Харбинский круг
Шрифт:
Скоро состоялось первое знакомство студента с революционной марксистской теорией. Молодой человек заинтересовался этим учением и стал посещать кружок по изучению марксизма. После многих лет реакции эти сообщества стали вновь появляться в рабочей среде.
Студентом – четверокурсником Дмитрий вступил в РСДРП и тогда же, подчиняясь партийной дисциплине, отошел от активной деятельности. Руководитель регионального комитета партии, старый рабочий – путеец, по-отечески относившийся к Дмитрию, прямо заявил ему, что его главная задача завершить образование и языковую подготовку. Будущей революции нужны грамотные люди. Это имело силу приказа.
Однако завершить образование студенту не удалось. Началась война и в августе 1915 года недоучившегося студента призвали в армию. Большой неожиданностью для Дмитрия было его направление после тестовых испытаний на краткосрочные курсы при Генеральном штабе армии Его Императорского Величества в Гатчину. Курсы готовили военных разведчиков для действующей армии. Через полгода новоиспеченный офицер военной разведки был направлен в одну из дивизий Юго-Западного фронта. За участие в дерзком рейде по тылам противника накануне знаменитого Брусиловского прорыва молодой офицер был удостоен высокой награды – офицерского Георгиевского Креста. Октябрьский переворот застал поручика в Киевском госпитале, где он почти два месяца преодолевал последствия тяжелой контузии, полученной на фронте. В январе 1918 года Дмитрий получил предписание прибыть в Петроград, где и состоялась его первая встреча с Дзержинским, возглавившим только что созданную ВЧК. В обстановке строгой секретности боевой офицер и член партии большевиков занялся разработкой основ разведывательной службы молодого государства, что в скором будущем привело к созданию отделения разведки в составе Особого Отдела ВЧК, а затем и отдельного структурного подразделения – Иностранного отдела.
Корнев вспомнил, как в 1922 году состоялась последняя встреча с Дзержинским. Она была короткой. Войдя в кабинет и поздоровавшись по форме, он получил из рук хозяина кабинета конверт из плотной бумаги: – Получите и ознакомьтесь, товарищ Корнев. Садитесь. – В конверте обнаружились документы, удостоверяющие личность Корнева Дмитрия Ивановича и несколько листков отпечатанного текста, содержащего подробные сведения его биографии.
– Ну что, запомнили? Я думаю, вы уже поняли, к чему идет дело? Совершенно верно. Речь пойдет о нелегальной разведывательной работе за рубежом. Конкретно – в Маньчжурии. Я думаю, в ближайшее время там развернуться события, которые будут затрагивать наши интересы. Не скрою, после нашей встречи в Петрограде, я не упускал вас из вида и думаю, что со своими новыми обязанностями вы справитесь. Легенда ваша совершенна настолько, насколько это возможно. Прощаясь, Дзержинский сказал: – Я знаю, вы курите. Прошу принять на память эту вещь, – и передал Корневу зажигалку.
Через два месяца после этого разговора в Харбине появился респектабельный молодой господин очень приятной наружности. Было видно, что этот человек в юном возрасте не чуждался спорта, что сказалось и на физической стати, и на манере ходьбы. Его походка отличалась легкостью и некой кошачьей осторожностью, что обычно присуще людям, занимавшимся игровыми видами спорта, где постоянно меняется ритм и направление движения и где нужна взрывная стартовая скорость. Через небольшое время вновь испеченный гражданин, видимо располагающий необходимыми средствами и деловой хваткой, выкупил пай в лесозаготовительной фирме, а еще через некоторое время организовал акционерное общество (предприятие) по производству железнодорожных шпал, заявив, таким образом, о своих намерениях обосноваться в Харбине всерьез и надолго.
На улице Цветочной, в той ее части, которая упирается в бульвар Империи, то есть в центральной части города, молодой предприниматель арендовал двухэтажный особняк, первый этаж которого был отведен под деловые цели. Там разместились конторы лесопромышленного предприятия и акционерного общества. Покои второго этажа были предназначены для проживания самого Корнева, который занял две из четырех комнат. Оставшиеся были отведены под гостиницу для деловых партнеров. Натурализация прошла успешно. Дела молодого предпринимателя быстро пошли в гору благодаря его трудолюбию и умению ладить с людьми. Те, кто соприкасался с Корневым: партнеры, знакомые, соседи, прислуга – отмечали его стремление к порядку, пунктуальность, несколько холодноватую вежливость и частые деловые поездки. Если бы кто-либо вознамерился поближе поинтересоваться делами молодого предпринимателя, то мог бы убедиться, что за короткое время он установил деловые отношения со многими предприятиями и организациями. В этом обширном перечне была и администрация КВЖД, покупавшая в больших количествах шпалы, и японские покупатели деловой древесины, и химический концерн “Мицуи”, поставляющий в Харбин химикаты, потребные для производства шпал, и Южнокитайский торговый дом, спекулирующий на поставках леса из Маньчжурии, и фирмы Гонконга, располагающие лесовозами для морской транспортировки леса. Успешного предпринимателя, как и волка, кормят и голова, и ноги. География его передвижений соответствовала географии партнерских и торговых отношений.
