Хранитель времени
Шрифт:
– Зато без ярко-зеленого табурета, – хихикнула я.
– Причем здесь табурет? – психанул Вова, напрочь забыв про признаки отравления крысиным ядом.
– Ну, ее же сначала отравили. Наверное.
– Это вряд ли. Насколько я понял, ей шею свернули. Хотя это весьма проблематичное мероприятие. Кошки верткие.
Я не стала выяснять, откуда у Вовы такое познание в отношении умерщвления кошек.
– Ну и народ тут живет! – радостно сообщил Панк, – Еду не сперли. А кошку я поглубже закопал. Никто не отроет.
На пол упал шуршащий пакет с едой.
– И ты думаешь,
– С каких это пор ты стал такой брезгливый? Не узнаю тебя, брат. Еда нетронутая. Она, можно сказать, только что из кафешки за углом. Свежачок, в отличие от кошки. А кафешка вполне цивильная. Там такие девочки работают – богини.
Я знала, про какое кафе он говорит. Сама туда захожу. Изредка. Там дорого очень. Интересно, откуда у Панка деньги?
– Иди, мойся, помоечник, – высказался Вова и полез в пакет.
– Зачем?
– Так надо.
– Тебе надо, ты и так, – невразумительно ответил Панк.
В пакете оказались те самые слоеные булочки с фруктами и корицей, которые я так люблю! И еще там были такие – с белой помадкой, похожие на кренделя. Ммм, как они мне нравятся!
Все невзгоды ушли на второй план. На некоторое время. Потом позвонил Дэн.
– Привет. У меня вопрос. На кого твоя квартира записана? Я тут подумал – все дело в ней. Ты подумай хорошенько и с юристом посоветуйся. У меня все хорошо. Пока! – он высказался со скоростью пулемета и отключился.
Рассказав Вове и Панку про предположение Дэна, я начала вспоминать. Вроде бы квартира сначала была бабушкина и деда. Точнее – сначала дедушкина и его родителей. Потом – общая. А вот потом мама меня куда-то водила за руку, мы подолгу томились в злобных очередях и я подписывала какие-то бумаги. Это дело называлось приватизация. Но я особо не вникала. Мне все эти ходынские митинги казались полным надувательством и идиотизмом.
– Наверное, на меня, – я почти была уверена в своей правоте.
Однако никак не могла вспомнить, куда делась папка со всей этой бумажной лабудой. Я ведь только коммунальные счета в лицо знаю. Про остальное как-то не думала.
– Если она твоя, то жди гостей. Не сразу, конечно, но они объявятся. С заманчивым предложением, – усмехнулся Вова.
Он снова устроился у окна и курил как шаман во время общения с духами предков. Я встала рядом, проверить – видно ли отсюда Графиню. И, правда – вон ее силуэт на фоне синего неба. Панк воспользовался случаем и еще раз рассказал Вове про листовки и про кошку, а потом решил нам почитать. Я, чтоб зря уши не мучить, взяла тряпку и начала воевать с пылью.
– Севастополь. Великий город, российский напрочь, чтобы не трендели наши враги. Ежедневное срочно-мальпостное сообщение с Ялтой через Балаклаву и Байдары. Так и написано – сообщение поддерживается мальпостами и автомобилями. Дальше – тарифы извозчиков, чтоб не обжулили. Есть трамвай! И тут еще про яличников есть – к любому военному судну довезут. На паровых катерах дешевле, но не к кораблям, а к какому-то Инкерману и еще куда-то. Тут еще про экскурсии на линейках пишут… Итак, что есть Севастополь? Правильно –
За это стоит выпить. Но нечего. Вован, а как насчет пива?
– Нормально. Его вчера еще кто-то вылакал. Не знаешь кто?
– Ну, так я схожу по-быстрому. Вы тут без меня не скучайте.
Вова не то медитировал. Не то дремал. И, воспользовавшись случаем, я подумала, что по какой-то странной причине убираться в чужом доме мне нравится гораздо больше, чем в своем. Хотя меня даже не хвалят за старательность. Продолжая борьбу с пылью, добралась до бюста Ленина. Вытерла его. Потом тумбочку. Но по краям, у самого основания вождя, никак не получалось навести блеск. Тогда я аккуратно приподняла Ленина, прижала его к себе, и, боясь уронить, провела рукой под бюстом.
Рука нащупала небольшой предмет, который я тут же вытащила. Одной рукой Ленина придерживаю, а в другой – ключ. Небольшой такой. Плоский. Светлого металла. Обычный ключ в необычном тайнике.
Вове про свое открытие я говорить не решилась. Он заругается. А потом ключ перепрячет. А у меня на него свои планы. Не на Вову, конечно, на ключ. Но планы имеются. Не совсем честные, но я же воровать ничего не стану. Просто посмотрю и все. Не зря же он дверь запер. Но не от меня же? Я тут совсем недавно. Значит – от говнарей прежних. Оставалось придумать, как бесшумно открыть дверь при Вове.
Ленин улыбался коварно, словно догадывался о моих нечестных помыслах, но выдать меня он никак не мог. Погрозив ему кулаком, я пошла вытирать пыль на книжной полке. Пыли полка нравилась и это было сразу видно. Наверное, философы, история древнего Рима, поэты эпохи Возрождения, мемуары о Второй мировой притягивают к себе тлен.
Поразмыслив, я вернула ключ на прежнее место. До лучших времен.
Панк явился невеселым, скорее – злым. Выгрузил авоську с пивом и долго шептался с Вовой. Я смогла расслышать «еще три штуки содрал». Даже заподозрила неладное. Может, он шантажирует кого-то? Или у него самого три штуки отобрали? Но когда я вошла в комнату, они тут же умолкли и состроили совершенно дебильные беззаботные рожи как у открыточных котяток. Значит, шушукались на мой счет. И тут меня словно кипятком ошпарили. Три штуки содрал – это про листовки!
До вечера сидеть у Вовы мне расхотелось. Неприятно находиться среди людей, которые знают про тебя больше, чем говорят. Такое ощущение, будто у меня смертельная болезнь и все думают – она не понимает, что скоро помирать, так не будем ее расстраивать. Будем жалеть ее молча, запоминая, как она страдала. И – как хорошо, что эта гадость случилась не с нами. Вот черт! А если бы такие листовки смастерили с фото Вовы или Панка – они бы просто посмеялись и все дела. Я тут же у них спросила об этом. И поняла – ни фига бы они не смеялись.