Григорий Шелихов
Шрифт:
вы понимайте?! Его задержать, а собак и оленей передать мне!..
Потрудитесь, господин комендант, немедля исполнить мое требование!
Как ни боялся Кох полномочий Биллингса, но трусливое желание
досадить вельможному начальнику возобладало. Кох злился на Биллингса,
так как из-за него он упустил долю в привезенной мореходом пушнине.
– В силу присвоенных вам полномочий, - поднялся из-за стола Кох,
– сделать это можете только вы, господин
опасный человек и окружил он себя такими людьми... А двадцати
инвалидов, оставшихся в моей команде, совершенно недостаточно, да они
еще к тому же все работают у него. Казаки? Но они по вашему требованию
ушли в Анадырский острог, капитана Сарычева сопровождать... Нет, нет,
я не имею силы, только вас этот дикий купец по дружбе может
послушать... Попробуйте!..
Но Биллингс не стал доводить дело до неблагоприятной развязки.
Ничего не подозревая о попытке Биллингса показать когти, Шелихов
на другой день беспрепятственно тронулся из Охотска, провожаемый Кохом
и хмельными инвалидами комендантской команды.
– Доброго пути - Крестовую благополучными перейти! -
напутствовали морехода жители Охотска, поражаясь огромным размерам
шелиховского каравана.
А в середине марта 1787 года все население Иркутска высыпало на
улицы встречать этот пестрый и шумный караван с трофеями трехлетней
экспедиции в Америку. Лошади, быки, олени в санях и под вьюками,
бесчисленные собачьи упряжки в нартах, в сопровождении проводников -
тунгусов и якутов, - все это, вперемежку с подростками, обряженными в
невиданные для Иркутска уборы, со свирепой татуировкой лиц,
поднималось с Ангары в гору, прямо на Соборную площадь, к амбарам
шелиховского дома.
– Богатствам счет потеряли! - растерянно говорили иркутяне,
оглядывая стоявшего в воротах усадьбы виновника невиданного события
Шелихова, который считал входившие в ворота упряжки.
Он с женой и новорожденным на легких собачьих нартах опередил
караван и за несколько дней до его прихода незаметно въехал в Иркутск.
Здесь надо было заблаговременно подготовить и помещения и разгрузку
добра.
2
Привезенные Шелиховым вести и наглядные доказательства чудес
Америки недолго занимали иркутское население.
"Хороша Маша, да не наша", - подавляя зависть, сказали иркутяне и
вернулись к той поглощающей их интересы и воображение войне с властью
из-за распоряжения губернатора убрать нужники в глубь дворов. Эту
войну
Свара между компанионами из-за дележа добычи, борьба
морехода-купца Шелихова со своими полухозяевами-полукомпанионами -
Лебедевым-Ласточкиным и Голиковым - поначалу иркутянами была не
замечена, она протекала скрытно, в стенах домов, и не бросалась в
глаза.
А между тем мытарства "росского Колумба" начались как раз по
возвращении его в Иркутск. Здесь мореход оказался, как он горько
отшучивался в своих разговорах с Натальей Алексеевной о нарастающих
неладах с компанионами, "на приколе". Иркутская земная тишь и твердь,
столь привлекательная после морской кипени, пахнула на него тоской, и
он почувствовал всю злобность судьбы, не дававшей ему хода.
Только десятая частица из большой, стоившей так много труда и
здоровья добычи приходилась ему, а все остальное компанионам-купцам, -
нет, такой несправедливости мореход принять не мог. Да и не наживы
ради клал он жизнь и труды. Помыслы и усилия открывателя земель
направлены были прежде всего на то, чтобы прославить отечество...
Места себе не находил Шелихов и в конце концов стал искать
утешения в запойном чтении жизнеописаний великих мореплавателей. В
особенности его трогала "История адмирала Христофора Колумба",
составленная сыном великого мореплавателя и переведенная с испанского
Федором Коржавиным. В жизни потомка генуэзских ткачей-суконщиков
Шелихов находил большое сходство со своей судьбой.
– Гляди, Наташенька, в одном разнствуем: королевской милостью
пока не взыскан и в тюрьме не сидел, - говорил Григорий Иванович,
сравнивая книгу-отчет о своем плавании, которую он писал с оглядкой на
судьбу Колумба.
Мореход находился всецело под впечатлением состоявшегося на днях
объяснения с компанионами по разделу промысла, и, читая жизнеописания
мореплавателей, он особенно остро переживал злобу и грызню из-за
дележа добычи, которыми обычно завершался подвиг каждого из них.
– Пока до королей не дошел, нечего на них и жалобиться, а
Голиковы с Лебедевым, ежели дурить будешь, до сумы и тюрьмы
беспременно доведут, - напоминала ему о кривде жизни Наталья
Алексеевна.
Однако Гришата не послушал ее совета разделиться в промысле так,
как было обозначено в договоре, а потом уже судом требовать и
увеличения своей доли. Григорий Иванович собрал компанионов и без