Словом, прикрытие для основной деятельности резидента, скрытой от глаз любопытных, было солидным и надежным.
Созданное Николаевым Бюро русских эмигрантов, конечно, было объектом внимания Корнева с первых дней его пребывания в Харбине. В харбинском районе Фудзядян резидент приобрел и передал в распоряжение Бюро большой жилой дом. Этот дом, его окрестили «Корневской берлогой», стал временным жильем для тех, кому удалось бежать из Совдепии. Район Фудзядян, прямо скажем, не был престижным, но ведь все беглецы: будь то «графья» или простолюдины, мерзнут одинаково и одинаково нуждаются в тепле и крыше. И здесь не до престижа. Словом, этот жест Корнева был оценен по достоинству, что сделало его вхожим в Бюро. С большой осторожностью и тщательностью за эти несколько лет резиденту удалось внедрить нескольких агентов в штатный состав Бюро и потому, спустя некоторое время после второй встречи Николаева с японцем, Корневу стало известно об этих переговорах, как и о том, что начался подбор людей в состав поисковой группы. Еще через некоторое время информация об этом поступила в Центр и была доложена Менжинскому. К этому времени Менжинский уже знал, что зарубежным поисковым работам нацисты присвоили кодовое название «Аненербе» (наследие предков). Но не только это стало достоянием Менжинского. Ему стало известно, что Гитлер, после получения от института по изучению социума благоприятного прогноза о результатах предстоящих в 1930 году выборов в Рейхстаг вызвал Гиммлера, недавно назначенного на должность рейхсфюрера СС, и приказал форсировать работы по «наследию предков». Фюрер мотивировал это необходимостью разработки в кратчайшие сроки научного обоснования идей национал-социализма, избранности и превосходства арийской расы над другими народами, не забывая, разумеется, о прикладных возможностях древних знаний.
Форсировать подготовку и отправку экспедиций с учетом запущенной дезинформации, которая еще не принесла нужных результатов, вовсе не входило в планы Гиммлера. Однако доложить Гитлеру об этом мероприятии, которое теперь, после получения прогноза относительно выборов 1930 года, ему самому показалось мелковатым и несвоевременным, рейхсфюрер не решился. Не решился он и потянуть время, так как хорошо знал, что и ближайший сподвижник Гитлера по партии и обществу «Туле» Рудольф Гесс, и имеющий влияние на фюрера востоковед профессор Карл Хаусхофер, в прошлом генерал военной разведки, немедленно воспользуются его ошибкой.
Так в недрах черного ордена под покровом секретности началась подготовка экспедиций. И все же, каким бы плотным покровом тайны не старались нацисты окутать свое детище, жизнь в ее постоянно меняющихся проявлениях всегда оставляет заинтересованному глазу и пытливому уму шанс либо заглянуть в почти невидимую щелочку, либо, сопоставив отдельные факты, сделать вывод, который делает все эти покровы полупрозрачными или вовсе даже бесполезными.
От резидентуры ОГПУ в Германии в скором времени в Центр поступили сведения о том, что немецкое картографическое предприятие получило заказ на изготовление небольшой партии крупномасштабных карт северных провинций Индии, Южного Китая, Тибета и Гималаев. От внимательного взгляда не ускользнул и факт подготовки санитарной службой Германии подробной справки об экзотических инфекционных заболеваниях полуострова Индостан, а также о производителях профилактических вакцин. Стало понятно: идет подготовка к посещению территорий, где имеются все шансы подцепить лихорадку-Ку, Денге, Скалистых гор или еще какую-нибудь гадость.
Итак, в Германии подготовка началась. Началась она и в Москве. Были собраны и переданы ОГПУ и материалы, доставленные из Тибета Николаем Рерихом, и часть архивных материалов Академии и бывшей Императорской библиотеки. В Москве практично решили, что, имея древние оригинальные документы на санскрите и, зная, что именно такого рода вещами интересуется оппонент, можно подработать удобную для себя ситуацию. И, кстати, почему бы не создать часть «наследия предков» лабораторным путем, так сказать – in vitro? Не забыли и прессу. В ряде научных журналов СССР был опубликован ряд тематических статей. Глубокими и даже остроумными работами порадовал научный мир и простых читателей признанный в мире специалист по античным культурам профессор Ранович. В Москве опять же практично решили: играть, так играть по всем правилам.
В эти холодные февральские дни в России произошло и вовсе неприметное событие. Из Москвы транссибирским экспрессом во Владивосток выехали двое молодых людей – один высокий и худощавый в пальто из шинельного материала и интеллигентной меховой шапке пирожком, второй – чуть пониже, крепкого телосложения и противоречивого вида. Интеллигентные очки в тонкой оправе не очень вязались с разухабистым, нараспашку извозчичьим тулупом и ухарской, местами потертой шапкой ушанкой, давно заслужившей место на пугале.