Грани жизни
Шрифт:
Трубкин невольно поднялся с места и, неслышно ступая, подошел к книжной полке, как бы что-то ища среди книжных корешков, а сам устремил взгляд на стол, за которым работал Петя Мельников. В его склоненном профиле Трубкину почудилось скрытое торжество. Такого выражения лица, отражающего безмолвную — но какую глубокую! — радость, Вася просто не выносил. «Почему ты торжествуешь, а не я? Чем я хуже тебя?»
«(Само собой разумеется, — читал он дальше, — работа Петра Мельникова (а также и всей бригады) оказала существенную помощь для подготовки нашей первой автоматической линии. Каждому понятно, как важно будет начать нашу автоматику с первого же шага — верно, с абсолютно проверенной точностью. Работа Петра Мельникова показывает, что в его лице наш завод видит достойного ученика главного конструктора П. С. Сковородина…»
«Достойный ученик Сковородина», — повторил про себя Вася Трубкин и вдруг вздрогнул, как от толчка.
«Позвольте… да что же это делается?!. А этот «ученик Сковородина» давно ли в полной растерянности показывал странные две строчки нашего «патрона»? Что они в себе заключали?
О, все что угодно, только не поддержку и не чувство доверия учителя к «ученику»… Даже имени этого «ученика» Сковородин не упомянул и черкнул этак, вообще: молодежь, начинание… и все тут, понимай, как знаешь… Но какой же я тогда был болван! Ох, какой непроходимый болван… вернул Мельникову обратно эту «историческую» записку!.. Я бы мог теперь ею помахивать, тыкать ею всем в нос, а у меня ее нет! А Мельников эти две строчки уже, конечно, пустил в ход. Ишь, сидит за работой, скромный, деловитый, а сам, подлец, торжествует!.. Ф-фу, как же я проиграл!..»
Несколько минут Вася остолбенело сидел в сковоро-динском кресле, переживая свой «проигрыш». Но скоро ему вспомнились некоторые, «право же, существенные мелочи» в поведении Пети Мельникова. Конечно же, он пришел к нему, второму заместителю Сковородина, в крайне подавленном состоянии. Если бы у Мельникова была хоть самая скромная надежда на успех, он бы не так разговаривал с ним! Совершенно ясно: Мельников был оттого и подавлен, что Сковородин не захотел что-то поддержать… Ха-ха… а это «что-то» и есть тот самый чертеж, та работа в помощь будущей первой автоматической, о чем и говорится в статейке главного технолога! Так, следовательно, Мельников сумел его, попросту говоря, объегорить… А в парткоме у Мельникова тоже вроде «рука»: всем ведь известно, что старик Соснин дружил всю жизнь с отцом этого хитреца Петьки. И вот рука руку моет: то, что не хотел продвигать Сковородин, поддержал и продвинул наш главный технолог, и все в этаком благородном освещении! Мы еще поспорим с этим «благородством»! Мы еще покажем, как отвергнутые и даже как бы ставшие безымянными очень ловко «втираются» в число «учеников» Сковородина. Но в таком виде, конечно, вскрывать это нельзя, еще и сам ненароком срежешься. Надо обдумать, с какой стороны лучше подойти!
Дома, на праздниках, в тишине уютной квартирки, Вася все обдумал. Он пойдет сразу к Соснину и выразит свое удивление, но по совсем иному поводу, ни словом не касаясь ни статьи главного технолога, ни его отношения к работе Петра Мельникова. Он, Василий Трубкин, теперь в единственном числе представляющий «сковородинский» цех, заступится — да, да! — именно заступится за честь и большое имя своего начальника, пока Петр Семенович находится в заграничной поездке.
С тем Трубкин и отправился в цех сборки к Степану Ильичу. Тот встретил Трубкина удивленным взглядом, но второй заместитель Сковородина не смутился. С видом оскорбленного достоинства он заявил, что «публикация статьи главного технолога — явная ошибка и бестактность».
— Это почему же?
