Хитрая злая лиса

Марс Остин

— Мне не жалко, нравится — мойтесь.

— Я его покупаю не потому, что оно мне нравится, а потому, что это самый дорогой товар в магазине Виари, из того, чем я пользуюсь. Я покупаю его для того, чтобы поддержать её бизнес.

— А. Хитро.

— Спасибо, — с иронией кивнул он, садясь ровно, но глаза всё равно не поднимая.

— Это всё, что вы хотели узнать, можно тушить свечу?

— Ну, если вы ничего больше не хотите сказать...

Вера отодвинулась вместе с подушкой, поставила локти на стол, а на ладони уложила подбородок,

пытаясь заглянуть в лицо министру хотя бы так, он заметил и специально сел ровно, изображая равнодушие и спокойствие, но Вера не пошевелилась, только улыбнулась ещё довольнее, хотя казалось, что уже некуда:

— Вам идут цыньянские костюмы.

— Спасибо.

— И эта лента. Вам вообще всё идёт, но в цыньянских костюмах вам надо носить значок «огнеопасно».

Он держался изо всех сил, но после этих слов сдался, закрыл глаза и поднял ладони:

— Так, хватит. Всё, — дотянулся до свечи и аккуратно потушил пальцами, повисла тишина, глаза постепенно привыкали к темноте и лунному свету, Вера сидела в той же позе и смотрела на министра. Он делал вид, что в комнате всё ещё темно и прилично, она шёпотом спросила:

— Так и будем в темноте сидеть?

— Ближайшие полчаса точно.

— Почему именно полчаса?

— Я надеюсь, что за это время я приду в себя. Вы правы, цыньянцы голодные на эти вещи. И это... делает... я не знаю, как называется это состояние. Давайте не будем это обсуждать?

— Ладно.

Она продолжала смотреть на него, потом поняла, что ничего не изменится, села ровно, придвинулась к столу, взяла чашку и сделала глоток, сама себе покивала и сообщила в пространство:

— Классный чай.

— Ну хватит, я же просил... — он опять закрыл лицо руками, Вера рассмеялась, безмерно довольная собой, он убрал руки и тоном «только попробуйте соврать» спросил: — Правда классный?

— Да. Могу под «часами истины» повторить.

— Не надо, я их теперь всегда ношу. Ваши, наручные. Очень удобно. И когда вы в беседке у старшей Кан говорили, что чай был ужасно заварен, они не сработали, кстати. Так что это было правдой.

— О боже... Вы так хотели это услышать? Да, он был заварен слишком долго. Если заварку передержать в воде, то из чайных листьев начинают выделяться вещества, которые придают ему сильную терпкость и горьковатый вкус, ещё они выделяются, если чайные листья отжать. Так готовят чайный отвар, которым умываются, например, или глаза промывают, но напиток так не готовят, его же пить невозможно, он невкусный. Неужели вам нравится?

— Я думал, он такой и должен быть, — прозвучало с искренним удивлением, Вера ахнула:

— Вы всегда так пьёте, что ли?

— Когда как. Иногда да.

— Вам реально нравится?

Он помолчал, неуверенно двинул плечами и сказал:

— Ну... он не обязан нравиться, его же не для удовольствия пьют, а для здоровья.

— Что? Серьёзно? — она хлопнула себя лбу, провела до подбородка и бессильно уронила руки, сообщая

потолку чудовищное: — Вы пьёте то, что вам не нравится, и не видите в этом проблемы! В моём мире про такое поведение говорят: «Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус».

Он усмехнулся, но промолчал, Вера сказала театральным шёпотом:

— Открою вам секрет: если не нравится — можно не есть.

— Я к такому не привык.

— А зачем вы его пьёте вообще? Вам его Док прописал?

— Говорят, он бодрит.

— Говорят или правда бодрит?

— Вера... Вы задаёте такие вопросы. Я не знаю! Я не измерял уровень своей бодрости до и после чая.

— Вы пьёте гадость просто потому, что когда-то услышали, что это помогает от сонливости? Типа, «хлебнёшь этого варева — жить не захочется, не то что спать»?

Он тихо рассмеялся, вздохнул и открыл секрет:

— Я не занимался вопросами чая до вашего появления, если совсем честно. А если вообще окончательно честно, то до сегодняшнего вечера. Я приказал продавцу, который поставляет мне чай для вас, написать инструкцию по завариванию, он написал, я прочитал её только что.

Она радостно показала большие пальцы и заявила:

— Это успех, я считаю. Либо новичкам везёт, либо вы на диво пряморуки от природы.

— Хватит меня хвалить, у меня и так передоз уже!

— Вы привыкнете. Будем плавно повышать дозу, и со временем...

— Нет, хватит. Свечи мало. А нам ещё много вопросов надо решить.

— Ладно, — она опустила руки с печальным и смиренным вздохом, он опять рассмеялся, взял в руку свечу и спички, загадочным тоном поинтересовался:

— Вы спать ещё не хотите?

— Нет. А вы?

— Я хочу.

— Надо бахнуть чайку.

Он рассмеялся и положил всё, потом взял спички и сказал:

— Ладно, я сейчас зажгу обычную свечу и будем пить чай. Как раньше.

— Отличный план.

Он зажёг, она взяла чашку, изобразила пафосный салют, как будто это было шампанское на параде победы, и сделала глоток. Секунду посидела, осознавая, и вынесла вердикт:

— Зашибись. Мне нравится.

— Мне тоже, — он тихо рассмеялся, отпил из своей чашки, потом перестал улыбаться и сказал шёпотом: — Но я знаю, что вы врёте. У меня часы сработали.

«А у меня нет. Спасибо, Кайрис, хотя бы „часы“ ты мне оставила. Наверное, тебе и это было сложно сделать.»

— Интересно, почему? — она изобразила ничего не подозревающие глаза, изучающие стены и потолок, министр печально улыбнулся:

— Подозреваю, что потому, что вы хорошо умеете изображать веселье, даже когда вам плохо.

Она перестала придуриваться, посмотрела на него серьёзно, потом опять изобразила загадочный хитрый шёпот:

— Хотите главную мудрость, которую вам может дать мой мир?

— А ну.

Она села ровно, пафосно подняла ладонь, как декламатор на сцене, и низким голосом произнесла: