Гражданин 19f
Шрифт:
— Заказ принят, ожидайте. — ответил неслышный для окружающих приятный женский голос в потоке нейроскриптинга.
— Таргиль?.. Тёплый таргиль?.. Конечно, о вкусах не спорят, но — чёрт возьми, как можно вообще пить такую… Бурду?.. Даже не говоря о прескверном лейбле медадминистрации, об этой «Зерке» ходит масса слухов, и я…
— О вкусах не спорят. — поднял руку Уинс, останавливая словесный поток соседа. — …Из твоих слов можно предположить, что ты, Веллингтон, всегда следуешь инструкциям и предписаниям здравоохранителей. Удивительно только, почему у тебя на одну декаду набежало, если я не ошибаюсь, два или три репрайманда.
— Так это, это… Это же от СКЗ. Контроль занятости, чёрт бы его подрал. У меня же семья, ты-то должен понять! Мне четвёртый выходной
— Можешь не оправдываться, я не руководитель твоего отдела и даже не коллега. А если б и был, то не стал бы терять своё время, выслушивая отговорки.
Толстяк уже и сам был не рад, что открыл рот. К счастью для него, к столику подошла молодая девушка с подносом. Судя по стройной фигурке, обаятельному смуглому личику, горящих янтарным светом радужкам глаз и пружинящей, словно кошачьей походке, это был синт. Люди такой грацией тела не отличаются, даже биомодификаты. Пока официантка накрывала стол, Айс поспешил сменить тему разговора.
— Слушай, Уинс, я вот подумал… У тебя же с сыновьями всегда какие-то проблемы были. Вроде бы. По крайней мере, ничего хорошего про Фиделя я от тебя не слышал — а теперь, ты готов заручиться перед самоуправленцем, да не перед каким-нибудь замухрышкой, а перед Джуттой, так его и эдак, за человека, которого почти не знаешь. Мало ли, чего выкинет твой малец? Сам понимаешь, с Джуттой Нарии такие штуки даром не проходят.
— Игра стоит свеч. В конце концов, мне, прежде всего, будет очень полезен человек, связанный с высшим эшелоном Региональной администрации. И не нужно строить из себя глупца, Айс, ответ очевиден. С другой стороны, если говорить о самом Киме, то, думаю, из него может выйти вполне сносный приемник. Упускать его нельзя, как я упустил Фиделя.
Уинс откупорил криопак «Зерки» и сделал несколько глотков. На его бледное, словно каменное лицо наконец упала тень улыбки.
— И совсем не дурно, на самом деле. Выпьешь?..
Веллингтон покачал головой.
— Как знаешь. Так вот, Айс… Когда Инесс, забрав Кима, бежала в эти проклятые колонии, у меня, по сути, остался один сын. Я и не надеялся, что она возвратится — я достаточно хорошо её знал. Может быть, по этому Фидель и вырос бездельником, привыкшим, что «манна с небес» сама будет в рот лезть. Сейчас его жена как-то ещё подтягивает — надо признать, женщина умная и сдержанная, только с родителями ей не повезло. Я пытался оградить Фиделя от мира, а вырастил парнишку с синдромом Аспергера. Он, как бы сказать, слишком «тепличный», несамостоятельный. Если бы не Лора… Не знаю, что и думать. Он и сейчас во многом как ребёнок. Советов не воспринимает в принципе, зато каждый раз, когда сталкивается с чем-то серьёзным, приходит мне пороги оббивать. Говорит, Лора его подсылает. Сам от меня открещивается как может; считает, что я «навязываю ему своё мнение». А сейчас, так и вовсе влез невесть во что. И разговаривать отказывается категорически; не знаю уж, что он там себе нашел, но чую, это дурно пахнет. Обведут вокруг пальца, разденут — и опять он прибежит ко мне. С женой, и третьим гражданстатом. Таких простаков ещё поискать надо.
Уинс ещё раз припал к фляжке, после чего открыл пакет мясных котлеток «Гиперон». Его собеседник понимающе покачивал головой, словно брелок-болванчик.
— Ким — совсем другой человек. Он вырос в Доминионе, а там каждый день — это борьба за жизнь. Если за Фиделем приходилось ухаживать мне, то Киму, напротив, приходилось с ранних лет заботиться об Инесс. Жизнь в колониальных трущобах закаляет не хуже, чем наши молодёжные дисциплинарные лагеря. Чем тяжелее на человека давят, тем сильнее тот будет упираться. Я почему-то уверен, что Ким вырос… Хорошим, сильным парнем. По крайней мере, я на это надеюсь. Если приткнуть его куда-нибудь сейчас, то, может быть, будет толк…
Айс покачал головой, подперев щеку.
