Грани
Шрифт:
— Послушай, Мэри, что-то не так.
Но Мэри, замешкавшись лишь на секунду, откинула его руки назад и снова вдавила в землю. Ее сила казалась нечеловеческой.
— Мэри, хватит! — закричал Эрик, но отстранить ее теперь казалось невозможным.
«Что-то не так, — паника в голове Эрика нарастала, — что-то явно не так! Мэри? МЭРИ! ЭЙ, МЭРИ!»
В этот момент взору Эрика предстало то самое огромное дерево. Листья его уже не были столь яркими. Они иссохли и опадали один за другим.
«ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ КОМАР! СМАХНИТЕ ЕГО! СМАХНИТЕ ЕГО!»
В этот
Внезапно Мэри остановилась и произнесла с самой грустной улыбкой, которую Эрик видел в своей жизни:
— Я люблю тебя.
Боль достигла своего предела. Эрик начал терять сознание. Оставшиеся силы он вложил в каждый палец своей руки и вдруг, что-то нащупав в своей левой руке, резким движением вырвал это что-то наружу. Последнее, что успел увидеть Эрик, это лицо Мэри. С ее щеки катилась одинокая слеза. А после этого Эрик отбросило назад.
Земля вокруг исчезла. Исчезло и все остальное. Синее небо постепенно сменилось белым фоном, а рука Эрика как оказалось, до сих пор что-то яростно сжимала мертвой хваткой. Все еще находясь в полуобморочном состоянии, Эрик потратил последние силы, чтобы притянуть свои пальцы поближе к лицу. Его пальцы сжимали нечто острое. Через пару мгновений Эрик сумел понять что это — игла от катетера! После этого Эрик Майлз окончательно потерял сознание и провалился в небытие.
Глава 20: Каталина
Глава 20: Каталина
Бобу нравилось это место. Да, однозначно оно не могло не радовать. Обычно, единственный пейзаж матерого дальнобойщика состоял в быстроменяющихся картинках за окном. Деревья и горы, горы и деревья. Иногда Боб видел их, даже когда закрывал свои глаза. И все это всегда происходило под старые добрые роковые пластинки, потрепанные царапинами и временем.
Но это место было совсем иным.
Вечернее уходящее солнце совсем не портило общую картину. Это место было одним из тех, что еще явно не успело намозолить глаза. Мастерская находилась у окраины реки, чуть поодаль от города, на самой его границе. Дорога, идущая от города и пересекающая "Дикий мотор" была завалена слоем разноцветных листьев, а почти полное отсутствие автомобилей создавала природную и успокаивающую тишину.
Дальше дорога расстилалась и выходила во внешний мир: обширный и необъятный. Где-то там вдали находилось и ставшее печальным для Боба шоссе, но матерый дальнобойщик не стремился держать путь настолько далеко. Воспоминания об аварии Боб гнал, как сгоняют с лица и тела назойливых комаров, однако здесь возле мастерской атмосфера была совершенно противоположная душевному состоянию Боба Гаррисона. Сейчас ему вообще отчетливо казалось, что именно тут он бы и хотел встретить свою железную старушку. А возможно даже и собственную старость.
Тут было легко. В таком месте тело, словно само по себе отталкивалось от земли и, наполняя каждую клетку свежим воздухом, было готово порхать между десятками деревьев. Оно было готово прокатиться по свежей траве и под конец отдаться течению прозрачно-чистой реки. Тело словно было рождено стать частью всей этой лесной красоты.
Боб даже представил себе один день из жизни в такой местности: вот он выходит из своей лачужки, сонно пинает шишки и камни, добираясь до берега чистой и прозрачной реки, бодро омывает ледяной водой свое лицо и, наспех позавтракав, отправляется в такую вот мастерскую — ничем не примечательную, но давно ставшую родной.
Боб любил машины. А если учесть, что его хобби сопровождалось не только заработной платой, но и красотой природы, то что еще нужно? Несомненно, это было бы так: после рабочего дня Боб Гаррисон, разведя костер, занимался бы приготовлением какой-нибудь наваристой похлебки, приготовленной по старому рецепту и пахнущей так, что слюнки текли бы даже у слюнок. Под конец дня, попивая сваренный и горячий кофе, Боб уткнулся бы в какую-нибудь бессмысленную книжку, периодически прислушиваясь к тишине и покою. Вот как все это видел Боб Гаррисон.
Мечтая, Боб побрел к самой мастерской. Свой первый и, как надеялся Боб, последний грузовик он приобрел совершенно случайнейшим образом. Его малышка — Мерседес Акторс успела заработать неплохую популярность еще в конце девяностых. Как правило, Акторс приобретали очень часто, и какой-то их процент приходилось видеть не только в салонах, но и в мастерских. Свою «Каталину» Боб встретил именно в такой вот мастерской. По началу он был удивлен, что такая машина делает в подобном месте, но приглядевшись к ней поближе все вопросы отпали. Уже тогда Боб знал — он получит эту красавицу.
Среди дальнобойщиков это было распространенное явление — водительская романтика. В дороге, не считая дорожных путан, любимую женщину могла заменить тебе только твоя старушка на колесах. И у каждой такой старушки было имя. Обычно это было имя женщины, когда-то давно разбившей тебе сердце. Но при всем при этом это была любимая женщина. Это было самое важное. И действительно, свой Акторс Боб назвал именно в честь женщины, давно не молодой и, самое важное, верной, чего в современном мире так не хватает.
Он часто вспоминал ее. Вспоминал, как подобрал на дороге, когда его автомобилем был далеко не Акторс. Она не сопротивлялась Бобу, хотя не доверяла ему. Обессиленная и обезвоженная, она дала взять себя на руки и уже через несколько минут ехала в грузовике Боба, в тепле и уюте. Боб попытался разговорить незнакомку, но та лишь молчала и злобно смотрела ему прямо в глаза, ожидая очередного подвоха. Тогда Боб доехал до ближайшей забегаловке и купил себе и своей попутчице немного еды. Вкусный запах манил изголодавшую незнакомку, однако инстинкт самосохранения был сильнее и потому, стоило Бобу ослабить бдительность, напуганная попутчица отчаянно набросилась на своего спасителя.