Грань бессмертия

Борунь Кшиштоф

– Профессор просит сеньоров в кабинет, - сказал он, жестом указывая на лестницу, ведущую наверх.

Альберди вскочил. Только теперь я заметил, как сильно он взволнован.

– Простите...
– вставая, поклонился я Долорес и Катарине.

Сеньора де Лима послала мне полный беспокойства взгляд, а я улыбнулся ей, давая знать, чтобы она не волновалась.

Молодой индеец проводил нас до самых дверей кабинета Боннара и ушел.

Профессор, одетый в белый халат, стоял на пороге. Он приветствовал нас кивком головы и пригласил в комнату.

Ярко

освещенный кабинет теперь показался мне значительно просторнее, чем во время предыдущего визита. Я посмотрел на окна, плотно прикрытые шторами.

Боннар заметил мой взгляд и иронически усмехнулся.

– Ваши клиенты забавляются... А это письмо с поздравлениями, - он потянулся к открытому ящику и подал мне измятый листок.

"Убийц под суд", - прочитал я нацарапанные неумелой рукой слова.

– Садитесь!
– сказал Боннар, однако сам не сел, а принялся расхаживать по кабинету.
– Давно же ты здесь не был, Эст...
– обратился он после недолгого молчания к Альберди.

– Давно, - согласился священник, беря у меня листок.
– Это что, закинули в окно?

– Принесли на подносе!
– саркастически рассмеялся профессор.
– А вы, я думаю, на меня не в обиде...
– остановился он передо мной.
– Впрочем, вы сами виноваты. Я подумал тогда, что имею дело с одной из свиней, что роют под меня яму...

Разговор обещал быть не из приятных.

– Думаешь, это да Сильва?
– спросил Альберди, кладя листок на стол.

– Ты догадлив... Но все это не важно.
– Боннар стал серьезным.
– Мне сказали, что вы человек порядочный, - опять обратился он ко мне.
– Однако я не могу рисковать. Вам придется остаться в институте до утра. Лишь завтра в одиннадцать часов вы сможете покинуть этот дом. И ты, Эст, тоже. Если вам это не нравится, вы должны уехать отсюда немедленно, но без мальчика.

Я был озадачен.

– Зачем же вы меня приглашали?

– Я хочу, чтобы вы, во-первых, полностью разобрались в том, что здесь происходит, и действовали, как прикажут разум и порядочность, а во-вторых, чтобы, сообщая кому следует обо всем, что вы здесь услышали и увидели, могли сдерживать дураков в их идиотских намерениях и тем самым помочь всем нам избежать опасных последствий человеческой глупости и слепоты...

– Вы хотите, чтобы в случае процесса...

– Нет, уважаемый, нет! Это пусть вас не волнует. Процесса не будет - он никому не выгоден. А если даже и будет, то у нас есть свидетель, голос которого будет решающим...
– он выделил последнее слово, блеснув глазами.
– Вы должны знать: речь идет о гораздо более важных вещах, нежели выдуманное кретинами обвинение в убийстве.

– Значит ли это, что я должен посредничать в переговорах?

– В данном случае трудно говорить о переговорах. Ваша роль будет в принципе заключаться лишь в стимулировании хода некоторых процессов... Впрочем, что вам объяснять. Вы сами разберетесь.

– Что-то я не очень представляю себе, каким образом можно примирить такие несовместимые понятия, как необходимость сохранять тайну

и обязанность кого-то информировать... Да и кого, собственно, и в каких пределах я имею право информировать? Сеньору де Лима? Ее мужа? А может, следователя Кастелло?

Боннар взглянул на меня почти с презрением.

– Вижу, вы знаете меньше, чем я думал. Вас переоценили! Но теперь это уже не имеет значения... Итак, кратко: соблюдать тайну вы обязаны лишь до одиннадцати часов завтрашнего утра. Никаких телефонов, никаких контактов. По истечении этого срока я предоставляю вам полную свободу передвижения и использования полученных сведений. Я понимаю ваше положение и не собираюсь его усложнять.

– Как мы поступим с сеньорой де Лима?

– Она останется здесь на ночь или вы сейчас же отвезете ее к Альберди, в "Каса гранде" или к самому дьяволу... Но Марио с ней не поедет.

– Вы знаете, чем это вам грозит? Мальчик несовершеннолетний!

– Знаю. Но, во-первых, требование сеньоры де Лима может быть невыполнимо, - он слегка усмехнулся.
– Марио здесь находится добровольно и в любой момент может покинуть институт... в неизвестном направлении. Во-вторых, будет лучше, если сеньора де Лима останется здесь на ночь добровольно, даже не зная об условиях, которые я вам поставил. Впрочем, на то у вас и голова... То, что вы приехали в одной машине, упрощает задачу. В-третьих, все это мелочь в сравнении с тем, за что идет игра.

– Я постараюсь убедить сеньору де Лима остаться... В данный момент ее интересует только сын. Возможно, она увидит его и успокоится.

– Завтра я возьму их с собой в столицу. Я выеду в семь утра! Правда, по пути мне надо будет уладить кое-какие дела, но к обеду они оба будут дома. Вы же должны остаться здесь до одиннадцати. Ты, Эст, конечно, принимаешь мои условия?
– обратился он к Альберди.

– В семь пятнадцать у меня служба.

– Значит, ты возвращаешься домой.

– Я хочу знать, что стало с Хозе.

Боннар развел руками.

– Прости, Эст...

– Хорошо!
– с трудом сказал Альберди.
– Принимаю твои условия. Только мне придется съездить в Пунто и предупредить ризничего. Но ты скажешь мне, что с Хозе.

Суровое, непроницаемое лицо ученого на мгновение осветилось улыбкой.

– Через минуту ты сможешь с ним поговорить сам, - сказал он медленно, каким-то особенно торжественным тоном, не вяжущимся с его прежней сухой деловитостью.

Альберди был поражен его словами, а у меня перед глазами встала картина раскрытого гроба.

– Вы потеряли монополию на бессмертие!
– гортанно рассмеялся Боннар. Придется тебе с этим примириться, Эст.

– Не понимаю...

– И не знаю, захочешь ли понять... до конца.

– Говори!
– священник настойчиво смотрел в лицо ученого, словно хотел прочесть по нему всю правду.

Но Боннар не торопился. Он подошел к столу и вынул из ящика листок бумаги.

– Напиши ризничему записку. Завтра я выеду на полчаса раньше, а Марио отдаст ему ее по пути. Так будет безопаснее.