Ханидо и Халерха
Шрифт:
И началась охота — шутливая и азартная.
За эти три дня Косчэ-Ханидо незаметно добрался до мест обжитых, объезженных: он уже знал, что Улуро недалеко. В зимней мартовской тундре не только стаю волков, но и одинокого волка увидеть легко, особенно если хочешь увидеть. Не жалей только оленей — взберись на холм, оглядись, потом езжай на другой, опять оглядись. Кругом бело, проталин нет, и даже неподвижное серое пятнышко от глаза не ускользнет. А заметишь кончики тальников — спускайся в ложбину: волки любят такие места… День был ясный и теплый, невысокое солнце совсем не слепило, никакой дымки не висело над тундрой. Косчэ-Ханидо спешил, но оленей жалел: кто знает, что может в жизни случиться… И ему повезло — как раз в середине дня с маленького холма он заметил тень, рывками летящую через равнину. И тотчас свистнули вожжи. Олени шарахнулись с места, спустились вниз, как на крыльях, и с разгона вынесли Ханидо на ту же равнину. Тем временем волк одолел огромное расстояние и скрылся за горизонтом. Но он оставил следы. "Голодный, — решил Косчэ-Ханидо. — Бежит слишком легко. Не загнать бы оленей". А гнать оленей нужно было отчаянно: теплый день разморил их, сделал ленивыми. Косчэ-Ханидо взялся за кенкель.
Началась охота-погоня.
Волк бежал с передышками, умно бежал. След его уже дважды взлетал на холмы, спускался вниз, а к середине равнины становился спокойным. Вот опять место, где волк сидел на поджатом хвосте, отдыхая и глядя назад. Он знал хорошо, что на подъеме олени устанут, а когда появятся наверху, он отмахнет остаток равнины, опять перелетит через холм, а там — передышка. Такую хитрость Косчэ-Ханидо разгадал быстро и на третий холм не стал подниматься — он объехал его. Волк шарахнулся и стрелой полетел в низину, к подножию холма. Он пошел на другую уловку — начал петлять, появляясь где-нибудь сбоку, в неожиданном месте. Но тут обмануть его было проще: упряжка круто сворачивала, срезала петлю, и не отдохнувший зверь бросался изо всей мочи дальше, насколько хватало сил. Он, однако, еще и еще пытался хитрить, изматывая оленей и человека и вырывая время для передышки. Но Косчэ-Ханидо сейчас не жалел своих безрогих оленей, он стегал их по чем попало вожжами, бил кенкелем и кричал: он знал, что дальше им будет легче, надо лишь сбить с хищника спесь, заставить его бежать без оглядки. У самого Косчэ-Ханидо из-под малахая, из-под ворота шубы вырывался горячий пар, нательной рубахи на нем не было, и оленья кожа сделалась мокрой и мягкой. Но он не устал — он переносил и не такое.
Только к закату солнца волк поубавил прыти. Бежал он быстрее прежнего, но бежал куда глядели глаза, и это давало преимущество человеку. Стоило чуть завернуть упряжку, закричать, засвистеть, как волк подавался в сторону, несся туда, куда в начале погони ни за что бы не побежал.
Все это, однако, не означало, что поединку приходит конец. Голодный хищник может бежать несколько дней, а олени должны отдыхать.
Когда село солнце, Косчэ-Ханидо остановился. На сегодня было достаточно. Он знал, что за ночь волк далеко не уйдет, если его не потревожить. Волк проверит, отстал человек или нет, потом поплетется в сторону, сядет, отдышится хорошенько, может заснуть, может даже завыть среди ночи. За ночь он отдохнет, но отдохнут и олени; олени, однако, насытятся ягелем, волк оголодает еще сильней.
На всю длину распустив аркан, Косчэ-Ханидо привязал оленей и улегся на нарту. Олени тоже лежали. После отчаянной гонки есть они не хотели и не могли. Луна быстро желтела, в синем высоком небе все гуще и гуще сверкали звезды.
"А волка все-таки жалко, — подумал Косчэ-Ханидо, глядя на звезды. — На нем всю свою злость человек вымещает. А он не во всем виноват… Да, я, кажется, понял обычай. Каждый жених должен гоняться за злом, как за волком.
Он должен догнать волка — зло — и удушить его. Мудрые предки были…" — Он закрыл глаза и сразу начал дремать.
Но заснуть он не смог. Мокрая от пота одежда стала холодной. Пришлось встать, походить, согреваясь и на себе высушивая одежду. Сильно морозило.
Кажется, завтра будет куда холодней, чем сегодня…
"Я — жених! — усмехнулся Косчэ-Ханидо. — К свадьбе волка ловлю. А все ждут…" Он сразу представил себе, с каким любопытством, с каким торжеством люди будут рассматривать шкуру волка: ведь он — Косчэ-Ханидо — богатырь, у него особенная судьба, от него многое ждут. "Чего они ждут от меня? — решительно сел он на нарту. — Что я могу?.. Постой, а как же так получилось, что за волком люди гоняются, душат его, а в жизни за настоящим злом никто… ну, почти никто и не гоняется, не душит настоящее зло? Смелые, ловкие, сильные мужчины станут семейными и забывают, к чему призывает обычай. Теперь вот глядят на меня. А сами? Я — бог? Да если я и стану священником, что я смогу? Всю жизнь, как Куриль, потихоньку бороться со злом? Под крышей божьего дома людей на жадных богачей натравливать? Но кому дело какое — жадный богач или добрый!"
