Государыня
Шрифт:
— Мой государь, твоя Кристина заждалась тебя. Обними меня и поцелуй.
— Я спешил к тебе и, видишь, прилетел. Теперь мы никогда не разлучимся. Не так ли, мой ангел?
— Да, мы никогда не разлучимся. К нам пришли вечный праздник и вечное блаженство. У наших ног весь мир в благоговении перед нами.
Они легли на траву. Кристина ласкала нежной рукой его лицо, его грудь, целовала жаркими губами, напевала что-то трепетное. И Александр уснул. Сколько он спал, неведомо, а когда открыл глаза, то не было уже вокруг волшебных рощ и крылатых ангелов, исчезло озеро с лилиями.
Александр наконец уразумел,
А за альковом, в кресле у камина, дремал князь Михаил Глинский, охраняя покой влюблённых. Будущий дядя Ивана IV Васильевича Грозного, царя всея Руси, знал, что ловушка, в которую он заманил короля Польши и великого князя Литвы, захлопнулась надёжно и надолго.
Глава двадцать восьмая. ПОИСКИ КОРОЛЯ
На другой день после посещения Вавеля архиепископом Радзивиллом и графом Монивидом во дворце до полудня царила обычная придворная жизнь. Многие ещё нежились в постелях, другие шли на прогулку в парк, служилые дворцовые люди привычно занимались делами. Никого не беспокоило то, что король не пришёл на утреннюю трапезу. Знали, что с ним часто случалось такое и даже королева мирилась с этим. Так было с утра и в этот день. Но в полдень к королю пришёл с докладом канцлер Монивид и попросил дворецкого Ивана Сапегу доложить о себе государю.
— Передай, что у меня безотлагательное дело. Да напомни, что он был намерен до полуденной трапезы принять послов из Венгрии.
— Так всё и передам, ваша светлость, — ответил Сапега с лёгким поклоном и ушёл в покои короля.
С канцлером у дворецкого всегда были прохладные отношения. Сапега не мог простить Монивиду напрасное обвинение в том, что он якобы плохо исполнил свой долг перед радой во время поездки Александра и Елены по державе. Даже время не залечило отчуждения. На сей раз это чувство погасло очень быстро. Сапега вошёл в спальню и обомлел: королевское ложе было пустым и его никто не готовил ко сну. Атласное покрывало было аккуратно заправлено, как и накануне вечером, когда Сапега заходил в спальню с постельничим.
— Когда и куда государь успел уйти? — выдохнул Сапега.
Заглянул во все углы, потолкав плечом потайную дверь. Сапега похолодел и почувствовал головокружение. Прислонившись к стене, он принялся лихорадочно вспоминать минувший вечер. Но запомнилось лишь то, что уже поздно вечером к королю пришли сперва архиепископ Радзивилл, а час спустя — граф Ольбрахт. Сапега знал, что этот всесильный магнат был любим королём и они часто вели беседы за полночь. В такие часы никому не разрешалось беспокоить короля. Так было и вчера, припомнил Сапега. Он побывал близ королевских покоев, только когда на ночь менялся караул, с тем и ушёл спать. Пана Сапегу залихорадило от страха. «Куда мог исчезнуть
— Мартын, короля в опочивальне нет, он пропал. Беги к графу Гастольду и узнай, не там ли он?
— Но, пан Иван, пошли кого-то из слуг. Я всю ночь провёл во бдении близ жены: она рожала.
— Не возражай! Исчезни немедленно, пока пинками не погнал! — гневно крикнул Сапега склонному к лени Мартыну.
Испуганный постельничий убежал, а Сапега поспешил в оружейную залу, где его ждал канцлер Монивид. Подойдя к нему, Сапега с долей вины сказал:
— Вельможный пан, придётся подождать. Король ещё спит.
Пан Сапега не счёл нужным говорить правду. Он ещё надеялся, что король найдётся. Монивид, однако, вместо того чтобы уйти, направился в покои короля, гневно бросив при этом:
— Король нужен государству, а не мне. И долг его быть в этот час при деле!
Сапега лишь пожал плечами и поспешил в караульное помещение, нашёл хорунжего и велел ему узнать у гвардейцев охраны дворца, не видел ли кто-нибудь, как король покинул Вавель.
— Спрашивая, предупреждай: никому ни слова, что ищем короля, — строго наказал Сапега.
Той порой на королевской половине дворца появился брат Александра Сигизмунд. Встретив канцлера Монивида, принц воскликнул:
— Ясновельможный Влад, что вы здесь делаете а такую рань?
— Жду короля, светлейший принц. Дело приспело важное, да и венгерские послы ждут приёма.
— Чего же ждать? Александр Казимирович, похоже, позволил себе вчера выпить изрядно, вот сегодня и мается. Да мы приведём его в чувство. Нам с вами дозволено будить его даже ночью. Вперёд, и не падёт гнев на наши головы!
Когда они вошли в пустую спальню короля, Монивид возмутился:
— Удивлён ложью пана дворецкого: он с невинным видом сказал, что король почивает.
— Выходит, ложь во спасение. Подождём. Не будем же мы искать по всему дворцу.
Принц и канцлер покинули спальню, и Сигизмунд спросил Монивида:
— Если не секрет, с каким важным делом вы пришли, любезный граф?
— Секрета нет, ваше высочество. Примчался гонец из Берестья, принёс весть, что в той земле и даже на Туровщине появились малые отряды крымчан. Чего доброго, нахлынет и орда. Князь Василий шустёр и хитёр и может побудить хана Менгли–Гирея вломиться в Польшу. Тогда нам несдобровать.
— И что же пан канцлер посоветует королю? Нанять стотысячное войско?
— Дорогой принц, ей–богу, мне не до шуток.
Монивид знал, что между братьями укоренилась тайная вражда, и его симпатии были на стороне Александра. Но он признавал, что Сигизмунд значительно умнее Александра и способен управлять государством с большей пользой, поэтому был доверителен, стараясь упрочить расположение принца к себе.
— Я бы, ваше высочество, посоветовал государю отправить к Менгли–Гирею послов с дарами. Сегодня в Крыму нам нужен друг, а не враг, — ответил Монивид.