Ханидо и Халерха
Шрифт:
Не хотел исправник Друскин оставлять гостей — богатых и бедных — еще на один день. Ссыльные. Много их. Слишком уж большие они любители поговорить, а в особенности с приезжими.
ГЛАВА 4
Встречнева, или шестая, сретенская, луна нарождается бодрой и яркой.
Она круглые сутки гуляет по зимнему небу и сияет, будто золотое ребро. А такой красивой и молодой она потому бывает, что готовится к встрече — к встрече с молодым солнцем. И вот однажды на край сумрачно-белой тундры выплывает ненадолго круглое, аккуратное, с узкими, чуть раскосыми глазами солнце-лицо. Поведет оно глазами по небу — и месяц смутится и поблекнет…
Потом день за днем луна будет стараться понравиться солнцу — она станет полнеть, набирать силу и светить все ярче. Но за это время у солнца отрастут
Для людей Севера появление солнца могло бы быть радостным праздником: ведь кончилась долгая, непрерывная ночь, ведь скоро тепло развеет ледяное дыхание злых духов — пургу и морозный ветер. Восходу можно радоваться каждый день. А тут не просто восход, тут первое появление солнца!.. Да, людям бы радоваться, если б жизнь северян не таила в себе столько коварства. В году же самый коварный месяц — шестой. Солнце-то появилось, но что принесет шестая луна? О, люди настороже, люди боятся радоваться. Потому что слишком часто именно в это время приходит беда, страшней которой в среднем мире и не бывает.
Жизнь впроголодь начинается еще при пятой луне. В эту пору иссякают запасы еды. И все надежды людей тянутся к новой луне, когда появится солнце, когда начнется время рыбацких и охотничьих хлопот. И вот такая пора наступила. Потемну, спозаранок, уйдут рыбаки на озеро. Целый день они пробивают самодельными, пешнями лед и кое-как доберутся до парящей на морозе воды. Кинут в проруби снасти, а рыбы нет. Отогрев в ледяной воде посиневшие и опухшие руки, снова забросят снасти, но рыбы все-таки нет. Помолившись или позвав на помощь духов, еще раз опустят снасти. Нет, не идет рыба! Спит подо льдом. А уже ночь. Надо возвращаться в тордохи. Легко сказать — возвращаться! К утру проруби замерзнут намертво, и тогда опять чуть не целый день придется долбить новые лунки. Но и на другой день то же самое: поднимай пустую мокрую снасть, затяни на животе ремешок и тащись к семье, которая ждет тебя, глотая слюну, и до последнего твоего шага надеется… Так же будет и на третий день, и на четвертый. И дней через пять — через десять ночью тебя вдруг разбудит ужасный грохот, который прежде не мешал тебе спать, — это лопнет, ухнет от свирепого мороза лед. Теперь, однако, тебе почудится, что озеро раскололось надвое и до самого дна. И оборвется сердце: надо спасать семью — дальше терпеть нельзя. Тогда прячь, рыбак, ножик в рукав и иди к оленям. Иди? А если у тебя всего два оленя? А если один или вовсе — ни одного? И в тордохе ни камусов, ни единой песцовой шкурки — все променяно дочиста… Еще дня два-три ты и твоя семья будут жить надеждой на помощь соседей и родственников. И хорошо, если эта надежда оправдается хотя бы наполовину. А вдруг окажется, что и ближние и дальние родственники сами ждут от тебя помощи?.. И тебе ничего не останется, как поплестись по очень знакомой, но самой тяжкой дороге — ты с пустыми руками направишься к богачу.
Богач знает, что ты не один такой, но старайся не думать об этом. А то еще войдешь в положение богача, у которого всего-то тысячи две или три оленей…
Встречнева луна бывает, однако, и более страшной. Вдруг ни с того ни с сего начнется падеж оленей. И в это же время не ловится рыба. Одно к одному: песцы тоже не попадаются в пасти, как ни умоляй духов озер и холмов. Вот тут-то и нагрянет беда, полная и беспощадная. К богачу за помощью и не думай идти: он не только наверняка откажет — он просто не будет с тобой разговаривать. И тогда спасай себя и семью как можешь. Люди жуют и грызут все, что проходит в желудок. Вечерами, когда мужики возвратятся в тордохи, так и не сумев ничего раздобыть, хозяйки соберут семьи к еле горящим жирникам и подадут еду, которую не догадался отобрать сам виновник голода — дьявол. А не догадался он по той лишь причине, что это еда не людская и даже не звериная, это воистину дьявольская пища — разваренные куски старых ремней или клочья мешка, сшитого из сохатиной шкуры… Мерзкие ошметки с отвращением глотают взрослые, а ведь детям надо их еще разжевать, но разжевать их нельзя!
Едят и более непотребное — внутренности оленей, кишки, закопанные в землю осенью или летом… Все это, однако, пища. И она спасла от верной смерти многих и многих бедняков Крайнего Севера.
