Грешным делом
Шрифт:
Возле крыльца своего домика, Наташа вдруг обернулась и вопросительно посмотрела на меня, будто спрашивая одним глазами: зайдёшь? И я думаю, она прочитала на моём лице именно тот ответ, который там был. Но поднявшись по ступенькам, она снова повернулась ко мне и посмотрела на меня ещё раз: мол, не передумаешь? Её взгляд будто снова спрашивал: Точно? Пойдёшь до конца? Не свернёшь в последний момент?
В общем, это только в советских фильмах, наверно, юноша говорит в таких случаях: нет, извини, наверно не стоит мне с тобой идти, я люблю другую! Давай останемся хорошими друзьями, ладно?
В
Мы пришли в Наташину комнату, которая была напротив Цилиной и чуть левее, и закрылись в ней. Наташа выключила маленький свет, разделась, и присев на кровать, протянула ко мне руки.
Я тоже разделся и шагнул к ней. Грудь её оказалась даже больше, чем я предполагал. Этакие упругие мячи для регби. Я ласкал их, тискал и лизал, как это могут делать лишь дети, которым сунули в руки нечто ранее ими никогда не виданное. Потом мы сделали то, что делают в таких случаях взрослые люди.
И вдруг после этого я почувствовал, как мною овладевает страшное разочарование, которое накатывает на меня просто огромными волнами. Я и сам не понимал, откуда это взялось! Ведь вот же передо мной обнажённая женщина, или почти обнажённая, юбку не сняла, раскрытая и готовая для любви и ласки. Так почему я не схожу с ума от счастья?
Мы попытались сделать это снова, но второй раз у меня, к моему стыду, ничего не получилось. Я её не хотел! Мой добрый друг, бодрый обычно даже по ночам, вдруг поник и за что больше не хотел ничем заниматься. Мне стало ужасно стыдно, а потом ещё и скучно.
Наташа, поняв, что я иссяк, села, опершись спиной на спинку кровати и прикрывшись простыней.
– Что дальше? – Спросила она.
– Не знаю. – Пожал я плечами, сгорая от стыда. И зачем -то добавил:
– Завтра репетиция. Утром.
Так я непрозрачно намекнул, что мне пора идти.
– А-а, ясно, – разочарованно протянула она. – Ну, давай, пока. Завтра увидимся.
– Да. – Быстро кивнул я и начал одеваться.
Одевшись, я вышел на улицу. Лишь тут, глубоко вдохнув свежего лесного воздуха, я понял, какую глупость совершил. Я шёл домой, как пьяный, так меня ослабила эта близость, на которую я вовсе не рассчитывал, шёл, опираясь на деревья, останавливаясь чуть ли не через каждый шаг и повторяя про себя, что же я натворил? Идиот! Ведь я берёг себя для Цили! Мой внутренний голос ведь говорил мне: не надо! А я его не послушался! Почему? Да кто ж его знает -почему! Что я за человек?
Утром за завтраком мы с Наташей снова встретились. На завтрак в этот день давали макароны с подливкой и вареной колбасой, мою любимую еду. Но кусок мне не лез в горло. Вид прежде аппетитных розовых колбасных кружочков, вызывал почему –то отвращение, напоминая вчерашней ночи. Увидев, что Наташа смотрит на меня, я стал нарочито бодро ковыряться в тарелке.
Пришёл на завтрак Вилли. Толик, Паша и Авангард пока ещё спали. Увидев Наташу, Вилли поздоровался с ней. Она ответила ему приветствием в той милой манере, которая очень мне нравилась. Я даже подумал
Взяв себе пустые подносы, Наташа и Вилли вдвоём пошли к раздаче. Некоторое время они стояли спиной ко мне, о чём-то общаясь между собой. Когда Наташа, поставив еду на поднос, обернулась, я, предвидя, что она захочет сесть ко мне, но, зная, что она не сделает это без разрешения, опустил пониже к тарелке голову, сделав вид, что занят едой.
Когда я поднял глаза, то увидел, что она села за другой стол, где обычно сидела с подругами. Вместе с ней сел Вилли. «Ну, и отлично», подумал я.
Несколько раз, когда я поднимал от тарелки глаза, я видел, как Наташа, полуобернувшись, косится в сторону выхода, но на самом деле, смотрит на меня. Однако я каждый раз делал вид, что не замечаю этого её взгляда.
Поев, они вместе с Вилли встали и пошли к выходу. Когда она проходила мимо меня, я опустил голову пониже, чтобы не заговаривать с ней и не встречаться глазами. Про себя я называл себя подлецом. И негодяем. И тряпкой. Мне казалось, что я довольно долго так просидел с опущенной головой, поэтому очень удивился, когда подняв голову, увидел перед собой Наташу, которая, улыбнувшись, сказала:
– Доброе утро! Приятно аппетита!
– Спасибо! – Каркнул я, едва не подавившись колбасой.
Засмеявшись, она прошла мимо, похлопав меня по плечу и обдав меня запахом фиалок.
Доев макароны, я отнёс на мойку тарелку и пошёл к выходу, думая, что Наташа с Вилли ушла. Но у лестницы с крыльца меня вдруг остановил её голос:
– Куда ты сейчас?
Повернув к ней голову, я увидел её, стоящую за дверью. Одетая в джинсовый костюм, она стояла, прислонившись спиной к ограждению, опираясь локтём на перила и курила. Голова её была чуть склонена набок, на губах у неё играла улыбка. Эта поза показалась мне чересчур искусственной и киношной. На это намекала и ромашка в петлице джинсовой куртки, которую Наташи сорвала лишь недавно. Потому в столовой её ещё не было.
– Н-на репетицию. – Заикнувшись вдруг, ответил я. – Я же говорил тебе…вчера.
Не думал я, что снова встречу её сейчас:
– Так я пойду? – Подняв руку, сделал я пару шагов пальчиками на уровне глаз. – Надо ещё партию выучить.
– Ну-ну, -сказала она.
Я пожал плечами, снова собираясь уйти и сделав даже шаг вниз по лестнице. Но этот шаг, сделанный не к ней, а от неё, заставил её сказать:
– Трус!
– Почему? – Покраснев до корней волос, я повернулся к ней, остановившись.
– Да потому.
– Извини, если у меня с тобой как -то не так…– начал бормотать я и не закончив, запнулся.
Она, вдруг посмотрела на меня с усмешкой, затем резко отвернула голову и начал смотреть куда -то в другую сторону. Мне нужно было что -то ей сказать. Но я не знал что.
– А ты что собираешься делать? – Выдавил я из себя, как ни в чём не бывало.
– Да вот, хотим с Вилли поехать в город, – ответила она, – мы уже договорились, а то у нас обоих сигареты кончились.
Я хотел спросить: погоди, а как же репетиция? Ведь Вилли должен играть. Но промолчал.