— А ты уверен, что он здесь не выкинет какой-нибудь, эм-мм…Фокус? Самостоятельный, говоришь… Это конечно хорошо, очень хорошо. Но отсебятину там тоже…
— Этим чёртовым старикам и так, и эдак не угодишь, как бы ни старался. Это меньшая из проблем, которые меня заботят. Вопрос пока лишь в том, как сам Джутта будет его воспринимать. Хотя… В том же Доминионе, между прочим, голову тоже не дают высоко поднять. «Борзых» везде не любят. Вряд ли парень будет на первых же парах зарываться, тем более, если его правильно настроить.
— Как знаешь, Уинс, как знаешь. По-моему, решение очень… Поспешное.
— А разве я уже принял решение?
Толстяк вновь замолчал, уставившись себе под ноги.
— Слушай, Уинс, я, пожалуй, пойду, если у тебя нет больше ко мне никаких, мм-м… Вопросов.
— Конечно иди, Веллингтон, я тебя не задерживаю.
Подняв грузное тело из кокона-седушки, Айс мелкими шажками попятился к выходу, еле слышно бормоча себе под нос.
— Я бы с тобой посидел, конечно, но, понимаешь, дела, дела… Исполнительный комитет, будь он не ладен! Уже девять… Десять каналов занимают, кровососы! А мне в последнее время, знаешь, трудно распределяться на больше, чем десяток потоков… Надо бы биокоррекцию провести, да всё времени не хватает, а так бы, конечно, ещё посидел, да вот…
— Ой… Иди уже, иди… — Легонько махнул ладонью Уинс, после чего полноватый знакомый пулей вылетел из помещения, громко отстукивая по чёрному, зеркальному полу тяжелыми подошвами сапог.
Когда Уинс закончил трапезу, кафетерий покинули ещё несколько человек. Он устало закрыл бледное лицо руками, ложась на спину в морфирующемся по мере телодвижений кресле. Теперь оно выступало в виде диван-кровати. Похоже, прошло не меньше часа…
— Линда. Инициируй протоколы подключения к федеральной коммуникационной сети в режиме прямого нейроскриптинга, операционный код «Фаланга 117-J, специальный» — прозвучала мысленная команда. Она была выражена не словами, скорее набором образов, не искаженным через речевой фильтр. Такие пакеты данных были значительно информативнее и помогали более-менее опытным скриптерам осуществлять общение с Сетью — да и друг с другом — быстрее и полнее, чем при помощи устной речи.
— Протокол «Фаланга» инициирован. Ожидайте.
Знакомая волна холода прошлась по телу. Глаза заволокла тёмно-коричневая пелена, по которой бегали разноцветные световые пятна и тонкие полоски. Ощущения менялись, что-то отходило на второй план, что-то приобретало недостижимую доселе остроту. Разум будто трансформировался для деятельности в другом режиме.
Для нейроскриптера, мир выглядел иначе. Мириады каналов связи, бесчисленные терминалы коммуникационных сетей, тысячи автоматизированных аналитических центров различной функциональности — всё переплеталось в визуализированном, физически осязаемом объёмном узоре, раскинувшимся над бескрайним полем более сложных, многомерных фигур. Время здесь текло иначе, набор ощущений также отличался от привычного. Это был самый настоящий «другой» мир, живущий по своим законам и правилам.
Уинс обратил условный взгляд вниз от светового потока «Фаланги». Там, словно замысловатый лабиринт, пульсировала огнями тёмно-красная громада гражданской сети анклава. Со всех сторон, её окружали недосягаемые многомерные конструкты промышленных искинов, слишком сложные для восприятия человеческим мозгом, даже модифицированным. Во избежание несчастных случаев, Сеть блокировала любые попытки обмена с ними информацией без специализированных программных модулей-фильтров. В узоре граждансетки Уинс без труда отыскал терминал 307-го коммунального блока; сознание «потянулось» к цифровому конструкту, оставляя далеко позади яркую магистраль федеральной ветки. Она висела высоко и очень далеко за пределами инфопространства анклава, а над нею вились лишь защищённые рукава военных систем. В коммунальном блоке вспыхнула маленькая ячейка — субтерминал седьмой камеры 131-го яруса. Разум тут же дал автоматике команду развернуть номинал, и мир исказился вновь. Возвращалось более привычное восприятие физического мира, зрение приходило в норму…