Григорий Шелихов
Шрифт:
доказательство своей правоты, вертел над головой ружье, заряженное
последней уцелевшей у него пулей.
Как ни грубо упрощенными были представления охотчан о чувстве
товарищества, следуя которому человек в тяжких испытаниях, насылаемых
иногда суровой природой Севера, разумно помогает другому, - они все же
чутьем стали на сторону неведомого краснолицего человека, едва
державшегося на ногах.
– Ладно, опосля разберетесь, кто кому виноват...
поклонишься человеку этому, что тащил тебя на себе и снегом твою жизнь
не докончал... Ну, мужики, впрягайтесь, выручим кормильца нашего
охотского, не дозволим задубеть на глазах крестьянских... Свозили
богатства его, свезем и хозяина! Ведро винца за тобой, Григорий
Иваныч... Э-эх, наддай! А ты, крашеный, от нас не отставай...
Варнаки немало в прошлом поработали на складах и кораблях
Шелихова и привыкли видеть в нем покладистого работодателя.
Шутки-прибаутки, смех охотских варнаков напомнили Кучу
зверобоев-добытчиков из оставленной на Кыхтаке ватаги Шелихова.
"Союзные нам люди, довезут нарты куда следует", - подумал Куч,
сбрасывая лямку с плеч, растертых под мехом парки* до живого мяса. (*
Меховая рубашка.)
– Силен и зол краснорожий чертушка! - уважительно подшучивали
варнаки над Кучем, над легкой иноходью индейца, который передвигался
вслед за нартами по глубокому снегу с зажатым подмышкой тяжелым
ружьем. - И сколько, поди, переходов с этаким грузом осилил! Занятной
человяга!..
Бездомовные, круглый год ходившие в жалком отрепье варнаки
представляли собой рабочую силу в Охотске на портовых работах, из них
же пополнялись зверобойные ватаги некоторых купеческих судов,
выходивших из Охотска в неведомые просторы океана на поиски морского
зверя.
В безморозное время года варнаки жили вольными артелями, ночуя
где придется, а зимой собирались в "скиту" - кабаке известной всем
охотчанам Растопырихи. Ей они обязывались отапливать кабак своими
силами. Случайно наткнувшаяся на обессилевшего Куча партия бродяг и
"выбежала", как они говорили, в окрестности Охотска на поиски дров для
простывшего кабака.
Варнакам предстояла тяжелая работа - в лесах, вырубленных вокруг
Охотска на корабельные надобности, найти и свалить плохими топорами
несколько подходящих елей или берез да волоком, а то и на плечах
дотащить их по глубокому снегу до дверей кабака, а там порубить и
протопить огромную избу.
Варнаки и не подозревали, глядя на легкую поступь и
каменно-спокойное лицо индейца, как укорял себя в душе Куч за
слабость, проявленную
уже вблизи Охотска, отсчитывал последние шаги, оставшиеся ему и
Шелихову в жизни, и даже готов был рискнуть последней оставшейся пулей
– прицелиться в тащившегося в недоверчивом отдалении пса. Допустима ли
такая слабость в воине великого племени колошей-кухонтан?
Да варнакам, впрочем, было и не до Куча. Впрягшись в нарты
Шелихова, они уже обвиняли друг друга в излишнем мягкосердии.
– Ишь, размякли! Вместо дров купца обмерзлого к бабе на печь
взялись доставить... Он те не размякнет, когда ты за хлебом к нему
постучишься. Эх, слюни-люди! - корил товарищей матерой, но внешне
неказистый, небольшого роста и сухопарый варнак Хватайка, бежавший в
кореню так, что от него пар валил.
Хватайка был непримиримым врагом купцов, чиновников и вообще всех
людей не варнацкой жизни.
– Растопыриха без дров и в холодную избу не пустит. У купца,
скажет, и грейтесь. Купеческий рубль тяжелей исправницкой плети,
сопливые! Забыли, как этот самый обмерзлый за полтину в день души наши
покупал с рейда через бар корабли разгружать?! Сколько народу кажинную
осень гибель свою там находит!.. Ей-слово, слюни, а не люди!
– хрипел
Хватайка, прибавляя ходу.
До Шелихова долетали злые слова Хватайки, и мореход, лежа под
мехами, опасливо прощупывал подложенный в головах кожаный мешочек, в
котором было более десяти тысяч рублей ассигнациями, наторгованных на
Камчатке. Доведаются варнаки - не задумаются прирезать и ограбить
безохранного купца. Но вскоре сам устыдился своих опасений, когда
услышал чей-то веселый и крепкий голос.
– Гляди-ка, братцы, Хватайка на купца рычит, а сам, что
кобель-вожак, хвост распушив, под нартами расстилается, ажно пар над
ним курится!.. Я так смекаю: находка наша - не простецкий купец
мороженой, а человек с понятием... Слыхали, как Пьяных, корабль
приведши, у Растопырихи куражился, чего они в Америке накуролесили?
Доставим цела-невредима, он за награждением не постоит - всю зиму с
вином будем, а по весне... в компанионы к нему припишемся, в море
выйдем... за долей, за волюшкой!.. Беспременно этому человеку пособить
надо!..
Вот эти-то слова и успокоили купца. Однако, как непонятный урок,
они в то же время не довели открывателя Америки до самого необходимого
ему сознания - что только в народе, как бы ни был затоптан ногами