Государыня
Шрифт:
Могилёв принял Елену так же торжественно, как и восемь лет назад. На улицах было людно. Встречая королеву, горожане провожали её до палат наместника и кричали: «Не покидай нас, матушка–королева, живи с нами!» Наместником в эту пору в Могилёве был русский боярин Прокофий Татищев из знаменитого рода русских бояр, волей судьбы оказавшийся за рубежом отчизны. Сорокалетний, крепкий, словно дубовый кряж, боярин Прокофий сам поднёс королеве хлеб и соль. За его спиной стояли сотни горожан, многие из которых помнили события, случившиеся в городе несколько лет назад из-за происков наместника Товтовила. Среди встречающих Елена увидела настоятеля
— Здравия и многолетия государыне! Здравия! Благословляю тебя на русской земле!
И тотчас волной покатилось в тысячу голосов:
— Здравия государыне! Здравия!
Елена высоко подняла руки и ответила:
— Здравия россиянам! Здравия!
Могилёвцы воодушевились ещё больше:
— Слава государыне! Слава! — перекатывалось из конца в конец площади, и эти слова звучали как-то породному, по–русски.
На глазах у королевы от прихлынувшего волнения выступили слёзы. «И впрямь остаться бы мне здесь, в городе, который мой по праву», — мелькнуло у Елены.
Отец Иннокентий подошёл к королеве и осенил её крестом. Тут же шагнул к Елене боярин Татищев и поклонился.
— Твои подданные рады видеть тебя и приветствовать, матушка–государыня, в российском городе.
Елена поняла значение слов наместника, как должно. Когда пять лет назад Александр отписал ей во владение Могилёв и ближние к нему земли воеводства, когда наместник Товтовил был снят с должности и покинул Могилёв, многие литовские вельможи продали свои дома и укатили следом за ним в Вильно, в другие литовские города и земли. В Могилёве всю службу стали править россияне.
— Спасибо тебе, боярин Прокофий, за радение, за верность матушке–Руси, — ответила Елена и троекратно, по русскому обычаю, расцеловалась с ним, потом тронула рукой Иннокентия и попросила: — Отслужи, святой отец, благодарственный молебен во славу города.
— Дочь моя, храм Богоматери ждёт тебя. И певчие на хорах славят твоё имя.
Иннокентий повёл Елену в собор. Служба в храме, переполненном горожанами, длилась долго. Отец Иннокентий дважды подходил к Елене и спрашивал, не устала ли.
— Спасибо, святой отец, не устала. Я, как птица, парящая под облаками, как дитя в колыбели… Я ощущаю только прелесть богослужения.
Елена отдыхала в Могилёве два дня. Это был душевный отдых. Трижды в день она ходила в храмы — на заутреню, литургию и вечерню, — везде молилась за упокой душ батюшки и матушки. Но время уже подсушило кровоточащую рану от потери родителей, и на третий день Елена окунулась в дела. Вместе с наместником Прокофием и настоятелем собора Богоматери она обошла все храмы города, выслушала священнослужителей и проявила заботу об их нуждах. Могилёвцы и жители воеводства исправно платили налоги в государеву казну, и Елена пришла к мысли о том, что, если она по примеру далёкого предка, великого князя Владимира Святого, отдаст десятую часть доходов в пользу православных церквей, это будет для них великим благом.
— Ты уж постарайся, боярин Прокофий, чтобы моё повеление исполнялось строго и по чести, — наставляла Елена Татищева.
— Матушка–государыня, грош ломаный не пропадёт. Все деньги дойдут до храмов, — заверил Прокофий.
На четвёртый
— Ваше королевское величество, я рад видеть вас в добром здравии и прошу выслушать меня наедине.
Елена всё ещё не простила давнего предательства Сапеги на пути к Могилёву и в городе восемь лет назад. Она вспылила и строго спросила:
— Какие у тебя полномочия разговаривать с королевой? Я не хочу тебя слушать, возвращайся в Краков.
Покорно прошу вашу милость выслушать меня, — прижав руку к сердцу, произнёс Сапега. — Это касается лично вас, государыня, а по иному поводу я б не осмелился вас беспокоить.
Елена присмотрелась к лицу Сапеги и увидела в его глазах страдание.
– Иди за мной, — сказала королева и направилась к палатам наместника.
Придворные Елены поняли, что случилось какое-то несчастье, и следом за нею никто не двинулся.
Елена вошла в трапезную, велела Сапеге сесть к столу и выпить вина. Когда он осушил кубок, она сказала:
— Теперь говори. И не смей лукавить. Уличу — не сносить тебе головы.
Матушка–королева, я готов к любому наказанию. Случилось несчастье, последствия которого ещё во тьме. Вам должно быть в Кракове. Проявите милость и, не мешкая, отправляйтесь в путь.
Как ни была Елена мужественна, но при этих словах у неё дрогнуло сердце. Она догадалась, что несчастье касается Александра.
— Говори, что произошло?
– Вы только не волнуйтесь, ваше величество. С вашим супругом, может быть, ещё ничего не случилось. Он всего лишь куда-то отлучился из дворца, из Кракова.
– Ты хочешь сказать «исчез»? И когда это произошло, по какой причине?
– Похоже, что так, государыня, он исчез. Случилось это две недели назад. — Сапеге всё-таки захотелось устрашить королеву: взыграли прошлые обиды. — Тайна исчезновения пока не разгадана, хотя мы уже знаем, что к тому причастен князь Михаил Глинский и граф Гастольд Ольбрахт. Других подробностей не ведаю.
— Говори всё по порядку. Когда он исчез после моего отъезда?
— Это случилось через два дня, как вы уехали. На другой день меня послали догонять графа. Выходит, что сегодня миновало шестнадцать дней.
— Но откуда твоя уверенность, что за минувшие дни его не нашли? Может, он жив и здоров и пребывает в Вавеле за кубком вина?
— Господи, матушка–королева, может, и нашли, но вам должно быть в Кракове по другим причинам. Проявите милость…
Елена пристально посмотрела на дворецкого короля и поняла, что он страдает искренне: ему было за что любить короля. Сама Елена не могла сказать определённо, готова ли она мчать в Краков. Её сердце рвалось в Москву. Она отдала бы всё своё достояние, только бы поскорее добраться до Кремля. Что-то подсказывало Елене, что если она изменит своему желанию, жажде, мечте, то ей уже никогда не будет дано прикоснуться к родимой земле, к камням, под которыми покоится прах родителей. Предчувствие её не обманывало. Да, ей не суждено было вернуться на родину, как ни стремилась она к ней.