Холодная зона
Шрифт:
Учитель махнул рукой, взял осторожно чашечку, отхлебнул.
— После такого, — сказал он, — хочется просто жить. Понимаешь? Не придираться уже к людям, пусть живут как хотят, как могут, лишь бы все спокойно было. Дети сыты, одеты, ходят в школу — и хорошо. В наше время это было бы уже счастьем. А вам чего-то сверхъестественного надо… Ну вот нормальная же девочка, ну тихая, ну бывает, мать сорвется на нее. Что тут особенного? Да, я все понимаю, учился, знаю. Но…
Сандра смотрела на него долгим, внимательным взглядом.
— Если люди и дальше будут жить как хотят, как могут, и детей так же воспитывать, то с нами произойдет
Психологиня помолчала, помешивая ложечкой чай.
— А что до войны… Мне уже много лет Кирилл. Я в пехоте была, в Таджикистане. Освобождаем мы деревню от белых, а там жителей нет — в центре мечеть обгорелая, а в ней такие чурбачки, знаешь ведь, как обгоревшие трупы выглядят. Много, много таких. И мечеть заперта. Вот так. Я такого много могу рассказать, да не стоит. Лучевой я тоже переболела, к примеру. Детей у меня уже не будет.
Учитель молчал, неловко глядя в сторону.
— А ты думал, я нервная интеллигентка, которая всю войну в Томске просидела? Нет. Я себе потом слово дала — все сделать, чтобы вот этого больше не было. Чтобы никаких белых. Никаких господ, ни фирм, ни корпораций, ни войны. Только это одним взмахом не сделаешь, надо каждый день работать, за каждого ребенка биться. Я на этой войне опять — простой солдат, Кирилл. Сколько смогу — столько и сделаю.
Кирилл звякнул чашкой о стол.
— Знаешь, — сказал он, — проблемы с пристройством в коммуну у тебя все равно будут. Потому что тебе кто угодно скажет то же самое — брутального насилия, наркотиков, алкоголя нет? Изнасилований нет? Даже следов на теле нет? Тогда не удастся срочное направление выписать. Не возьмут ее вот так в коммуну.
— Удастся, — Сандра махнула рукой, — я психолог, мое заключение многого стоит. И в коммуне люди понимающие сидят, если я напишу, что опасность психического заболевания есть — возьмут. Никуда не денутся.
Школы-коммуны появились сразу после войны, лет двадцать назад, и очень быстро завоевали авторитет.
Основанные на принципах, заложенных великим педагогом прошлого Антоном Макаренко, поначалу они отпугивали родителей, особенно далеких от партии и не слишком пострадавших на войне. Представлялись военизированные колонии, где дети ходят строем, полдня работают на производстве и крутятся как роботы, наводя порядок в убогих спальнях.
Но по решению партии в ШК были вложены немалые средства. Вначале этих школ было совсем немного — но они были хорошими. А то, что дети сами выращивали для себя пищу на мини-фабриках, да еще и что-то производили в школьных цехах — еще упростило проблему, содержание ребенка в такой школе было лучшим, но обходилось государству дешевле, чем простое обучение в обычной городской школе.
С самого начала было решено отказаться от общих спален, каждому ребенку полагалась отдельная комната (иногда для младших делали спальни на двоих). В ШК были направлены лучшие педагогические кадры, часто не из обычных учителей, а скажем, вузовских преподавателей-исследователей. Среди них преобладали коммунисты.
Методика обучения для ШК была уже заложена давними педагогическими работами, сделанными еще в СССР; теперь она была отшлифована, а за десятилетия достигла высот и успехов. Эта методика была индивидуализирована до предела, большую часть материала каждый ребенок изучал самостоятельно. Коллективному труду и принятию решений дети учились во второй половине дня. Но для родителей главным оказалось то, что выпускники ШК были образованы лучше обычных школьников, в среднем — значительно лучше, что после ШК легко принимали в любые крупные профшколы, иногда без экзаменов, по результатам конкурсов и тестов, проведенных еще в школе.
Также и здоровье, и коммуникативные качества, и то неуловимое качество, которое можно назвать социализацией — приспособленность, готовность к жизни именно вот в этом новом обществе — всем этим выпускники ШК выгодно отличались от других.
Они становились космонавтами, весьма неплохими учеными, психологами, педагогами, врачами, прекрасными инженерами, и легко оказывались на руководящих постах.
В первых ШК учились в основном сироты, брошенные дети, бывшие беспризорники. Но со временем многие родители стали стремиться пристроить детей именно в школу-коммуну. Сами дети, как правило, тоже мечтали попасть туда. Там было романтично, интересно, коммунары ходили в походы, учились стрелять и прыгать с парашютом, вели научную работу, трудились на настоящем производстве, сами принимали все решения.
Образовались гигантские очереди, обычно ребенок начинал учиться в городской школе, и лишь к пятому, шестому классу получал место в коммуне. И то если родители сами заранее поставили его на очередь.
Можно и нужно было строить новые ШК, и у Союза хватило бы на это средств, последняя НТР сделала возможным очень многое. Но пока не хватало хороших педагогических кадров, а без них открывать такую школу бессмысленно.
Лишь в случаях экстренных направлений, для сирот, для детей, чьи родители оказывались лишены родительских прав или же сосланы, двери ШК открывались сразу и без очереди. На этот случай всегда имелся небольшой, тщательно охраняемый резерв мест.
Именно такое место ожидало Лийю Морозову. Психолог Александра, во всяком случае, обещала это место пробить. Но мама снова оказалась — неожиданно — другого мнения.
— Глупости какие! — говорила она, энергично протирая вышитым полотенцем бокалы. Посудомоечной машине хрусталь не доверялся, — не понимаю, что они выдумали! Какая тебе коммуна! Ты же заболеешь на второй день! Ты в садик нормально ходить не могла!
— Там есть больница, — робко вставила Лийя.
— Ты что, хочешь в больницу?!
Мать стала расставлять бокалы в серванте. Солнце сверкнуло радугой на кристальных гранях.
— Давай, давай, валяй в коммуну! Будешь на производстве пахать, на станках. Передовик труда! Попашешь денек, узнаешь, что такое жизнь! Да поздно будет! Уже оттуда просто так не уйдешь! Ты посмотри на себя! Ты комнату свою убрать не можешь! А ты думаешь, там с тобой будут нянчиться, как мы здесь? Ха! — она картинно вскинула руки, — посмотрите на нее! Да там тебя замордуют, если ты кровать не по струночке заправишь! Запомни — замордуют! Тебе темную устроят! Кому ты нужна? Ты думаешь, ты хоть кому-то, кроме нас, нужна? Дрянь такая! Разлетелась она — в комму-уну хочу! — мать скорчила рожу, передразнивая воображаемую дочь, — Да там такую лентяйку, как ты, быстро выкинут. Давай-давай, иди, все равно через неделю вернут. Увидят, какую ты грязь разводишь, и вернут.