Хинд
Шрифт:
Любимые книги – КАРАН. – Да, даже название послания АллахIа с ошибками. Через запятую – Сosmo, Glamour. Glamour – журнал такой, а Cosmo.. Google по запросу выдал Cosmopolitan. Вдохновляют – namaaz, night clubs, parties. Очень здорово.
Единственная фотография (у обоих одна и та же) – он и она идут по вечерней улице. Размытый свет фонарей, заваленный горизонт. Кудрявые волосы, обнятые его рукой. Вид со спины.
Больше ничего.
У него на стене – треки собственного сочинения, цитаты Мухаммеда Али, у неё –
Друзья – нет, она не верит в то, что это действительно его друзья. Почти все они дружат и с Ляман. Какие-то Вюгяры, Эльвины, Эльчины. В чёрных очках и клетчатых штанах, позирующие на Красной площади.
Вот так.
Шёл дождь, нога затихла, мениск сросся – очень удачно наехал на неё Шахин – всё легко смогло залечиться, снова надо было ходить в институт и слушать то же самое, что и в прошлом году – повторно.
Из-за этого учёба занимала мало времени и можно было думать, вспоминать и думать.
Пару раз не выдерживала – писала смс. Not delievered. Не доставлено. В контакте связаться с ним не позволяла не гордость – обида и этот напоказ выставленный статус “женат”.
Он так резко порвал с ней. Не предупредив. Не объяснив. Просто однажды не ответил на сообщение, а она ждала. Ждала июль, ждала август. Сидела на съёмной даче, смотрела на море и ждала. Теперь прошло лето, и нету никакого результата от её ожидания.
Что ж.. Надо пытаться либо разучиться ждать, либо надеяться на чудо.
Стоит или не стоит?
Стоит или не стоит?
В такт этим мыслям в окно бились капли промозглого дождя.
Заканчивался ноябрь 2009-го года.
Март, 2010-го года.
Ляман шла по улице, разглядывая себя в витринах, преисполненная сознанием собственного величия.
«Я! Я! Я!» казалось кричала она всему миру, и весь мир – деревьями, домами, заводскими трубами, бульварами, грязной речкой с гордым названием, отвечал ей:
«Ты! Ты! Ты!
Лучше всех..
Классней всех..
Прикольней всех..
Да!
Русский парень, некрасивый, но высокий, скосился на выдневшийся в распахнутой куртке вырез её майки, хлопнул ниже талии, заметив:
– Ничё, чурка. Спать можно.
Вместо спать сказан был другой глагол, на букву е, но Ляман зарделась, почувствовав себя польщённой. – Вот как, вот как! Не только для своих она хороша, не только свои глядят на неё алчными глазами, выпрашивая три минуты, только три минуты уединения. Даже хозяева нерезиновой признают её привлекательность, её сексуальность, а их мнение, пожалуй, дороже стоит, чем возбуждённое слюнотечение тупых земляков. Именно тупых. Она не сомневалась в их тупости и своём уме. Хитрюшная стерва – прошептало самомнение, когда рекламная афиша, спрятанная под стекло, отразила изгиб спины, привлекательно отвисший живот.
–
– У-вау-а, - томно произнёс полуоткрытый рот, жаждущий поцеловать – именно поцеловать светящуюся рекламу нижнего белья в фирменном магазине.
Истяирам адидас, версаче, дольче габанна,
Истяирам хам дябли гейм, хам дябли сач уйгун замана.
Почти стонала она, грубо меняя смысл в бывшем окружении её мужа культовой песни, входя в магазин, через самораскрывающуюся дверь.
– Нужданчик.
Всё ей хотелось купить, померить, протрясти, доводя до истерики идеально вышколенную продавщицу, купить – самое дорогое, блестючее – с люрексом, обязательно с люрексом, с пайетками, с этим чудесным узором под крокодилову кожу. – Или не крокодилову? Какая разница. И вот тот лифчик. И этот корсет, и тот боди.
– Ми-ля-ать.
Она поняла, что денег не хватит и так грустно, так паршиво на душе стало, что вот стала бы на четвереньки, как бездомная собачка, и выплёскивала бы, выворачивала бы на этот безумно чистый пол содержимое своего желудка.
Оо, как хочется купить всё.
Заплатила за один лифчик и корсет – пятьсот долларов – копейки, сущие копейки, выползла обессиленной развалиной под фонари и остановилась, сшибаемая прохожими, сжимая закружившуюся голову руками.
Как-хочется-купить-всё.
Злые импульсы выстукивали в извилинах, называющихся мозгом, а она уже втаскивала своё тело в китайский ресторанчик, обещающе улыбалась маленькому жирному созданию на кривых ногах, поспешившему к ней, присюсюкивая:
– Нима гузалсан, гузалсан, Ляманхон.
Отошли в грязный угол поварского помещения, где она, поминутно поджимая ступни, боясь наступить на крысу, отдала созданию трёхминутный вступительный взнос за право быть выслушанной и тут же приступила к делу:
– Тулкин, ну Тулкин, ну мне надо де-ню-шек..
– А того не того? – спросил узбек, вертя перед нею волосатый кулак.
Она быстро поцеловала руку, продолжая клянчить:
– Я работала хорошо же раньше, ну Тулкин, ну Толик, ну будь я-я и тогда я тебе бесплато е-е.
– Буду, яхщи. – Тот воровато огляделся. – Сейчас мало платят, навезли китаек, за жрачку впахивают.
– Мя-мя. – отреагировала Ляман на выжидающую паузу, абсолютно не вникая в суть сказанного Тулкиным.
– Иди наверх, где там знаешь.
Они поднялись по расшатанной лестнице на второй этаж – где, судя по вывески на улице, распологался массажный салон «Сладость востока» .
– Ты главное мычи, словно по-русски не знаешь, - напутствовал Тулкин. – Жалко, ты не узбечка, наших некоторых, за китаек можно выдать, или за филиппинок. Филиппинки, сволочи, востребованы.
– Я па-ня-ля. – пропищала Ляман.