Горы моря и гиганты
Шрифт:
ИСЛАНДИЯ лежит на шестьдесят пятом градусе северной широты и пятнадцатом градусе восточной долготы, почти соприкасаясь с Полярным кругом. Когда-то эта каменная плита, которая, словно гигантский рак, протянула свои клешни — изрезанные берега — к бушующему туманному морю, состояла из двух островов, образованных вулканической лавой. Люди на кораблях наконец приблизились к исландскому побережью. Они намеревались взорвать здешние вулканы и перенести их огонь в Гренландию.
Юг острова был покрыт глетчерами. Гекла и Скаптар-йокуль — так назывались горы, из трещин в которых поднимался сернистый дым. На севере Мюватн (Комариное озеро) дымился тридцатью четырьмя островами из черной лавы; чуть дальше вулканы Крабла и Лейрхукр выбрасывали из широких кратеров темно-синие и медвяно-желтые массы. На высоту многоэтажного дома взвивались они и
Когда колонна Кюлина, спокойного светловолосого шведа, высадилась у оконечности Эйя-фьорда и совершала первый разведывательный полет — воздушные потоки завихрялись над островом, над горами в курящейся дымке и полями покрытой шрамами застывшей лавы, — летатели обнаружили близ побережья человеческие поселения. Одно находилось недалеко от места их высадки: на холмах паслись низкорослые коровы и овцы. То, что задумали участники экспедиции, надо было делать без ведома местных жителей. К планам пришельцев те бы наверняка отнеслись враждебно. Кюлин и его спутники облетели вокруг вулкана Крабла, что близ Комариного озера. Вулкан действовал, на много миль вокруг остров гудел под ударами: это раскаленная магма прокладывала себе путь наверх. Волны землетрясения прокатывались по острову. Летатели, кружившие высоко в воздухе, видели, как в мертвых горных склонах внезапно разверзаются провалы и черные ряды трещин. Часто людям приходилось спускаться ниже, ибо их окутывали разреженные клубы дыма, — и снова быстро взмывать вверх, чтобы спастись от удушливых сернистых испарений. С удовольствием летали они вокруг топочущего разевающего пасть чудища, которое вольготно устроилось там внизу, возле озера: рыхлило землю, с ржанием и фырканьем вспенивало поверхность воды. В этих провалах клокотал немыслимый жар, за которым они, вновь прибывшие, и охотились, который должны были добыть. Чтобы потом перебросить в Гренландию, на белый ледяной панцирь, не уступающий по высоте горам (который тогда потускнеет, начнет испаряться-раскалываться): на глетчеры у мыса Гривель, возле фьорда Кангерлуссуак, острова Аггази[69]. Исландия уже горит. Но должна гореть сильнее. К ней подсоединят такие кузнечные мехи, которые будут расшвыривать облака и метать громы.
Когда Кюлин, обогнув гору с востока, в вечерней мгле приближался к месту стоянки, на берегу вспыхивали и гасли, напоминая кишащих насекомых, предупредительные огни. Два с половиной часа Кюлин и его товарищи — с тревожным чувством описывая круги в воздухе, приземляясь на каменистую осыпь и снова взлетая вверх — наблюдали за этими дрожащими сигналами в ночи. Потом огни погасли. Разведчики, растянувшись в длинную цепь, медленно, летя на очень большой высоте, приблизились под рокот моторов к черно вздымающимся в лунном свете скалам фьорда. Волны, ворча, обрушивались на берег. Люди приземлились на слегка наклонный луг, недалеко от мерцающих палаток лагеря. И пошли по направлению к этому свету, вверх по склону. Они то и дело спотыкались… о мягкие человеческие тела. И когда наклонялись, дотрагивались до них, переворачивали — видели широкоскулые чужие лица. Зубы обнажены, словно в смехе, кончики языков высунуты. Тела, едва их отпускали, снова валились на землю, перекатывались на спину, на другой бок… Чей-то силуэт отделился от одной из палаток, этот человек приблизился к ним, повел вниз. И объяснил, что туземцы из ближайшей деревни оказались не в меру назойливыми, всё спрашивали о целях экспедиции, а потом увели четырех моряков как заложников, чтобы не случилось ничего худого и чтобы чужаки поскорей убрались восвояси. Тогда моряки для виду вернулись на свои суда, получили обратно заложников, а с наступлением темноты прощупали весь берег балеарским лучом. Луч этот проникает сквозь кожу людей, их словно обволакивает шеллаковая масса, закупоривающая все поры. В крови возникает чудовищный кислородный голод. Жертвы начинали дрожать,
Наутро после той ночи во всплескивающий фьорд сбросили пять сотен трупов, не считая туш коров и овец. Мрачно сидел светловолосый Кюлин перед своей палаткой, упершись взглядом в пурпурную землю, и слушал нескончаемый топот людей, тащивших мимо него все новые трупы, теперь — младенцев и детей из деревни, которых просто кидали с утеса в разлетающуюся брызгами воду. Когда порыв ветра швырнул ему в лицо горсть колючего песка и сдвинул набекрень шляпу, Кюлин поднялся, окликнул своих сопровождающих и поплелся к морю. С судов сходили на берег новые люди. Кюлин был в ярости, его не покидало чувство гадливости. Силач Прувас дотронулся до его плеча.
