Ханидо и Халерха
Шрифт:
Но то, что было, — прошло. Сейчас дело другое. Сейчас Куриль едет на самых сильных, самых быстрых и самых красивых оленях. Своего он добился. Вот бы теперь и увидеть их. И надо же — нет в стойбище, потерялись.
Когда за горизонтом скрылись берега Малого Улуро, а вместе с ними и стойбище, Куриль решил остепениться и трезво оценить неприятную новость. "Их трое, — рассудил он. — Если с кем-то одним случилась беда, то другие давно бы приехали в стойбище. Ну, если даже замерзли все трое или едой отравились, то их давно бы нашли. А не нашли — так слух о такой беде тундра сама разносит. Да и как отравиться можно пищей зимой? А Ханидо никак не может замерзнуть — он богатырь, он без еды и огня в самый сильный мороз выживает… Нет, Пурама сказал, что был слух — там, у них, все по-прежнему…"
Подозрение Куриля перекинулось на другое, более правдоподобное объяснение. Очень возможно, что семья Нявала решила уйти от зависимости, жить по-своему. Может, они пригляделись к жизни головы юкагиров и подумали: а зачем по такой же дороге идти ему, Ханидо? Влезать в большие скандалы, кого-то травить, кого-то брать под защиту, мотаться по стойбищам и русским острогам — это ведь не сахар сосать, да и по чужому желанию все это делать не будешь — тут своя охота нужна. А охоты, может, и нет, может, ее отбил Ниникай. Ниникай не часто встречался с Косчэ-Ханидо, но ведь есть люди, которые влияют одним своим поведением, а не то что словами. Скрытый молчун Косчэ-Ханидо никогда не рассказывал, о чем он говорил с этим то тихим, то бешеным чукчей. Но Куриль знал: не может Ниникай восхвалять его, Куриля, — считает тщеславным, жадным и слишком уж отдалившимся от простых людей…
Могла еще повлиять и ранняя помолвка Косчэ-Ханидо с Халерхой. Когда упрямо и дружно навязывают в жены хоть какую красавицу — самостоятельные парни, как правило, женятся на других. К тому же красавица часто беду, а не счастье приносит. Нявал помнит судьбу Эргэуйо, Сайрэ и еще много подобных судеб. А Ниникай из-за жены-красавицы мать, отца, брата и родные места бросил… Три снега к Халерхе сватаются женихи с тундр, с гор, и тайги, да еще какие! А нареченному жениху хоть бы что. Может, он потому и не показывается в Улуро, что хочет отвязаться от Халерхи: мать у нее умерла, отец больной, живут они бедно — чего ждать-то ей…
В подкрепление всех этих догадок Куриль еще подумал о том, что два охотника — Нявал с сыном — за три года могут в безлюдных местах здорово обогатиться. Сто шкурок в год — это триста. Даже если половина пошла на обмен, то все равно сто пятьдесят. Ум потерять можно…
Вот с такими мыслями и ехал Куриль на север, к берегам Новой речки, где, по слухам, много песцов и где, по предположению Пурамы, кочует семья Нявала. Неожиданные хлопоты. А главное — не ко времени. В успехе поездки Куриль не сомневался — он появится с очень крупными козырями и побьет любую карту. Это ведь только дурак отвернется от счастья, нет, не от счастья, — от невиданной и неслыханной удачи. Тем более что Куриль готов на любые уступки.
Не хочет парень жениться — не надо. Трезво рассудить — свадьба, она сейчас ни к чему: он в остроге, она здесь — какая жизнь! Народ хочет свадьбы? Народ подождет. Если смущает зависимость от него, Куриля, от его богатства — можно освободить от зависимости. Курилю же и выгода — не придется табун делить.
Если хотят поскорее обогатиться — пожалуйста: теперь Куриль разделит табун — в конце концов он и жил ради этого. Ханидо не хочет быть головой, а он им и не будет, он священником будет. Не хочет духовной зависимости — он объяснит, что поп зависим только от бога… Если уж очень сильно будут Нявал и сын перья таращить, Куриль на помощь призовет и Пураму, и Ниникая — вон как Ниникай жадно целовал крест!..