Трубкин, не скупясь на подробности, объяснил: он сам слышал, как незадолго до своей заграничной кома-н-дировюи Петр Семенович обещал по телефону редакции многотиражки свою статью по вопросам автоматики, но сдать ее не успел.
— Сейчас не успел, потом сдаст, когда приедет, — спокойно ответил Соснин.
— А вдруг его статья окажется совсем иного характера, чем эта, только что помещенная в многотиражке? — И Трубкин презрительно щелкнул пальцами по газетному листу на столе Степана Ильича.
— А хотя бы и так — диаметральной. Что из этого следует? — иронически усмехнулся Соснин.
— Позвольте… Но ведь тогда окажется, что вот эта статейка…
Трубкин хотел было снова щелкнуть по газетному листу, но Степан Ильич непринужденно и быстро переложил лист на другое место.
— Тогда окажется, что данная статья перекрыла дорогу статье Петра Семеновича! — хотя и'побагровев от смущения за свой неловкий жест, все-таки настаивал Трубкин. — Окажется также, что его, крупного работника, наша газета не уважает, и он незаслуженно будет оскорблен…
— А вы ту статью Петра Семеновича читали? Нет? Ну, если не читали, так, может, слышали от него самого нечто волнующее в связи с этой статьей? Не слышали? Тогда, может быть, уезжая в заграничную командировку, Петр Семенович делился с вами соображениями, скажем, относительно печатания статьи? Нет? Вот вы опять отрицательно качаете головой. Тогда придется спросить: уж не отдал ли Петр Семенович строжайший вам приказ становиться поперек любой публикации на тему об автоматике? Вы опять отрицательно качаете головой? Ну, еще, самое последнее. Может быть, у вас составилось впечатление, что Петр Семенович вообще не терпит, чтобы кто-нибудь, кроме самого товарища Сковородина, публиковал статьи о проблемах автоматики? Да или нет? Вы молчите, товарищ Трубкин? А мне это нужно точно знать, чтобы разрешить вопрос, ради которого вы пришли ко мне как к секретарю парткома. Итак, прошу.
С тем же спокойным и как бы неистощимым терпением, задав свой последний вопрос, Степан Ильич ждал ответа.
— Мм… видите ли… — замялся Трубкин, почувствовав себя как бы прижатым в угол. — Такого приказа я от Петра Семеновича не получал… но… поверьте… уважая Петра Семеновича, как моего начальника, я подумал, что… что я нравственно обязан охранять и его авторитет, так сказать, от разного рода… мм… посягательств незрелой молодой мысли, которая еще не заслужила права… м-да… права выскакивать вперед…
— Понятно, все понятно, — спокойно прервал Степан Ильич, не меняя выражения лица, только сивые густые брови нависли над зорко зажегшимися глазами.
Но Вася Трубкин, помня только о себе и о своем, не отличался наблюдательностью. Он было стал снова развивать свой «тезис об авторитете начальника» и о «молодой, скороспелой мысли», но Соснин снова остановил его:
— Этот ваш «тезис» вы уже вполне достаточно определили. Но понимаете ли вы, с чем вы пришли ко мне, секретарю парткома… с чем?
— То есть как? Позвольте, я могу пояснить, — надулся Трубкин.
— Пояснять решительно нечего, все ясно. Вы пришли в партком только с вашим раздражением, вызванным вот этой статьей (Степан Ильич слегка погладил ладонью газетный лист), написанной главным технологом о молодых новаторах, которые помогают подготовке нашей первой автоматической. Работа Петра Мельникова, по нашему мнению, вполне отвечает той школе и технической мысли, которую создал Сковородин. Если он из-за отъезда в командировку допустил недоделку, так это нам известно — записка его у нас, в парткоме. Петр Мельников, как видите, ничего от нас не скрыл. А поскольку его работа, поддерживаемая его бригадой, действительно будет полезна для построения первой автоматической, мы и отметили эту работу также и для поощрения других молодых сил нашего завода.