Он снова улегся на нарту. Но взгляд его звезды уж не притягивали.
"Гы! Старый Куриль — голова рода и молодой поп жадного Петрдэ превращают в доброго богача… — продолжал рассуждать он. — Смешно. Разобраться — Куриль жаднее других: на оленей души людей выменивает… Э, нечего лезть мне в попы. Головой лучше стану: все наследство тогда получу. Получу и людям раздам… А сам охотиться буду!!."
С доброй, наивной мыслью справедливо распорядиться богатством, которого еще не было у него, Косчэ-Ханидо и заснул.
Олени поднялись среди ночи. Они сразу взялись разгребать копытами снег и жадно хватать мерзлый ягель.
Косчэ-Ханидо спал крепко, но все-таки вскочил он вовремя — перед рассветом. Нельзя было позволить оленям набить животы до отказа. Они отяжелеют, не смогут быстро бежать. Он укоротил аркан, снова прилег на нарту. Заснуть он больше не мог: было морозно, холодно, но, слава богу, не ветрено.
На рассвете он быстро запряг оленей и, чтобы не вспоминать о еде, тут же поехал по волчьему следу. Сначала он вел упряжку тихонько, разглядывая следы и стараясь подкрасться к волку поближе. Но вот на снегу появилась промятина: тут зверь отдыхал. И Косчэ-Ханидо стегнул вожжами оленей. Поджав губу, он пронзительно свистнул, потом закричал. Впереди, у подножия холма, ночной птицей метнулась тень. Отдохнувший зверь опять пулей помчался вдаль и быстро скрылся за увалом равнины. Но и олени вполне отдохнули; Косчэ-Ханидо хлестал их нещадно и, к своему удовлетворению, видел, что они бросаются то в одну сторону, то в другую — это значило, что они очень бодры. Охота на то и охота, чтоб пережить азарт и не думать о жалости к зверю. Но сейчас Косчэ-Ханидо не испытывал страсти, от которой колотится сердце, а глаза наливаются кровью. Напротив, он бешено гнался за волком с единственной целью — поскорее закончить все. Другое дело, если б он думал о долгожданной свадьбе да собирался бы жить как все. А тут просто обычай требовал да подгоняла шутливая выдумка: волк — это злой дух и черт, которого надо поймать и прикончить руками.
"К вечеру в стойбище должен приехать", — решил он твердо и принялся еще сильнее лупить оленей. Он бил их кенкелем и вожжами, то плавно, с оттяжкой, то отрывисто, резко. А сила в плече у него была страшной. Несчастные бедные олешки, высоко задрав безрогие головы, не просто неслись, подчиняясь воле хозяина, — они будто старались спастись, оторваться от жгучей нарты. День был безветренный, но крутой, морозный, с серым холодным небом. "Только бы снег не пошел, — думал Косчэ-Ханидо. — Следы потеряю, тогда упущу".
Он мчался с такой быстротой, что временами ему казалось, будто тундра сама летит под упряжку, а олени лишь без усилий перебирают ногами.
До самого полудня без остановки и передышки продолжалась погоня.
Снег не шел и не шел, а у волка стали кончаться силы. Он уже не исчезал из виду, расстояние между ним и упряжкой начало медленно сокращаться.
В неглубокой, но длинной низине Косчэ-Ханидо и настиг его. Проваливаясь в снегу, волк прыгал из стороны в сторону. Олени тоже метались, бросаясь то влево, то вправо — подальше от хищника, но твердая рука богатыря, жестокие удары заставляли их сближаться с врагом. Наконец волк оказался рядом.
Косчэ-Ханидо уже приподнял аркан, чтобы бросить, однако волк вдруг сам повернул к упряжке и с неожиданной силой прыгнул. Лишь моментальным рывком вожжей Косчэ-Ханидо спас оленей, а может, и спасся сам — рядом с полозом промелькнула красная пасть с клыками и обезумевшие, светящиеся глаза. В одно мгновение оба оленя лежали бы на снегу с располосованными глотками. А что было бы дальше?.. По горячей спине Косчэ-Ханидо пробежал мороз. Глухая низина с торчащими кое-где верхушками тальника вдруг показалась ему приметной, особенной, мрачной; он почему-то подумал, что она не просматривается ни с какой стороны. И его охватило дурное, тревожное чувство. Он видел волка, с трусливо прижатым к брюху хвостом, убегающего в противоположную сторону, а руки никак не подчинялись, не поворачивали оленей обратно. Давно забыл Косчэ-Ханидо тот день первой охоты, когда вот так же морозило спину, а руки дрожали; потом он совсем не боялся. Дней за десять до появления Куриля, Ниникая и Пурамы он нечаянно напоролся на большую стаю волков и не испытывал даже подобия страха — только раз оглянулся на всякий случай. А сейчас волк был один, да еще загнанный, обреченный…