Все эти рассуждения головы юкагиров не были тяжкими и еще по одной, немаловажной причине: любую тревогу под корень срезало то, что всякая тревога была нелепой — бог выбрал себе служителя, служителя из новых своих племен, и сам же перекрыл дорогу служителю! Нет, так не бывает…
Но козыри козырями, бог богом, а душу Куриля точила не сильная, но щемящая боль. У него ведь, как и у отца Халерхи, потухал в этом мире костер — не послал ему бог сына, продолжателя его самого. Он бы смирился с судьбой, если бы был простым человеком. Но у него дело, огромное дело, без продолжателя ему никак невозможно. Усыновил он хорошего, умного парня, воспитал, пробил дорогу ему, пробил великим упорством, терпением и трудом, а вот что-то не сцепилось, не завязалось. Ведь не случайно он и сейчас вынужден думать об освобождении Ханидо от опеки, зависимости. А какой это приемный сын, какой наследник, если скрылся от него на целых три года, не посоветовавшись! Плохо будет, если придется давать ему полную волю, освобождать от зависимости — какое это отцовство! Конечно, Куриль пойдет на все, но ему будет горько…
Когда-то и что-то не так сделал Куриль…
Мысли в дороге зависят не только от человека и обстоятельств — от самой дороги сильно зависят. Сейчас бы черную тучу над тундрой… Но и дорога, и погода были такими, что лучше и придумать нельзя. Морозно, но тихо. В синем небе — уже потолстевший, прозрачный, как ледышка, месяц. А за спиной — солнце. По сторонам от него — два огненных столба. Это назло зиме и морозу солнце отрастило крылья. Оно уже на целую четверть оторвалось от земли.
Красиво, если бы ехать на юг. Но и на север ехать приятно: волнистая тундра подсвечена красным солнцем. Горизонта не видно — его размыла сизая дымка…
Нарту подбрасывает, как будто плывешь на ветке [90] по игривому озеру.
Постепенно мысли Куриля улеглись и выбрались из кочкарника на большую дорогу. Досада сожрет человека, если он руки опустит. А Куриль действовал.
Конечно, все кончится хорошо. Впервой ему, что ли? Чужие дела утрясал, хитрейшие шаманские петли распутывал, а уж в своих личных делах он как-нибудь разберется…
А вообще-то в жизни всего здешнего Севера уже произошло — можно считать — такое событие, которое одним умом не охватишь и не оценишь. Будут когда-то жить в тундре новые люди, и они ужаснутся, услышав рассказ о своих предках. Духи, везде духи и всякие бестелесные силы. Духи внутри человека, вокруг него, в среднем и нижнем мире. Общие духи для всех, шаманские духи, духи живых и умерших, духи других народов, кроме того — черти и дьяволы. И в большинстве духи все злые. Да и добрые могут сделать добро, а могут не сделать, что опять обернется злом. Табуны духов и тучи зла… При этом никто никогда не видел ни духа, ни черта. Их попросту нет. Это Куриль знает определенно. Потому что как раз на него, на голову юкагиров, им и надо бы нападать первым делом, и нападать особенно жестоко. А они даже перед его глазами не появляются… А тем временем бог — настоящий бог, наверно, смотрел, смотрел на все эти страсти диких людей и решил наконец: хватит им мучиться, жить в ложном страхе и в тесноте ото зла. И начал бог искать человека, который исполнил бы его волю… Куриля он приметил давно… Нет, в самом деле, может быть, он — божий избранник? Кем был Куриль? Пастухом. Но бедный пастух не сможет исполнить волю его. И тогда бог дарит ему табун, потом дарит второй. Это затем, чтобы с избранником все считались и чтобы он мог разговаривать с высокопоставленными людьми. Сорок снегов и сорок вод испытывал его бог, испытывал ум, преданность, волю. Наконец он сказал:
90
Ветка — лодка.
"Явись, Куриль, к моим людям — я посмотрю, сможешь ли ты забыть самого себя и без оглядки броситься в схватку за мое дело…"
Да, многие, многие люди будут думать о нем именно так. Иначе все происшедшее нельзя объяснить. Пусть что хотят они, то и думают. Только истина состоит в том, что уже больше луны по тундрам катятся слухи о невысоком, лобастом человеке, который замахнулся на всех злых духов, который несет новую светлую веру и гонит старую, черную, дьявольскую…
Что ж, уже начались дни его славы, какая ни снилась ни одному человеку Крайнего Севера, он собрал в себе силу, о которой не мог мечтать ни один шаман, ни один богач. Теперь у него и старость будет особая — счастливая старость мудреца повелителя. Шаманов уже не спасет никто и ничто, и сами себя они не спасут. Настоящим шаманам, которых так мало, он прикажет лечить людей, остальные на праздниках бога, на его праздниках, будут народ веселить — плясать и стучать в бубны…
Увлекся Куриль. Солнце уже сложило крылья и село на край тундры, луна уже начала золотеть, чтобы не потеряться в откуда-то выплывшей туче, и потянул уже с Мерзлого моря свежачок — ветер, предвещая перемену погоды, а он все не менял настроения. Обо всем думал Куриль, но вот почему-то Христос, верховный его покровитель, не толкнул его в спину и не сказал: "О чертях, Афанасий, думай, они останутся и при мне. И еще подумай о том, что перед концом своим шаманы и черти объединятся…" Впрочем, удивительнее другое: толкнуть своего избранника в спину и сказать ему эти слова бог должен был очень давно, а ничего этого он не сделал. Сейчас было уже поздно…