Хранитель времени
Шрифт:
– Опаньки. Нереклама.
Нереклама. Ей богу, так и написано. В одно слитное слово. А что нам тут нерекламируют? Ничем не заменимые по прочности кальсоны из Твист. Первой доброты. В специальном магазине белья Ю. Готлиб. На Владимирском дом два угол НевскАго проспекта. Предлагаемые кальсоны другими магазинами дешевле не есть Твист, а только желание поразить дешевизною вводя покупателей в заблуждение.
Народ, это ведь шедевр! Торговля
Нереклама номер два. Настоящие джутовые носки и чулки без шва. Ну, кто б сомневался – снова от господина Готлиба и снова предупреждение – другие продавцы могут обжулить и втереть покупателю вместо настоящих джутовых носков какую-то некачественную дребедень.
А тут что продают? Косметические спермацетовые личные утиральники. Для нежности и мягкости лица, наилучших запахов: опопонакс… Вова, ты не желаешь благоухать опопонаксом? А как насчет динора букет? Всего-то за большой кусок по двадцать пять копеек.
Тут на Панка напало недоумение. Он не мог понять, как личный утиральник может продаваться в виде большого куска. Но недоразумение быстро разрешилось – оказывается, он не там читал. Про утиральники было написано ниже.
– Так это типа наших влажных салфеток! – обрадовался он. – Ну да, так и написано – очень удобно в дороге. Хотя нет. Тут указано, что утиральники – единственно верное средство для предупреждения загара. Лицо ими, что ли прикрывать? Не понимаю. И, вот чудеса – зимой те же утиральники спасают кожу от мороза. О боги! Слушайте дальше – это же полная фантастика – те же утиральники спасут вашу кожу от дурного воздуха в театрах, салонах. Ну и народ – как можно провонять театр или салон?
Глава 13. Глиняный кофе
Негодование Панка бурлило и вырывалось наружу. Он бесновался как бабуин при виде крокодила.
– Я его вычислил, я его и поймаю! Вот пес смердячий, решил ребенка запугать. У него какая жилплощадь? Однушка? Он инвалид? Нет? Работает? Мало получает? Не мало? Ипотеку получить не может? Да плевать на ипотеку. Мог бы сдавать однушку, доплачивать и жить в двушке. Так многие делают. Гнида казематная. Дирижабль неугомонный. Задрот. Червь нервозный.
Вова с легким беспокойством поглядывал на метания Панка, который на ходу придумывал ругательства, чтоб не использовать мат.
– И как ты его вычислишь?
– Подкараулю. Такие гниды по-тихому все делают. Как только поймет, что его разоблачили – вмиг сдристнет. Поверь мне. Я таких знаю.
Мало того, что я была расстроена, так еще теперь мне было непонятно – а вдруг папа ночью прокрадется и придушит меня подушкой? Хотя, ему это вроде как не выгодно.
– Эээ, я тут подумала. А доказательств у нас никаких нет.
– Есть. Одно. Я тебе уже говорил
Итак, некто проник в квартиру и подбросил ее тебе. Ну ладно, не переживай, не будем ее вспоминать. Но записка! Это улика номер один! Как она очутилась на твоей двери? Я твоего папашу во дворе не видел!
– Фуфло. Ты привираешь. Ты же даже не знаешь, как он выглядит, – сурово возразил Вова.
Но Панка было не так-то просто сбить с курса.
– Но в ее парадную никто не входил! Никто! Бабы только. Даже Гриши, Нострадамуса вашего блаженного, и того не было.
– Мда. Летом в бабу мужика переодеть сложно. Но он мог эту самую бабу попросить сунуть записку в дверь.
Разочарованный Панк не нашелся что возразить. Мне даже жалко его стало.
– Попадос. И ни слова больше об этом. Мне нужно подумать, – провозгласил Вова и самоустранился из реальности.
Вова снова завис у окна. Курил. Изредка выпуская колечки дыма. Временами чесал небритый подбородок. Мне иногда казалось, что у него в руках одна и та же нескончаемая сигарета. Что время рядом с ним замирает. Что если попасть в эту квартиру лет через сто – он так и будет сидеть у окна и курить.
– Ну его. Пусть мыслит. Пошли на кухню. Ты будешь есть борщ, я – читать. Смотри, что у меня есть!
Меньше всего я ожидала увидеть в его руках кусок пупырчатого целлофана.
– Скажем стрессу – чмок.
– Чпок, – машинально поправила я, наливая тарелку наваристого, еще теплого борща.
Хлеб намазывался легко – масло подтаяло. Сметана возвышалась в тарелке как айсберг, ее даже размешивать было как-то неловко. Белое на алом. Панк ловко покрошил перья зеленого лука и ссыпал на айсберг и тот стал смахивать на Гренландию.
Подумав, Панк прибавил к луку мелко нарезанный укроп.
– Ты ведь не против укропа? И это правильно. Пусть иностранцы от него шугаются. Я даже знаю почему, но не скажу. А вот античные поэты про него вирши писали, римляне букеты из него делали для любимых.
Укроп был свежий и ароматный. Явно с рынка. Вова расстарался.
Я решила сосредоточиться на еде, а Панк сел прямо на пол у моих ног. Теперь я запросто могла потрогать его за прическу, которая как опахало гоняла воздух. Бритая часть головы выглядела беззащитной. Хаер заканчивался длинным хвостом, закрывающим часть позвоночника.
Пошуршав древней газетой, Панк потерся ухом об мою ногу и сообщил:
– Московские ведомости. Всего один номер, а жаль.
Мне не было жаль, но я промолчала, увлеченно поедая борщ и размышляя, как бы преодолеть возникший между нами барьер. Панк считает меня ребенком. Это факт. Я его считаю дураком, который считает меня ребенком. Кокетничать я не умею, да и вряд ли ему бы это понравилось. Может, взять да и сказать прямо – ты мне нравишься? От такой мысли я стала свекольного цвета и тихо радовалась, что Панк не видит моего лица.