Граф-затворник
Шрифт:
– В качестве матери невесты скажу: я мечтала выдать свою старшую дочь замуж с тех самых пор, как она выбралась из пеленок. И, если бы я знала, что она будет предназначаться тебе, мой мальчик, то ждала бы этого с еще большей радостью, – загадочно улыбнулась леди Сиборн, и у Персефоны на глаза навернулись слезы.
Если бы только это действительно было так! Если бы мама была права, и Алекс просто стал бы ей самым лучшим и любящим мужем, самым лучшим ее выбором! Тогда она могла бы отдаться этому романтическому волшебству и просто заниматься любовью с неотразимым молодым человеком, чьего приезда в их поместье она так ждала когда-то. Как же ей в то время хотелось выбраться из классной
Зная, что все это читается в ее взгляде, Персефона подняла глаза на своего будущего мужа и потом посмотрела на Корисанду. Та ответила ей молчаливым вызовом, в котором ясно читалось: она не верит в их с Алексом искреннюю любовь. К счастью, родственница быстро опустила глаза, и будущей графине Калверкоум не пришлось вновь призывать на помощь свою ледяную уверенность. После чего Персефона изящно зевнула, тем самым намекнула присутствующим: им всем давно пора мирно почивать в постелях.
К счастью, Хьюза с ними уже не было, дворецкий ретировался еще в тот момент, когда понял: между конспираторами произошло нечто неподобающее. Корисанда же совершенно не хотела, чтобы хорошие манеры помешали ее триумфу, даже если и не могла заявить о нем на весь мир. Она упрямо дождалась, пока леди Сиборн и Персефона первыми покинут комнату, и со злорадством разглядывала абсолютное спокойствие Алекса. Он вышел последним со свечой в руке и проводил дам до главного холла. Там они нашли себе запасные свечи и наконец поспешили в свои комнаты.
К тому времени, когда они с матерью разошлись с гостями – Корисанда отправилась к себе, в самые простые гостевые покои, какие только были в Эшбертоне, а Алекс – в герцогское крыло Джека, Персефона чувствовала себя совершенно без сил. Она мысленно пожелала назойливой родственнице поменяться постелями с судомойкой, крошечная каморка которой располагалась рядом с просторными кухнями, чтобы удобнее было в предутренней тьме разжигать очаг. Судомойка заслуживала мягкой пуховой перины намного больше, чем Корисанда.
Леди Сиборн задержалась у спальни Персефоны и выразительно посмотрела на старшую дочь таким взглядом, что стало ясно: она знает о случившемся намного больше, чем хотелось бы любой матери.
– Нам всем давно пора быть в постелях, моя дорогая. Надо получше выспаться и набраться сил. Завтра нас ожидает суматошный день. Мы объявим о твоей помолвке и сразу начнем приготовления к свадьбе. Она ведь совсем скоро, – мягко проговорила леди Мелисса.
– Да, правда, мама, – кротко согласилась Персефона, на прощание поцеловала мать в щеку и признательно улыбнулась. Так она благодарила за понимание и неоценимую поддержку в выборе претендента на ее руку. После чего она медленно добралась до своей спальни и погрузилась в тревожный сон, как только ее голова коснулась подушки.
– Какое потрясение! – пробормотала себе под нос леди Сиборн, скидывая туфли и стаскивая с постели покрывало. – Хорошо, я успела немного вздремнуть, прежде чем ворвалась эта дрянная Корисанда с требованием отправиться на поиски моей дочери. Неймется ей, все хочет доказать, что под крышей нашего дома вот-вот вспыхнет скандал. Ты можешь себе такое представить, мой милый Генри? – обратилась она к небольшому портрету покойного мужа на
Она взглянула на заразительно улыбающегося лорда Сиборна на прекрасно написанном портрете и кивнула, словно тот ответил ей. Она сухо улыбнулась.
– Да, когда-то и нам самим понадобилось для этого слишком много времени, верно? – произнесла она в теплом предрассветном воздухе и погрузилась в мечты о свадьбе дочери – все эти цветы, музыка, подружки невесты, – которые плавно перешли в воспоминания о ее собственной свадьбе.
То была замечательная весенняя свадьба, но ее воздушная романтичность пропадала впустую, почти не затрагивая мисс Мелиссу Кэролайн Мелван и ее жениха, достопочтенного лорда Сиборна. В то прекрасное майское утро почти тридцать лет назад никто из них не думал, что перед алтарем часовни Эшбертонов связывает себя узами брака с любовью всей своей жизни.
– Несмотря на откровенно непутевое начало, у меня большие надежды на настоящее счастье детей в этом торопливом браке, Хэл. Хотя многие и удивятся ему, – пробормотала она. Ее веки отяжелели, дыхание становилось все ровнее и медленнее.
Она засыпала, и ей начинало казаться: ее возлюбленный супруг рядом, еще чуть-чуть, и она увидит его понимающую улыбку, и он сонно ответит: «Иногда устроенные браки неожиданно превращаются в браки по настоящей любви, дорогая», а потом повернется на бок, как в старые времена, когда он был жив и реален, а не как сейчас – недостижимый ни взгляду, ни прикосновению. Она надеялась, что ее старшей дочери никогда не придется так отчаянно тосковать в своей брачной постели по своему мужу.
Маркус Сиборн пошевелился на твердом ложе и напряженно прислушался к звукам из коридора. Он пришел к выводу: здесь что-то вроде мужской резиденции, хотя она явно переживала тяжелые времена. Раздававшийся иногда по булыжной мостовой грохот тяжелых копыт или легкий шум двуколки подсказывал – это не праздные семьи наносят друг другу визиты в часы вежливости. Если забраться на расшатанный стул и посмотреть в окно, то там виднелся заброшенный, давно заросший сорняками внутренний дворик.
Маркус начал выковыривать известковый раствор вокруг прутьев решетки единственного окошка под потолком. Из закрытого внутреннего дворика нелегко совершить побег, но надо хотя бы попытаться, а то можно просто сойти с ума. Работа шла медленно и довольно рискованно, ведь стул под его ногами мало чем отличался от всего прочего гнилья в этой импровизированной тюрьме, но так ему удалось скоротать несколько утомительных часов. Больше заняться здесь было решительно нечем, разве что сражаться с древним молитвенником, который Маркус обнаружил в куче изъеденных молью одеял, или же читать бесконечные тома «Клариссы» Ричардсона. Книги держала здесь его союзница по несчастью, дабы не умереть от скуки.
Правда, неустанно трагическим страданиям героини Маркус предпочитал действие, и, когда его тюремщица в последний раз ворвалась в комнату, он вслух вопросил: «Что общего у такой практичной леди с прекрасной, но обреченной Клариссой Гарлоу?» И получил ее едкий ответ – нищие не выбирают, и вообще пусть пленник благодарит небеса, что книжки все-таки на английском, а не на каком-нибудь варварском языке. Интересно, чем, по ее мнению, занимаются на уроках мальчики, кроме как учатся расшифровывать всякие варварские языки? Он улыбнулся в темноту своей подземной камеры, потом принялся думать о своем заключении.