— Кюлин, — пророкотал этот весельчак, — какой день! Вы все благополучно вернулись. А мы уж боялись, что вы споткнетесь о здешний огненный котелок. Не успев добраться до прекрасной Гренландии.
— Прувас, мне не до шуток.
— Похоже, что так. Вы едва не влетели в наш балеарский луч.
Другой человек, еще толще Пруваса и весь облаченный в черную кожу, обнял Кюлина:
— Хм. Какой ветер над Исландией. И земля трясется, аж жуть берет. На кораблях веселее. Мы рады, что ты жив.
Кюлин не отрывал взгляд от земли:
— Как это получилось, Прувас? С лучом? Кто приказал применить его?
Удивленный Прувас отступил на шаг.
— С лучом? А что, разве он не сработал? Наши целое утро таскают трупы. Спускайся и сам посмотри.
Человек в черной коже:
— Ни одна мышка не спаслась. Ты, Кюлин, видать, тоже получил маленькую дозу.
— Я, Прувас и Валластон, в зоне действия луча не был. Но вижу, что погибло очень много людей. Вся деревня.
— В полном составе. Включая домашних животных. У луча нет глаз, он лупит всех без разбору.
Кюлин, которого вдруг затошнило, закрыл лицо руками, вздрогнул, сплюнул на землю. Тихо выдохнул:
— Тьфу. Ну хорошо…
Двое других рассмеялись:
— Да будет тебе, Кюлин. Все в самом деле хорошо.
— Вы поступили дико.
Прувас обхватил за плечи человека в кожаной куртке:
— Смотри-ка, мы имеем в качестве командира второго Мардука. Что ж, сынок, попробуй основать королевство… Но руки-то от лица отними!
Кюлин опустил руки:
— Давайте отойдем в сторону. Им еще таскать и таскать.
Прувас:
— Жаль, что ты этого не видел. В свете прожекторов видно было отлично. Минуту примерно все они бегали и будто хотели чихнуть. Потом очень-очень медленно стали садиться на землю, один за другим. Мне показалось, что они плачут или что из глаз у них сочится вода. И не успел я опомниться, как для них все кончилось.
Волластон:
— Если погибло пятьдесят человек, значит, пятьдесят. Если сто, так сто. Пойми: они умерли и уже не воскреснут. Оставить их в живых было невозможно.
Кюлин, сверкнув зеленовато-голубыми глазами:
— Руковожу экспедицией я.
— Приятно слышать.
— Руковожу — я.
— Нас это радует.
— Я не приказывал уничтожать людей.
Волластон рассвирепел:
— Хочешь сказать, мы для своего удовольствия это сделали? Меня обвиняешь? Или Пруваса? В том, что мы уничтожили людей? Этих туземцев так или иначе пришлось бы убрать. И они не будут последними. Если тебе такое не по силам, откажись от руководства.
Кюлин, спокойно:
— А ты что думаешь, Прувас?
— Я бы не стал повторять слово в слово то, что сказал Волластон. Но я и сам наводил эти лучевые трубы.
Кюлин, одетый в подбитый ватином лётный комбинезон, разжал кулаки:
— На полдня. Вы двое меня замените.
Ближе к вечеру Кюлин полетел к эскадре, оставшейся за пределами фьорда. Его сестра, тоже участник экспедиции, успокоила впавшего в неистовство брата, который вновь и вновь повторял, что все это ему отвратительно, что он связался со скотами; что лучше уж он присоединится к английским поселенцам или отправится к Цимбо. На несколько часов Кюлин забыл о целях экспедиции. Он кричал, что все, чем они тут занимаются, — извращение. Это, мол, стало очевидно уже при первом их шаге. Перед тем как улететь, стоя перед своим самолетом, он, искательно улыбнувшись, поднес руку ко лбу: