Готика Белого Отребья
Шрифт:
Само изображение этого человека заставила Писателя задрожать, несмотря на то, что он уже видел сходство в набросках. Несомненно, это была модель для всех этих эскизов в рамках. Говард был высокий и худой, в пиджаке с тонкими лацканами и узким галстуком, как носили в те дни. Его глаза казались широко раскрытыми, как будто он был насторожен или не уверен, что его сфотографируют. Лицо его ничего не выражало, его рука лежала на голом плече альбинecсы. Самой заметной чертой Говарда, о которой говорилось выше, было его длинное узкое лицо и слегка выступающая челюсть.
Черт побери! Он выглядит ТАКИМ ЗНАКОМЫМ! Где я видел его фотографию раньше?
– Да, сэр!
– пискнул старик.
– Эт мои мама и папа, и я чертовски горжусь, что в моих жилах течет кровь этого героя.
Писатель вернул фотографию, все еще не оправившись от знакомого лица.
– Поразительный взгляд в прошлое, сэр. Спасибо, что поделились со мной.
Септимус потер руки.
– Да, сынок, вскоре после празднества, Говард трахал киску моей милой мамочки так, как будто завтра не наступит…
– Э-э… Да, сэр. Вы уже говорили.
– …oн разодлбал ее киску, как гребаные канноли[87]! Говард был гигантом среди людей. Он трахал всех этих девушек и не останавливался, пока они не становились косоглазыми, настолько сумасшедшими они были, дорвавшись до этого большого "куска трубы", которым был его "петух”. Так что, он долбил их дырки по много раз!
– Э-э… очаровательно, сэр. Боюсь, нам пора, но спасибо, что уделили нам время и поведали прекрасную историю.
– Уже уезжаетe, да?
Сноуи быстро обняла его.
– Да, Дедуля Септимус, просто уже поздно, но мы скоро вернемся…
– Хорошо, дорогая, - и старик уставился на Писателя.
– А ты, сынок, помни, что я тебе поведал раньше. Так же, как ты вернул хорошее назад в город, так же, и нечто ужасно плохое будет преследовать тебя по пятам, будет ползти прямо за твоей спиной…
Как Писатель мог забыть такое? Как будто ворота Иблиса открываются и...
Септимус Говард уверенно кивнул.
– И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его...
Писатель сглотнул, услышав это предзнаменование, каким бы глупым оно ни казалось, а потом они все закончили прощаться. Но, в целом, эта беседа со старейшиной города была увлекательной и продуктивной, и когда они ушли, он действительно с нетерпением ждал возможности насладиться разговором старика в будущем.
К сожалению, этому не суждено было случиться, и в этот момент, сами того не зная, они видели Септимуса Говарда в последний раз, потому что он сам станет первой жертвой “ Люнтвилльского Ужаса”.
На самом деле, он будет разорван на куски, когда вернется в свою хижину в лесу, и его старая плоть будет поглощена с большим аппетитом...
* * *
Опьяненный пивом и новой информацией, Писатель последовал за девушками туда, откуда они пришли, по длинному главному проходу, вдоль которого выстроились ветхие трейлеры и еще более ветхие человеческие существа.
Столько событий всего за одну ночь,– подумал он. Местоположение дома Крафтера теперь было ему известно, как и инкапсуляция природы самого Крафтера, включая предположения о СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЙ природе, и - самое интригующее - легендарность мифической фигуры, известной как Говард, не говоря уже о неожиданном обнаружении реальной фотографии этого человека. И, как я вижу, Сноуи с Дон, наконец поладили.
Две девушки шли впереди него, держась за руки, словно влюбленная пара.
Затем Сноуи прошептала Дон:
– Дорогая, когда мы вернёмся, я хочу, чтобы моя киска побывала в твоём рту!
Дон пожала плечами.
– Конечно. Только сначала помойся. Без обид, но твоя киска имеет тенденцию вонять.
О, нет,– подумал Писатель.
Сноуи воспринялa эту информацию не слишком позитивно.
– Какого хрена ты мне сейчас это сказала?
– oна остановилась и толкнула Дон.
– Следи за собой, милая, или я опущу твоё смешное лицо в грязь. Я только хотела сказать, что ты иногда немного воняешь, и если хочешь знать правду, бывают моменты, когда твоя щель пахнет хуже, чем труп животного на дороге в жаркий летний день.
– Вовсе нет!
– заорала в ответ Сноуи и с молниеносной скоростью, удивившей Писателя, её ладонь треснула по лицу Дон.
– Моя киска всё время хорошо пахнет!
Когда Дон оправилась от удара, на одной стороне её лица появилась пульсирующая розовая петерня от пощечины.
– Тебе не следовало этого делать, потому что теперь я собираюсь преподать тебе урок. И, знаешь что, Сноуи? Мне неприятно тебе это говорить, но окружная свалка пахнет лучше, чем твоя дырка!
– Заткнись, ебанатка!
– Ты можешь выйти из душа, но уже через пять минут твоей вонью можно разрушить стену из шлакоблока. Неудивительно, что ни один парень не хочет с тобой встречаться; в половине случаев твоя дырка воняет так сильно, что твою вонь можно почувствовать через твои грёбанные штаны.
На этом разговор о запахе закончился. Обе девушки столкнулись, oсыпaя друг друга ударами и пинками.
Писатель застонал.
– Серьёзно, девочки? Опять?
Как профессиональный рестлер, Сноуи ударила пальцами по глазам Дон, a затем саданула локтем в голову.
– Меня тошнит уже от того, что ты всё время говоришь мне гадости! Я засуну твой протез тебе же в задницу, и всё дерьмо в ней перемешаю!
Писатель вздохнул, сел на пенек и открыл последнюю банку пива.