Хорошая жена
Шрифт:
Мой отец всегда был справедлив.
— И то правда. — я сунула список в сумочку. — Он по уши завяз в проекте налога на второй автомобиль, который считает показательным в своей карьере. Я не совсем согласна с ним, но он уверен.
Отец немного помедлил с ответом.
— Я понимаю, — сказал он. — Это его шанс проявить себя. Посмотри на это с другой стороны, это лучше, чем продавать оружие.
Я взглянула на него.
— Папа ты выглядишь усталым. Врач наблюдает за тобой?
— Конечно, — сказал он,
Я открыла рот, чтобы заставить его записаться на повторный осмотр, но сделала ошибку, поглядев на часы.
— Пора идти. У Уилла мероприятие. Как всегда, ответственное.
Я поцеловала его на прощание и помчалась в Ставингтон на церемонию открытия новой очистной станции. Здесь мне пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы сохранить серьезное выражение лица, когда мэр сообщил, какое количество подписей пришлось собрать, чтобы запустить этот проект.
Звонок телефона разбудил меня среди ночи. Я пошарила на тумбочке, чтобы включить лампу и посмотрела на часы. Два часа. Моей первой мыслью было: Хлоя. Второй: мистер Такер.
— Если это вы, — мистер Такер, — прошипела я, — то я сильно разозлюсь.
— Я звоню из больницы, — сказал голос. — Ваш отец у нас. У него был небольшой сердечный приступ, и мы думаем, вам лучше приехать, миссис Сэвидж.
Я бросилась в комнату Мэг и разбудила ее.
— Мэг, Альфредо попал в больницу. Я должна ехать.
Хрупкая и взъерошенная, она мгновенно вскочила с постели.
— Подожди, я с тобой.
Как безумная, я мчалась сквозь ночь, а Мэг дрожала на пассажирском сиденье рядом со мной. Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет несерьезно, молча молилась я и нажимала педаль газа.
И все-таки, мы опоздали.
Ночная сестра, стройная и аккуратная, встретила нас у дверей реанимации и отвела в сторону. Его кончина была мирной, сказала она, и я знала, что она много раз репетировала эти слова. Десять минут назад. Второй инфаркт, на этот раз обширный.
Мэг вздохнула и заплакала. Я теребила скользкий от пота ремешок сумки, и пол почему-то покачивался под моими ногами. Моей первой реакцией было: это моя вина, я должна была пойти с ним ко врачу. Второй мыслью было позвонить Бенедетте и отменить поездку. И еще я подумала, что… нет, я не помню, о чем думала, я просто хваталась за несущественные вещи.
— Он должен был подождать, пока я не приеду сюда, — тупо сказала я.
Ночная сестра обняла меня за плечи, отвела в комнату родственников и усадила на стул. Потом она принесла чай, а я сидела на разноцветной скамейке и смотрела на пепельницу на подоконнике.
Мэг успокоилась и коснулась моей руки.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Бедный Альфредо. Но лучше, когда все происходит быстро.
Я заставила себя не оттолкнуть ее — Мэг беспокоилась обо мне. Это было не ее дело, хотела сказать я, но знала, что не смогу.
Профессиональное выражение на лице сестры смягчилось.
— Попробуйте попить, миссис Сэвидж.
Чай с привкусом кожи и танина.
— Миссис Сэвидж, — безупречная ночная сестра заметно волновалась. — Вашему отцу удалось… он хотел сказать вам… — я подняла мокрое лицо. Она начала снова. — он сказал «спасибо» и передал, что любит вас.
— Но он не стал ждать, — в агонии закричала я. — он не стал. Он должен был подождать меня.
— Он не мог, — тихо объяснила она. — Но мы сказали ему, что вы уже в пути. Мы говорили с ним, даже, когда он был без сознания. Знаете, слух уходит последним. — она положила руку мне на колени. — он знал. Он знал, что вы спешите сюда. — она посмотрела на меня, потом на рыдающую у окна Мэг, и снова на меня. — Его уход был мирным.
— Но он был один, — воскликнула я. — он не должен был уходить один. Я должна была быть с ним. Я знаю, он хотел бы.
— Я держала его за руку, — сказала сестра. — Я клянусь вам, что я его держала.
Вернувшись домой, я позвонила в лондонскую квартиру, но сигнал вызова гудел, пока не включился автоответчик.
— Дорогая, я работал всю ночь, — объяснил Уилл, когда я, наконец, дозвонилась ему. — Я уже спускаюсь. Я только вызову такси и брошу несколько вещей в сумку. Я позвоню Хлое, и скажу, что ей не надо спешить домой. Я скажу, что Альфредо не хотел бы этого.
В глубине сознания всплыл надоедливый вопрос: «Ты опять лжешь мне?». Но я привыкла к нему и научилась понимать, что Уилл любил быть в центре внимания просто ради себя самого. Это стало средством защиты от обид, стрессов и поражений.
Я чувствовала, как мое тело пустеет, слабеет, становится невесомым. Я понимала, что должна принять меры, но мне было трудно даже ответить на телефонный звонок. Мне хотелось плакать бесконечно, но мое горе было смешано с изумлением, как мой предусмотрительный отец позволил этому случиться.
Я взяла себя в руки и позвонила Салли.
— О, — сказала она. — Мне надо присесть. — после паузы она попросила: — Расскажи еще раз. — ее голос звучал на фоне звона фарфора, музыки и других голосов из жизни моей матери.
— У него был сердечный приступ.
— Я не приеду на похороны, — сказала она. — Я не думаю, что смогу. Но я буду думать о нем. — при этих словах я заплакала в трубку. — Слушай, Фанни, ты должна помнить, что Альфредо считал тебя самым лучшим, что случилось в его жизни. Помни об этом.
Это было первым по-настоящему материнским советом, который дала мне Салли, и я записала его в блокнот рядом с телефоном, нацарапала внизу дату и время, а потом проверила, чтобы не пропустить ни одного слова.