем, повернувшись на вращающейся платформе, образовывала следующий отрезок пути, примыкающий к этому, — то есть очередной участок дороги оказывался впереди, а столбы, оставшиеся позади, уже не перекрывались. Эти летучие большепролетные мосты пересекали область от бушующего моря до черного озера Мюватн. Под ними — глубоко внизу, затянутые клубами дыма — простирались расщепленные сизо-голубые глетчеры, каменистые пустыни, узкие долины, обрамленные крутыми скалами. Мосты бесстрашно упирались в плюющееся вулканическое плато.
Не прошло и недели, как первые вагоны уже мчались по рельсам, которые они сами прокладывали по гладким железнодорожным настилам. Поезд катился, по верхним и нижним колеям; каждый из четырех рельсов походил на натянутую тетиву лука, причем луки эти спереди и сзади были длиннее поезда; весь состав был заключен в вытянутый овал, с закруглениями перед головным вагоном и после последнего. Точнее, в два овальных стальных обруча, которые поезд с шумом крутил вокруг себя, вновь и вновь наступая на них, сдергивая их сверху себе под колеса. Поезда с грохотом проносились по мостам — и днем, и в полной темноте задымленной вулканическими испарениями ночи, — бросая перед собой пучки слепящего света, магнетически притягиваемые к следу, впечатанному в подвижные мостовые настилы. Под свежим ветром из утроб вспомогательных судов, относящихся ко всем трем эскадрам, извлекались, доставлялись к вагонам и монтировались на их платформы те машины, от которых должны были погибнуть и Крабла, клокочущий вулкан, и Лейрхукр — клубящееся газами, раздирающее скалы чудовище.