Хотеть не вредно!
Шрифт:
Я тяжело вздохнула и поплелась на кухню. Саша скорбно сидел на краешке табуретки и смотрел в стол. Я предложила ему чаю, он с готовностью согласился, сохраняя все то же трагическое выражение. Саша был бы вполне привлекательным мужчиной, если бы не лицо давно пьющего человека. Он рукастый, прекрасный автомеханик, человек с шукшинской изюминкой. Однако он сделал свой выбор и потерял Ленку, как бы не скорбел по этому поводу и не раскаивался. Впрочем, немного поговорив с Сашей, я поняла, что его вполне устраивало двоеженство, и, как большинство мужчин, он не видел в этом ничего особенного. Котлеты отдельно, а мухи отдельно. Главное, что его хватало на две семьи, во всех смыслах. И чем, собственно, я могла ему помочь? Ленка уже все решила. Я так и объяснила Саше.
— Ты не ходи сюда больше, не трави душу. Авось, и у тебя все наладится, не грусти.
Он покорно кивнул и направился к выходу. Ленка не соизволила даже выглянуть в прихожую. Впрочем, за что боролись, на то и напоролись, Саша это, кажется, понял.
Мы предались, наконец, наслаждению мелодрамой с ее жгучими страстями. Когда показали героя — роскошного мачо, я заерзала на диване. Чужая история любви причудливо преломлялась в моем восприятии и накладывалась каким-то макаром на мои переживания. Не выдержав пытки чужими страстями, я вскакиваю с дивана. Ленка удивленно спрашивает:
— Ты куда?
Я уже мечусь в поисках пальто и обуви.
— Не могу больше! Я должна пойти к Зилову и окончательно все выяснить. Если у него женщина и он сейчас с ней, то гордо уйду и больше не вернусь. Все будет ясно, как день, и нечего дергаться. Но мне надо видеть его хотя бы еще раз!
— Поздно уже, — слабо возражает сестра. — Хочешь, пойдем вместе?
— Нет-нет, так мы привлечем внимание. Я одна. Не бойся, не в первый раз.
И подумала: бегаю, как девчонка, на ночные свидания без всякого уважения к собственному возрасту и положению. А ему хоть бы что: не пришла и не надо. Сам и шагу не сделает навстречу, еще и на свидания не является. Боже, как я низко пала!
Всю дорогу мне слышался за спиной топот копыт. Я без конца оглядывалась и убыстряла шаг, пока не перешла на легкую рысь. Меня в свое время до смерти напугали мальчишки-чабаны. Они приезжали со стоянок и караулили нас, девчонок, когда мы стайкой выйдем из кино с последнего сеанса (а в летнем кинотеатре он начинался в десять вечера). Дождавшись, неожиданно выскакивали из темноты верхом на лошадях и гнали нас по дороге. Спрятаться было некуда, кругом заборы. Загнав свои жертвы куда-нибудь в угол, они поднимали лошадей на дыбы прямо перед лицами несчастных мучениц и хохотали, наслаждаясь эффектом. Ох, и визжали мы! У меня в эти моменты от страха чуть не лопалось сердце. С тех пор патологически боюсь близко подходить к лошадям, а звук погони и страх ассоциируются у меня с топотом копыт.
Кажется, я уже наощупь могу найти нужный вагончик. Ага, свет горит, значит, Зилов дома. Еле дыша, я крадусь по ступенькам к двери и замираю, прислушиваясь. Ничего не слышно. И вдруг опять, как тогда, перед моим носом неожиданно распахивается дверь, и Зилов сграбастывает меня в охапку.
— Ты что, стоял у двери и ждал? — удивляюсь я, барахтаясь в его объятиях и безуспешно пытаясь увернуться от поцелуев.
— Просто очень хотел, чтобы ты пришла.
— Постой, постой, — наконец вырываюсь я. — Ты пил? Один?
На столе действительно красовалась бутылка, выпитая до половины, а рядом — граненая стопка.
— Тоску заливаешь? — я вложила весь сарказм в эту фразу.
— Что-то в этом роде, — грустно усмехнулся Борис.
— Что-нибудь случилось? — я с замиранием жду ответа. Может, мне не придется задавать лишних вопросов.
Зилов размыкает кольцо рук и отходит к столу. Я получаю, наконец, возможность войти в комнату.
— Жена приезжала, — коротко бросает он.
Я не знаю, радоваться мне или наоборот. Всматриваюсь в лицо Бориса. Он, конечно, нетрезв, но и не пьян. Разве что эмоции ярче прорисовываются в его обычно спокойных чертах.
— У тебя есть жена? — продолжаю ехидничать
— Ну, бывшая жена, один хрен, — в глазах его мелькнула злость. — Ей, конечно, уже доложили о нас. Полгода не вспоминала обо мне, тут вмиг примчалась.
Я хотела сказать, что полгода — это не срок, чтобы порвать нити, связывающие мужа и жену долгие годы, но не сказала.
— Ты поэтому не приехал сегодня утром?
— Ну да.
У меня отлегло от сердца. Однако остались еще вопросы.
— А если бы я не пришла больше? Уехала бы и все? Я ведь сегодня билеты купила.
Борис мрачно молчит. Вот оно, устало думаю я. Мужчины всегда ловко уходят от ответа. Или отмалчиваются. Однако я знаю и то, что лучше их не ставить лишний раз в такое положение, и перехожу на другую тему.
— Что хотела от тебя жена?
Зилов поднимает глаза, и я неожиданно вижу в них боль. Но то, что он сказал, было еще неожиданнее:
— Я люблю тебя, слышишь? — в его признании есть какая-то обреченность.
Привыкнув все анализировать, я, дура, спрашиваю себя: а сказал бы он это, будь совсем трезвым? Голова думает свое, в то время как руки уже гладят его волосы, сердце заходится от нежности, а из глаз вот-вот хлынут слезы.
— Когда ты уезжаешь? — не поддается моим ласкам Борис.
— Через два дня, но не будем сейчас об этом, а?
— Хорошо, не будем, — как-то слишком легко соглашается Зилов.
Он рассказал, что Лариса забила тревогу и решила разведать, что здесь происходит. Больше всего, считает Зилов, она боится, что он перестанет давать деньги на детей.
— Я оставил им все, что заработал за всю жизнь. Дом двухэтажный, мебеля, ковры. Всякого дерьма. Ей всегда было мало. А ведь у них есть абсолютно все. Вот этими мозолями все добыто, этим горбом!
Теперь стало очевидно, что Боря все же слегка пьян. Он продолжал:
— Знаешь, жил, как во сне. Работал, работал, для чего? Чтобы набить дом хламом, купить еще одну свинью? Жить, чтобы жрать…
Он наполнил стопку и протянул мне:
— Будешь?
Я отказалась, тогда Борис выпил сам.
— Но ведь ты же любил Ларису, если женился? Любишь детей… — робко вставилась я.
Зилов кивнул:
— Конечно. И очень хотел, чтобы им было хорошо. А им никогда хорошо не бывает, потому что жадные и завистливые. Детей воспитали таких же: знают только одно слово: "Дай".