Хинд
Шрифт:
– Они что, дураки, эти садовники? – пробурчала ХIинд, но тут Заур дёрнул её руку с такой силой, что мать обернулась и нервно прикрикнула на него, а сама ХIинд взвизгнула от боли, и уже собираясь дать брату сдачи, нечаянно заметила на одной из клумб надпись и вдруг по-ня-ла.
– Папа!.. – закричала она внезапно севшим голос, подбегая к могиле, на вертикальной плите которой глаза увидели полумесяц.
Почему-то срочно надо было уезжать – и они уехали – вначале к Лии Сулимовне в Петербург, а после того,
ХIинд легко выучила похожий на русский язык, пошла в школу. Нарушений с памятью больше не случалось и мама всё сильнее стала склоняться к мысли, что и тогда не было – просто постоянно недосыпание, провождение времени в злачных местах сделали своё дело и от этого в одиннадцать лет она повела себя неадекватно, словно шестилетний ребёнок. Хотя, смотря какой шестилетний – Зауру не пришлось объяснять, почему в их доме стало на одного человека меньше.
– У меня нету папы. Дядя Слава – это шофёр – сел в машину, а потом папа сел. И когда они поехали, машина сделала ба-бах! – и Заурчик разводил руками, изображая взрыв, после добавлял. – А если бы я сел в машину, я тоже был бы ба-бах, но я не сел.
Всё это говорилось на уроке, в подготовительном классе, почему-то названным в этих краях “нулевым”. Тощая от вечной диеты учительница охая, восклицала:
– Российска мафийа! Криминал!
Брат этой учительницы – двадцатишестилетний недоучившийся юрист отбывал наказание где-то в Ирландии за подделку в составе преступной группы паспортов стран Бенилюкса по заказу граждан африканских стран. Она называла его не криминал, а «милый мальчик» и восторгалась его умением изготовляять фальшивые кредитные карты.
– Он кого хочешь обманет. Прирождённый талант. Господь помогает ему, потому что в детстве он не пропустил ни одной мессы. – Хвастливо заявляла она детям, ходившим на подготовку.
– Ты не прав, - говорила ХIинд – брат бежал на шаг впереди неё – они возвращались домой из школы. – Так нельзя говорить – у меня нет папы. У нас есть папа, он всегда с нами. Ничто не отнимет его.
– А ты откуда знаешь, говорил что я? – вспыхивал Заур, - ты слишком большая для жучка! А ну, колись, какая фирма выпустила такой брак?
ХIинд смеялась, смеялся и братишка.
Каждое слово Заура пересказывалось его учительницей в учительской – и вся школа знала их, повторяла, а класс, где училась ХIинд – и подавно.
– Эй, ты, Кында, а это правда, что твой ойтец в федеральном розыске России был? – дёргали ей на переменах одноклассницы. – Твой брат опять та-акое рассказывал..
Мама внушала им – тишина, скрытность, молчание, цитируя каждый раз Гиппиус:
– Стыдись молчанья своего.
Иди, и проходи спокойно.
Ни слёз, ни вздоха, ничего
Земля
И ничего из этого не выходило – маленький Заур был болтуном от природы. Его язык постоянно крутился туда-сюда и самые страшные тайны выбалтывались непроизвольно. Мать из-за этого постоянно боялась правоохранительных органов, допросов, тюрьмы – боялась, в первую очередь за детей, но ничего такого не происходило – ими никто не интересовался – то ли учительницы не доносили ничего, то ли полиции было лень что-то предпринимать.
Потом уже, не так давно, ХIинд сообразила в чём дело – их просто боялись. В Европе осело достаточно выходцев из бывшего СССР и полиция, напуганная биографией большиства, старалась не вмешиваться в их жизнь, до тех пор, пока они не начинали слишком активно возраждать на новом месте старые порядки.
Семья Некиевых вела себя тихо и никому не была нужна.
ХIинд поделилась предположениями с мамой – это было в прошлом году – и да, это правда, сказала она – но страхи давно улеглись..
– Папа всегда с нами, - продолжала тогда ХIинд и Заур останавливался прямо перед ней, глядя ей в лицо ярко-голубыми глазами. Потом глаза его потемнели, стали серо-зелёными, но тогда, в шесть-восемь лет, это был голубоглазый мальчик.
– А где он? Я не вижу. – Спрашивал он каждый раз одно и то же.
– Там, - отвечала ХIинд поднимая вверх указательный палец.
– Они находят свой покой ютясь в зобу у райской птицы.. – бормотал Заур заворожённо и дорога по пяти заснеженным улицам домой казалась короче.
– Мама, наш папа шахIид или? – допытывался он у матери.
Мать грусто кивала головой.
– Мама, почему ты грустишь, это же очень, очень хорошо! Это значит, папа в раю, и когда мы умрём, он заберёт нас к себе! – лезли к ней на колени Заур и ХIинд, пытаясь утешить.
– Лучше бы он был живым.. ХIинд, ты большая девочка.. Как себя ведёшь. И уйми брата. – Мать резко поднималась, отчего дети чуть не падали с ног и уходила в другую комнату съёмной квартиры в доме старой постройки. Из комнаты скоро раздавались приглушённые рыдания, а ХIинд с братом молчали, переглядываясь многозначительно и уныло.
Так прошли первые два года их заграничного житья. Потом раны не то, чтобы зажили, но постоянные мысли о них приелись и жизнь вошла в обыденную колею тихого проживания оставшихся с девяностых небольшой суммы денег, которую в последнее время делили очень просто:
10 тысяч евро на год – и ни больше, ни меньше.
Хватало на скромное житьё – и даже на съём дачи на северном, но всё равно в августе тёплом море. Правда, когда ХIинд поступила в институт, расходы их довольно увеличились. Ну, что делать, всё равно приходится..