Хонорик на тропе кладоискателей
Шрифт:
Макар рванулся к сестре, но его опередил художник. Сделав руками всего несколько широких взмахов, он доплыл до Сони и подтолкнул ее, по совету Ладошки, к столбику, чтобы она отдохнула и пришла в себя.
Макар уже тоже был рядом. А Ромео... "Воспитанный" Ромео на четвереньках выполз на берег и через секунду скрылся из виду!
– Вот вам и благородный поступок, - раздосадованно выдохнул художник.
– Стащить за собой девушку в воду и улепетнуть, даже не поинтересовавшись, умеет ли она плавать!
Но
– А мне не страшно!
– заявила она.
– И я бы никогда сама так не прыгнула. Мне даже понравилось!
Сверху хохотал Ладошка. Он понял, что опасность Соне уже не грозит, и наслаждался зрелищем, которое и правда было смешным: Соня вцепилась в столбик, а художник с одной стороны и Макар с другой силой стараются отцепить от столбика ее руки.
– Сейчас, сейчас, - смеясь, приговаривала Соня.
– Они не хотят отцепливаться! Наверное, испугались мои руки.
Поддерживая Соню с двух сторон, Григорий Григорьевич и Макар подтолкнули ее к берегу. И тут-то разразился общий смех. Смеялись все - за исключением, конечно, хонорика, который ничего не понимал и испуганно оглядывался, вжимая голову в плечи - если можно было так, по-человечески, назвать его движения.
– А чего это мы так развеселились?
– вдруг удивленно повел головой художник.
– Нас обижают, а мы хохочем.
– Да он, наверное, нечаянно, - сказала Соня, отжимая подол платья. Зато мы искупались.
– Да ведь он, по сути, убежал с места преступления!
– воскликнул Григорий Григорьевич.
– Вот ведь что самое страшное! Ну хорошо, то есть плохо, толкнул ты девушку в воду. Но после этого самому выплыть и бежать? Этого я никогда не пойму! Никогда в жизни! И вот за это не портрет его надо написать, а уши надрать так, чтобы всю жизнь помнил.
Макар с уважением посмотрел на художника. Он полностью разделял его негодование. Хотелось даже броситься вдогонку этому Ромео и хорошенько его проучить.
– Уши надрать?
– задумчиво сказала Соня.
– А знаете, что я читала? Что уши драли вовсе не просто так. Оказывается, за ушами находятся такие мышцы, которые влияют на психику. И если они как-нибудь неправильно зажимаются, то человек начинает и вести себя неправильно. А когда дерут за уши, то эти мышцы освобождаются, и у человека есть шанс исправиться...
Все-таки Соня - удивительная девчонка! Ну кто, скажите, стал бы размышлять про какую-то расположенную за ушами психику, стоя в мокром платье? Макару так уж точно было бы не до этого.
Ладошка продолжал хихикать. Конечно, когда три человека ни с того ни с сего оказываются в воде одетыми, выглядят они довольно смешно.
– А можно, я тоже окунусь?
– спросил он Соню.
– Не хочется быть на вас непохожим.
– Только у берега и без одежды, - разрешила Соня.
Радостный Ладошка ринулся в воду. Правда, все-таки не только в плавках, но и в майке - наверное, из солидарности с остальными искупавшимися.
– Ничего-ничего, - сказал Григорий Григорьевич, - хорошо, что мольберты в воду не полетели. Сейчас расставим их на пригорочке, сами на солнышке позагораем! Кстати, и засаду устроим на этого несчастного Ромку.
"А с ним прикольно!" - подумал о художнике Макар.
Григорий Григорьевич шагал к усадьбе, как хозяин. Макар даже позавидовал его уверенности: самому-то не очень хотелось в очередной раз сталкиваться с компанией, которой верховодил золотозубый и татуированный Сашок. Может, этот Сашок - уголовник?
Макар не удержался и шепотом спросил у Сони:
– А что тебе сказал этот Ромео - там, на мосту? Что-то оскорбительное?
Соня слегка покраснела:
– Да нет, не оскорбительное. Но, по-моему, так говорить все-таки нельзя. Сказал, что я красивая. А какое он имеет право это говорить?
Макар вздохнул. Одни проблемы с Сониной красотой!
– Ты, Макар, не стесняйся, - обернувшись, улыбнулся художник.
– Верти своей рогулькой.
– Да... как-то...
– замялся Макар.
– Здесь же просто луг. Ничего рогулька не укажет.
– Не скажи, не скажи!
– засмеялся Григорий Григорьевич.
– Луг-то луг, а под лугом... мало ли что может быть. Пусть вертится рогулька, если захочет.
Но Макар, наверное, все же стеснялся. При художнике почему-то не очень хотелось демонстрировать свои способности. К тому же он волновался за баллончик и петарды; наверное, они отсырели. Сработают ли, если высохнут?
Мольберты поставили на пригорке - вид открывался красивый, выбирай любую сторону света. И солнце припекало так, что влажная одежда была даже приятной. Будто специально, спасаясь от жары, окунулись в воду.
– Ну вот, малыш, - обратился художник к Ладошке, - ты здесь посторожи со своим зверьком, а мы с ребятами на пяток минут отлучимся. Прочешем усадьбу. Очень уж хочется сказать этому хулигану пару ласковых слов.
– Я останусь с Ладошкой, - сказала Соня.
Конечно, Макар тоже не оставил бы брата в одиночестве. Но раз Соня остается...
– Хорошо, - согласился Григорий Григорьевич, - а мы с Макаром займемся мужскими делами, то есть выяснением отношений.
Такая формулировка Макару понравилась. "Выяснение отношений!" Звучит, действительно, совсем по-мужски.
– Умница у тебя сестра, - похвалил Григорий Григорьевич, когда они поднялись к руинам дворца.
– И брат такой милый - на девочку похож. Только он, наверное, обижается, когда его с девочкой сравнивают? Мальчишкам ведь хочется выглядеть мужественными. Как ты, например. Смело ты прыгнул в воду! Даже ни секунды не раздумывал.