Особенно тяжело переносить голодуху кормящим матерям и детишкам.
Юкагирские дети часто сосут грудь несколько лет, до тех пор, пока не начнут подражать взрослым — засовывать в рот курительную трубку. Так что любая мать, имея даже одного ребенка, все равно перенесет за свою жизнь двойной голод. О детях же и говорить страшно. Они сперва плачут и пристают, а потом становятся задумчивыми и молчаливыми, как старики; скулы их заострятся, в глазах — смирение, а улыбки резкие, жуткие. Дети, подпорченные болезнью, в голодное время или чуть позже непременно уходят по своей короткой тропинке в тот мир. И родители не очень оплакивают их, иные даже благодарят то бога, то добрых духов, избавивших несчастных от долгих мук…
Конечно, не каждая зима кончается голодом. Иногда Встречнева луна удивит людей неожиданной радостью. То вдруг рано проснется и начнет ходить подо льдом налим — и мужики с трудом вынимают из прорубей битком набитые рыбой морды. То на берегах озер появятся чуть ли не табуны песцов — их привлечет запах рыбы, в великом множестве выброшенной из воды еще осенью.
Роют зверьки лапами снег и жадно грызут ледяную тухлятину. И тут-то охотники уж постараются переловить их всех до единого; а есть песец — еда будет наверняка. Случается и так, что голода бы не миновать, но нежданно-негаданно к прирученным оленям вдруг прибьется целый табун диких. Тогда начнется дележ — и стойбище спасено.
Надо сказать, что и среди богачей, не знавших обычно счета своим оленям, бывали добрые. Редко, но все же бывали. Иной раз найдет блажь на такого — и начнет он в самые трудные дни дарить голодающим мясо, а то и живых оленей! Кто знает — может, богач этот вдруг не захотел, чтобы тундра обеднела людьми, может, у него человеческая совесть проснулась, а может, он ожидал от бога вознаграждения за доброту…
Что, однако, ни говори, а простой народ Встречневу луну ожидает с тревогой — каждый снег, всю жизнь ожидает ее с тревогой. Даже удачный конец зимы пугает людей: не пришлось бы через год очень многим побывать между средним миром и нижним, а иным и вовсе уйти в тот мир.
С этим тревожным и хлопотным временем много связано в жизни юкагирского стойбища, что кочует по берегам Малого Улуро. Тут с давних пор было примечено, что добрые и печальные, а чаще всего печальные события происходят именно в эту переломную пору.
Смерть жены старика Хулархи в легкую голодовку, восемь снегов назад, не удивила людей: старуха слишком долго и тяжко болела. Но вслед за женой, в том же месяце свалился и сам Хуларха. Больше года он мучился и стонал, путал мир действительный и мир нижний. Потом ему стало немного лучше, но на ноги он так и не встал. У Хулархи не было сына, и, значит, на этом свете догорал его последний костер. Таких людей юкагиры жалеют, как только могут. Но жалеть пришлось не его одного. У старика росла дочь — работящая, тихая, добрая и, на удивление всему стойбищу, очень и очень красивая. И тут было над чем задуматься. С одной стороны, Халерхе все прочили счастливую жизнь. И не только потому, что счастье ей предсказал известный шаман Сайрэ. В стойбище жил ее названый жених Косчэ-Ханидо. А людям рано стало известно, что этого очень смышленого, умного, ловкого парня голова всех юкагирских родов Куриль избрал своим преемником — у Куриля тоже не было сыновей. Люди даже знали, что половина огромного стада головы перейдет в собственность Ханидо. Впрочем, Куриль и на самом деле обо всем этом договорился с Нявалом.
Парня отдали на особое воспитание Пураме. Однако названый жених — это еще не жених. Не все зависит от верности невесты. И люди нет-нет да и вспоминали судьбу красавицы Пайпэткэ. Как ни осуждали они Пайпэткэ в свое время, как ни соглашались с шаманами, а повторения ее жизни никому не желали. И с людской помощью больной старик и его дочь не страшнее других переносили трудные дни.
Даже когда в следующую голодовку умерла самая бодрая из старух — Лэмбукиэ, Хулархе не стало хуже, а дочери его не пришлось глотать разваренные ремни.
От третьей за последние десять лет голодовки стойбище избавил богач Ниникай, чукча, бежавший из Восточной тундры. Прослышав о добром характере Ниникая, сказитель Ланга рискнул поехать к нему. И не ошибся. Ниникай, правда, нехорошо, с непонятной злостью слушал рассказ юкагира о нагрянувшем бедствии. Но Ланга не упал духом, и, когда закончил горький рассказ, Ниникай решительно выдернул из-под мешков аркан. "Иди, выбери самого жирного быка, — сказал он. — Только не лови белого или пестрого… И еще поймай оленя отцу этой красивой девчонки…"