Господин штабс-капитан
Шрифт:
Подпоручик немного замялся, видимо, не зная, как начать разговор. Он докурил папироску и, бросив ее на землю, затушил носком сапога. Наконец в голове у него созрел план разговора со мной.
– Надолго в тыл? – спросил он.
– Не знаю. Думаю на пару недель. Наступление остановлено. Переходим к позиционной войне.
– Что собираетесь делать все это время? – подпоручик никак не мог перейти к главному.
– Ну, дня два просто отдохнуть. Потом предстоят дела с доукомплектованием роты, смотры, укрепление дисциплины. После передовой солдаты расхолаживаются. Говорите прямо подпоручик, что Вы хотите спросить!
– У меня есть
– Какое?
– Хочу предложить Вам съездить со мной в одно место…
– Куда?
– Здесь не далеко…
– Когда?
– Ммм…завтра…
– На сколько?
– Надеюсь, если утром выехать, то к вечеру вернуться.
– А почему со мной?
– Видите ли, Станислав Максимович, - он впервые за весь разговор назвал меня по имени, - у меня здесь нет близких товарищей. А дело имеет несколько щепетильный характер.
– Иван, - перешел и я на неофициальный тон, - но ведь и меня Вы мало знаете…
– Станислав…Максимович, то, как к вам тянутся люди, говорит о вас больше, чем долгие годы шапочного знакомства.
– Имеете в виду Машу?
– Не только… О вас хорошо отзываются подчиненные, утверждая, что вы очень благородный человек.
– Возможно…Так куда вы предлагаете поехать и какова моя роль в предстоящей поездке?
– А можете пока не спрашивать меня об этом? Я клянусь честью, все расскажу Вам, но только немного позже!
– Хм…загадки? Что ж, договорились, но тогда и у меня есть условие. Едем послезавтра. Завтра я хочу отоспаться.
– Конечно, конечно! Можно я завтра зайду к Вам во второй половине дня?
– Заходите.
Подпоручик пожал крепко мою руку, потом козырнул, но совсем не по-гусарски, не залихватски, а так как-то по-простому, по-автомобилистски и ушел. Я же с радостью вошел в дом. Хозяйку я попросил растопить мне баню, и пока она топилась, я снял с себя грязную форму и в нижнем белье бросился на кровать. Давно забытые пуховые перины обволокли меня с ног до головы. Как же на войне начинаешь ценить домашний уют! То, на что не обращаешь в мирное время никакого внимания, на войне может цениться на вес золота. Хотя золото на войне совсем не ценится. Жизнь – вот самое ценное и ради чего совершаются важные поступки и вокруг чего все крутится.
Вечером, правда довольно поздним, как и обещала, пришла Маша. Я заметил, как она устала и измучилась. Она буквально валилась с ног. Под глазами чернели круги, словно она играла в немом кинематографе. Лицо осунулось и посерело. Она села на стул и мне бросились в глаза ее руки, безжизненно упавшие на колени.
– Посиди минутку, я сейчас вернусь, - попросил я и вышел из комнаты.
По моей просьбе хозяйка накрыла на стол, и я покормил Машу. Она ела мало, почти молча и задумчиво.
– Прости, очень устала, - проронила она.
– Поешь и ложись спать. Я тоже лягу. Тебе надо отдохнуть, да и мне не помешает.
– Спасибо, Стас…
Потом я помог ей раздеться и уложил на кровать. Ее волосы, убранные в пучок, развязались и разбросались по подушкам. Ложась рядом с ней, я аккуратно убрал их, чтоб случайно не сделать ей больно, и только тогда лег рядом. Маша придвинулась ко мне, я обнял ее и прижал к груди. С минуту девушка что-то невнятно шептала. Я разбирал только отдельные слова, не понимая фраз в целом. Потом ее шепот стал медленнее и менее разборчивым и уже через несколько минут она крепко спала. Я осторожно
– Спи, душа моя. На войне тяжелее всего вам, женщинам.
Я закрыл глаза и моментально заснул. Ни снов, ни переживаний, ни жестоких воспоминаний. Только огромная физическая усталость овладела мной, последствием которой стал глубокий сон.
Утром мы проснулись одновременно. Солнце освещало нашу комнату, его лучи играли на одеяле и подушках. Один маленький солнечный зайчик, результат отражения от серебряного кофейника, замер на стене. Потянувшись, я зевнул и посмотрел на Машу. Казалось она крепко спала, но того вечернего глубокого дыхания я не услышал, хоть и попытался прислушаться. Грудь ее вздымалась.
– Что ты за мной подглядываешь? – улыбнулась Маша.
– Нет. Просто любуюсь.
– Я еще сонная…
– Ты любая красивая. И сонная и уставшая и веселая. Я вчера любовался тобой. Когда ты уснула. Правда, совсем не долго, так как сам быстро уснул.
Маша притянула меня к себе и поцеловала сухими губами в шею. Потом она, наконец, широко открыла глаза и спросила:
– Который час?
– Восемь, - ответил я, потому что за минуту до ее вопроса посмотрел на свои часы, лежавшие на стуле возле кровати. – Ты сегодня снова в госпиталь?
– Да.
– Когда уйдешь?
– Скоро. Умоюсь и пойду.
– Может, позавтракаешь?
– Наверное, да…
Она ушла минут через сорок. Я встал вместе с ней и с ней же мы завтракали и пили уже остывший кофе из серебряного кофейника. Я не стал просить хозяйку подогреть его.
Облачившись после ухода Маши во все чистое, пристегнув старую портупею с кобурой и повесив шашку, я тоже пошел в роту. Утро стояло прелестное. Теплое солнце и мягкий климат этих мест потакали бесстыдно местной флоре. Фруктовые сады были многочисленны и их ассортимент очень разнообразен. От персиков до грецких орехов. Инжир скромно прятался за фиговыми листами. Виноградники буйно ползли по специальным палкам к крышам домов, разрастаясь, они создавали живые навесы. У каждой хаты росли всевозможные плодовые деревья, и они рожали разнообразные фрукты. Наливался цветом абрикос, увеличивались в размерах яблоки и груши. Черешня отдавала крестьянам уже последние ягоды. Деревья алычи красили землю, то в темно-красный цвет, то в ярко-желтый. В то время, когда на самих прародителях плоды еще только зрели. Косточки недозревших опавших и раздавленных плодов валялись далеко от самих деревьев. Идя по улице, я смотрел под ноги и старался не наступать на них.
В расположении роты меня встретил неутомимый Минский. Собственно, почему неутомимый? – подумал я. Офицер выполняет свой долг, причем в военное время. Хотя и у него бывают шалости. Я вспомнил, как совсем недавно вытаскивал его с гауптвахты, куда он был помещен комендантом за драку с интендантом. Тогда мне пришлось поручиться за него и если бы не мое личное знакомство с капитаном, комендантом гарнизона, то дело могло дойти до полевого суда. Но на интенданта нашлось много «скелетов в шкафу» и в итоге офицеры пожали друг другу руки, а капитан не дал ход этому инциденту.