Грешным делом
Шрифт:
– Молодец, что в институт поступил, – прервав молчание, сказала она. –Я уважаю тех, кто ставит себе цель и её достигает.
– А ты?
– Что я? – Спросила Наташа.
– Ты если ставишь цель, разве её не добиваешься?
– Я? – Удивлённо посмотрела она на меня. – Я конечно тоже. Но у меня всё проще: мама врач и я по её стопам. Знакомства, связи, контакты, ничего необычного, всё, как всегда…
Она перевесилась через перила, посмотрев куда -то в темноту, туда, где был лес, в промежутках которого не было видно ни зги. Горел чуть в стороне прикреплённый к фасаду дома уличный фонарь, тускло освещая поляну перед домом, на которой
Я стоял рядом с Наташей, и немного позади неё, рассматривая её крепкий затылок, гладко уложенные волосы, округлые плечи под спортивной курткой, скрещенные сейчас ноги в парусиновых брюках и упругий зад, который она немного сейчас выпятила. От неё исходили мощные сексуальные флюиды, будто рядом со мной работал генератор интимных токов, который излучал властные и зовущие импульсы, от которых у меня сразу загорелся огонь в груди и ещё ниже, там, где живот переходил в бёдра.
Я вдруг подумал, сам не знаю почему, что если б сейчас была война, то Наташа бы оказалась в первых рядах защитников, и пошла бы, не задумываясь, на фронт, потому что у неё был облик воительницы. На фронте она бы наверно стала военврачом, чтобы вытаскивать с поля боя раненых. Ведь от профессии не убежишь. Было в ней что –то такое, что ей бы очень пошли гимнастёрка, сапоги и пилотка. Может, плотная фигура и по-военному зачёсанные волосы.
Кроме того, в её профиле было много мужественного и солдатского. Она была красива именно такой воинственной красотой. И, как человек по природу сугубо мирный, я это сразу оценил. Я подумал: вот бы с такой…попробовать! Как это? Так просто подумал. Ведь если б Наташу послали воевать, думал я, она бы стала героем. Я почему –то в этом просто уверен. А кто не хочет переспать с героем, да ещё девушкой?
На минутку я представил её идущей по освобождённому Красной армией городу, в форме с орденами и медалями, с охапкой цветов в руках, подаренной ей, освободительнице, освобождёнными и все ей улыбаются, как мужчины, так и женщины, а некоторые вообще снимают перед ней шляпы. У меня наверно уже тогда было писательское воображение.
Я понимаю, современным людям такая моя ассоциация с женщиной-воином покажется наверняка тяжеловатой. Женщина -солдат? Фу! Но нас приучали с детства именно к таким образам: "Родина -мать", "Родина с мечом". И поэтому подсознательно, мужчинам вроде меня, именно такую женщину -героя хотелось завоевать. Завоевать, чтобы уложить в постель и посмотреть, как она без огнестрельного оружия там себя поведёт, учитывая её сильный характер. Вот, что меня в ней интересовало. Между прочим, не зря у нас в стране такие сильные женщины. Потому что она хоть раненых с поля боя выносить, хотя мужа из пивной, всё может.
– Ты что –то сказал? –Спросила Наташа, повернувшись ко мне.
–Нет. – Я отрицательно покачал головой, испугавшись, что думал настолько громко, что она услышала.
Наташа снова отвернулась, начав глядеть в темноту и, поставив ладони на перила, опять замолчала. Пели цикады, глухо щёлкали шары в бильярдной за стеной, вокруг жёлтой лампочки крутила хоровод мошка и землистого цвета бабочки.
Городок Сказочного леса не спал, фестиваля в темноте вспыхивающими сигаретками, и то и дело освещая небо над лесом вспышками искр от костров. Шуршал мглистой парчой лес, стучали вдалеке топорики, мужские голоса перекликались с женскими и всю эту череду звуков гонял туда -сюда ветер, подкрадываясь, шелестя и охая, словно изнывая от любви. Тёмные сосны на фоне мглистого неба маячили верхушками на ветру, заставляя тебя ёжиться, будто от холода.
Я, как и она, тоже перевесился через перила и стал смотреть в темноту. Внизу, в свете лампы, слегка поблёскивала трава. Чуть отливали золотом жёлтые цветы ползучего лютика, кое –где качалась на ветру дымянка, торчала, устремив вверх свои безрадостные, как наросты цветы обыкновенная лапчатка, вся лужайка от бильярдной до самого леса, заросла манжеткой вперемежку с жабрицей, омежником и травой, а по периметру здания ещё густо разрослась двудомной крапивой.
Где -то рядом, шагах в тридцати, там, откуда сквозь листву пробивались огни костров вдруг засмеялась девушка, а потом взорвалась смехом целая компания.
– Гуляют, – тихо сказала Наташа, и в её голосе мне послышалась ревность.
– Конечно, подруг нет, ты тут и время летит, а лето быстро подходит к концу, – сказал я, не понимая даже, что подыгрываю ей.
Наташа, чуть покосившись на меня, стала опять смотреть в темноту, будто хотела различить в ней абрисы знакомых предметов или лиц.
Вдруг кто-то на минутку вышел из бильярдной, зажёг на веранде свет, и снова ушёл.
Теперь электрический свет освещал её профиль и локон её тёмно -каштановых волос, который на контрасте с нежно белой кожей шеи и в этом ракурсе, выглядел почти чёрным. Я почему –то не мог отвести взгляда от её пробора, идущего сухопутной дорожкой посреди этого моря волос. В свете электрической лампы он искрился и блестел, как бриллиантовый путь посреди чащи. Не понимая, зачем это делаю, я протянул руку и коснулся костяшкой пальца её щеки.
Ощутив прикосновение, Наташа склонила в сторону моего пальца голову, будто желая удержать его между плечом и своей щекой. Эта её кошачья нежность не только удивила, но и подкупила меня. Она не против? Не может быть! В самом ли деле я смог произвести на неё впечатление? Сам не понимая, что делаю, я протянул руку и обнял её за талию. Она вдруг подняла голову, посмотрев мне в глаза. И я, к своему удивлению, прочитал в них такой откровенное желание пойти со мной, куда угодно, что оно пронзил всё моё существо снизу доверху.
Я вдруг заметил, как часто опускается и вздымается её грудь. Скажу честно, мне польстило, что девушка с такими героическими пропорциями, открывает мне свои чувства. И опять, не отдавая отчёта, зачем это делаю, я взял и обнял её крепче. В этот момент себя я оправдывал себя так: ну, не могу же я просто взять и оттолкнуть такую прекрасную девушку! По крайней мере, не в этот момент.
Подул не по-летнему прохладный ветер, и это внезапное охлаждение ещё ближе прижало нас друг к другу. Мы поцеловались.
– Проводишь меня? – Спросила она тихо.
Я кивнул, подумав, провожу её до домика, а потом скажу ей, что близость с ней была бы ошибкой, и уйду с гордо поднятой головой. Но мне кажется, я уже тогда обманывал себя. Потому что следующей мыслью было: хотя, нет, зайду с ней в домик, доведу до её комнаты, а уж потом мы расстанемся, когда она уже зайдет к себе. Но одна мысль, что мы останемся вдвоём, в этом пустом домике посреди тёмного леса тет-а-тет, заставляло моё сердце гулко биться. При этом что –то что –то тягучее, плотное и ватное заполняло меня всего с ног до головы, и некий голос кричал мне в самое сердце: нет, ты себя обманываешь, всё будет так, как она этого хочет, а не так, как ты себе это представляешь!