Ханидо и Халерха
Шрифт:
— А у меня… Пурама… ребеночек будет! Сыночек у меня будет…
Пурамы в это время уже не было в тордохе у очага — он ушел.
Не знала многострадальная женщина, что радость ее — это только приманка проклятию, которое лишь на время спряталось у нее за спиной.
В тордохе Тачаны уже в этот день плясали черти, радуясь своим близким страстям. Амунтэгэ позеленел от злости, когда узнал, что его племянница забеременела от чукчи. А Тачана бесилась: она то колотила в бубен и разговаривала с духами, то рассказывала мужу об этих своих разговорах, то, бросив шаманить, трясла над головой кулаками, всячески проклиная неродную дочь. Рот ее переполнился пеной.
Было отчего беситься старухе. Она-то, бездетная, знала, что счастье женщины часто не в муже, а в материнстве. А тут еще проклятый Токио не выходил из головы. На последнем камлании при похоронах Сайрэ якут доказал людям, что если в Пайпэткэ и вселились чукотские духи, то духи не самого Мельгайвача, а его отца. Какая была возможность вытряхнуть из живота Пайпэткэ ребенка — отпрыска мстительного чукчи!..
Но зло находчиво. Уже на второй день по стойбищу пробежали дикие и страшные слухи. Пайпэткэ будто бы стала хозяйкой духов отца Мельгайвача, но кроме того, она общается и с духами давно умершей якутки-удаганки [62] ; кто родится на свет — мальчик или девочка, — это не важно, только ребенок будет смертельным врагом Ханидо, спасителя юкагиров.
62
Удаганка — шаманка (якут.).
Слухи эти сразу метнулись и в Халарчу, и на Алазею. Однако быстрее всего они отозвались в двух тордохах — в семье Нявала и в семье Хулархи.
Когда Ханидо станет богатырем — это еще не известно, да и не все и доживут до тех дней. Но вот из-за него уже чуть не зарезали Халерху, из-за него так жестоко враждовали шаманы, он стал причиной и смерти Сайрэ, посколько шаман защищал его, но не выдюжил, его именем произошла порча и Мельгайвача, и самой Пайпэткэ… На Нявала стали коситься. Духи — духами, шаманы — шаманами, а людям житья нет, и все из-за него, из-за отца мальчишки. О жене Нявала и говорить нечего. К большому несчастью, она была снова беременна, и нетерпеливая молва уже стращала людей: не на подмогу Косчэ-Ханидо родится ребенок, а на горе ему — быть мору или резне, быть невиданным бедам…
Потерял покой и старик Хуларха. Как-никак, а его дочь Халерха считалась невестой Косчэ-Ханидо.
И снова угрюмые, спящие в морозном тумане едомы Улуро становились свидетелями подозрений, вражды и обид.
Нашелся только один человек, который решился припугнуть беду в ее настоящем гнезде. Им был Пурама. Прошло много дней, прежде чем охотник понял, что смерть Сайрэ никак на его жизни не отразится — она откликнулась совсем в другой стороне. Ну, а Тачану он знал и мог без ошибки сравнить ее с шаманом Сайрэ: самозванка она, никакой силой внушения не обладающая. Да и взбеленился он, когда подумал о том, что ждет одинокую женщину, у которой нет ничего, кроме распухающего живота.
Однажды Пурама попал к Тачане на камлание. Выслушав ее длинную речь, он спросил:
— Значит, в одежде Пайпэткэ спрятался дух удаганки? И он похож на корову? Что же ты не задушишь его? Хватай вошь — и под ноготь ее.
— Га! Как это у тебя просто все! — не поняла старуха насмешки. — А ну объясни ему, Амунтэгэ, что я задушу и этого духа, и духа отца Мельгайвача в тот же день, когда Пайпэткэ выйдет замуж за шамана Ивантэгэ.
Муж Тачаны почесал лохматый затылок:
— Ты слышал?
— Нет, не слышал.
— Может, в твои уши тоже вселился дух?
— Может. Пусть бабушка вытащит оттуда его. А я ей за это оленя дам…
У Тачаны от злости перекосились глаза.
— Плюнь ему в ухо — пусть подумает, что я духа выгоняю оттуда. И скажи, что я сообщу Курилю, как он над шаманами насмехается.
Пурама вскочил на ноги.
— Я вот возьму да плюну в твое, старик, ухо — прочищу от сплетен и выдумок вот этой бабушки. Шаманы нашлись! Дух — корова у них в вошь превращается. И они берегут ее, чтобы разводить сплетни да людей пугать… Я вот поеду к Курилю и расскажу ему, как ты издеваешься над племянницей, как прячете от нее еду, когда она беременная и ей надо хорошо есть!
— Ладно, Амунтэгэ, — сказала старуха, — поезжай в Булгунях завтра, передай мое послание Курилю. А с разбойником разговаривать — все равно что воду сеткой черпать.
— Ну, а это ты слышал? — спросил Амунтэгэ.
— Нет, не слышал. Пусть бабушка вытащит духа — только теперь я ей потроха от оленя дам…
— Зачем ты пришел ко мне, Пурама? — спросила старуха, тоже поднимаясь на ноги.
— Вот теперь слышу! — воскликнул Пурама. — Когда со мной разговариваешь через старика — я не слышу. Отчего получается так? Объясни, если шаманка…
А, ладно, не объясняй. Я к тебе, бабушка, с просьбой пришел. Пошли Пайпэткэ мяса. Вон у тебя сколько его. Шаманить стала недавно, а уже не голодаешь…
— Я пошлю мяса. Могу и тебя покормить…
— Хорошо. Мясо, которое я должен съесть, тоже отдай Пайпэткэ. Ребенок хоть и в животе еще, а он тоже есть хочет…
У старухи отнялся язык. Она промычала — и быстро пошла к пуору.
— Вот это — дело другое, — сказал Пурама. — А Пайпэткэ можно спасти знаешь как? Взять — да и передушить всех духов, которые у нее прячутся. Вот я начну шаманить, поймаю эту корову за рога — и не то что молоко, всю кровь у нее выдою…
— Шути, шути, смелый охотник. — злобно проговорила старуха. — Дойдут твои слезы до чукотских и якутских шаманов, тогда забудешь о шутках.
— А это моя забота. К тебе за помощью не приду. Мясо готово? Что-то на двоих маловато. Ладно, давай.
И Пурама ушел.
Всю эту ночь Пайпэткэ плакала. Тетка затеяла что-то страшное. Опять старика подсовывает ей в мужья. "Но у меня будет ребенок — она это знает"…
А Пурама радостным ушел на охоту. Долго будет чесать свой тощий зад эта старая злюка.
Рано радовался Пурама. Ничему жизнь не научила его.
Тачана не послала, однако, мужа за Курилем — и притихла. Притихла надолго. Зима все веселей и веселей катилась к весне — а шаманка лишь упрямо повторяла свои обвинения Пайпэткэ, но ничего не делала, чтоб взбудоражить людей.
А Пайпэткэ тем временем толстела с каждым новым восходом солнца. Лицо ее покрылось бурыми пятнами, скулы чуть заострились, глаза проваливались глубже и глубже. Почувствовав первый слабый толчок ребенка, Пайпэткэ пережила и взлет к розовым облакам, и падение в бездну. У нее будет ребенок!