Холодное Сердце Железных Королевств
Шрифт:
– Туда нельзя.
– пробасил один из двух солдат, что караулили у дверей, перекрывая дорогу старику. И где их только таких здоровых достали для отряда карателя? На фоне этих мордоворотов худощавый и невысокий Ульян просто терялся. А те, видя что этакий сморчок в очках не только их не особо то и боится, так ещё и уходить не собирается, пояснили: - Доктор велел никого не пускать.
– У меня срочное сообщение для капитана, идиоты!
– крикнул Варравский, прекрасно понимая, что сдвинуть эти шкафы по-другому будет весьма проблематично.
Конечно, тем больше туша, тем громче она падает, но сейчас такой вариант
– Что за шум?
– негромко спросила миловидная девушка в перепачканном кровью фартуке из приоткрывшейся двери столовой.
– Доктор же сказал, чтобы ему никто не мешал.
– У меня срочное сообщение для капитана.
– воспользовался своим шансом Ульян.
– По поводу ведьмы.
– Что передать оперируемому?
– почти шёпотом спросила медсестра.
– Я должен передать его капитану лично.
– заявил Варравский, про себя отмечая, что у этого эскулапа есть и вкус, и деньги. По крайней мере, ассистенток он себе подбирал что надо. Старательные, послушные и миловидные. Вполне возможно, они ему ассистируют не только во время операций.
– Тогда проходите, только быстро.
Солдаты нехотя пропустили его в операционную, которая, по сути, и оставалась всё той же столовой. Просто главный стол на две дюжины персон заменили на три обычных, которые наверняка приволокли из столовой для прислуги - их было не жалко изгваздать в крови. Которой, кстати, было довольно немного для таких воплей. Однако наличие двух крепких солдат, которые удерживали своего командира на столе в центре комнаты, довольно красноречиво свидетельствовало о том, как тяжела была эта операция. На других столах были разложены хирургические инструменты, склянки с какой-то алхимической дрянью и прочая медицинская утварь. А врач всё ещё продолжал колдовать над головой карателя, периодически зачёрпывая какую-то подозрительную желтоватую мазь из банки, что держала одна из двух его ассистенток.
– У вас есть минута.
– шепнула ассистентка, возвращаясь к тазу парящей горячей воды, над которым она до этого пропаривала бинты.
Доктор как раз закончил работу и отошёл в сторону, чтобы вымыть руки и отдохнуть. Только теперь Ульян смог увидеть оперируемого. И от этого зрелища даже у убелённого сединами старика, повидавшего многое на своём веку, по спине пробежали мурашки, и ком встал поперёк горла. На столе перед ним лежал человек практически без лица, уставившийся в потолок остекленевшим взглядом блёклых глаз. У него больше не было носа, от которого осталась только красноватая дыра в черепе, и большей части щёк, на месте которых под слоем полупрозрачной мази алела ещё живая плоть. Только быстрое, прерывистое дыхание намекало на то, что каратель ещё жив. И обнажённые остатки лицевых мышц сокращались в такт этому дыханию, делая картину ещё более омерзительной. Словно полуразложившийся труп решил вернуться к жизни.
– Капитан?
– осторожно обратился к карателю Варравский, про себя отмечая, что тот лежал на операционном столе прямо в доспехах и почти полном снаряжении, избавившись только от оружия и рюкзака с арканодинамической турбиной, которые наверняка мешали лечь ровно.
– Капитан, вы слышите меня?
– Да.
– хрипло отозвался изуродованный палач, всё так же глядя в потолок остекленевшим взглядом.
– Капитан, вы должны знать, ведьма пробудилась!
– поведал кайязь, но так и не увидев никакой реакции, пояснил: - Герцогиня Эльза пришла в себя.
– И что?
– безразлично спросил каратель, даже не удостоив взглядом собеседника.
Ульян даже усомнился в том, был ли этот палач сейчас способен адекватно воспринимать реальность? Или его накачали алхимией до полного отупения? Или он вообще тронулся умом от боли во время операции? Вот только ещё одного безумного колдуна им для полного счастья и не хватало.
– Как что? Как что?!
– делано возмутился старик.
– Наместник Ханс уже отправился к ней!
– Что?
– каратель резко повернул голову, уставившись на кайязя.
– Кто разрешил?
– Никто.
– замотал головой Ульян.
– Он сам.
– Я запретил входить в её камеру!
– рявкнул капитан, попытавшись подняться, но солдаты крепко держали его за руки, не давая пошевелиться, пока тот не приказал им: - Помогите мне встать, олухи! К оружию! Быстро в карцер!
– Остановитесь!
– воскликнул врач.
– Я ещё не успел наложить бинты! Вам нельзя ходить с открытой раной!
– Если я не успею сейчас, бинты уже никому не понадобятся.
– огрызнулся каратель, вставая со стола и возвращаясь к выдаче приказов: - Турбину сюда, живее! И оружие тоже!
И хотя просто поддержание вертикального положения давалось ему с трудом, с помощью солдат капитан всё же сумел закрепить арканодинамическую турбину на спине, уже на ходу активируя её и подключая к остальным системам доспехов, пока солдаты несли за ним его оружие и снаряжение.
Каратель направился к камере, где была заперта ведьма, по дороге снимая своих солдат с постов. Силовая установка его брони обильно дымила, пытаясь поскорее разогреть воду в котле и поднять давление до рабочей отметки. Навесив на себя всё своё имущество, он вооружился пистолетом и короткой дубинкой, которой грозно потрясал, поднимаясь по лестнице во главе своего крохотного войска.
А Варравский старался не отставать от них, при этом не привлекая к себе дополнительного внимания. Намечалось первоклассное представление, и он хотел увидеть его из первых рядов, но при этом не попав под горячую руку.
Тьма. Абсолютная, непроглядная тьма. Она кажется бесконечной, и в то же время такой крохотной, словно её можно разорвать руками. Плотная, тяжёлая завеса, каким-то образом сочетающаяся с бездонной звенящей пустотой. Этот звон оглушает, буквально вытесняя все остальные звуки, и не давая им даже приблизиться к ушам, а уж тем более попасть в оккупированную им голову.
Попытка стряхнуть это наваждение разбудила боль, которая тут же пронзила голову и шею, затёкшую как после ночи, проведённой в крайне неудобной позе. Мысли еле-еле двигались в медленно пробуждающемся разуме. Они были столь же аморфными и вязкими, как густой мёд в банке, который упорно не поддавался ложке, растягиваясь длинными липкими нитями. Но сквозь эту бесформенную массу, что наполняла сознание, всё же сумела пробиться одна короткая, но очень чёткая и ясная мысль:
Боль - это хорошо.