Хромовые сапоги
Шрифт:
– Так ты веришь во все эти бредни? – повторяет свой вопрос Строгин.
– Жека, а разве ты не помнишь в прошлом году приведение? – напоминаю я ему случай в парке дома офицеров.
– А! То мы были пьяны, чего спьяну-то не померещиться! – я смотрю на него и вижу, что он на самом деле то ли забыл, то ли переосмыслил происшедшее и теперь ему даже немного стыдно вспоминать. – Так ты веришь?
– Во многое, что объяснить не могу, не верю, но сомневаюсь… - уклончиво отвечает лейтенант.
– Э! Это не ответ!
– Знаешь, я расскажу тебе один случай. Было это два года назад. Я проходил стажировку тогда под Архангельском. Места там тоже глухие, может даже поглуше
– О случае на стажировке! – подсказывает Женька.
– Ну, вот такой случай был.
– Нет, ты о нечистой хотел рассказать и говорил, что веришь во все это.
– А! Об этом… - он замолчал. Потом достал папиросу, прикурил и потом еще долго молчал, видимо собираясь с мыслями или вспоминая о неприятном. Мы его не перебивали. Наконец, он, тряхнув головой словно пробуждаясь ото сна, продолжил: - Так вот, пристрастились мы тогда к спирту, пили каждый вечер и даже днем начали прикладываться, но на вторую неделю вызывает нас к себе командир полка и такой нам сделал разнос! Я говорит узнал, что вы пьянствуете с офицерами! Да как такое возможно?! Вы молодые люди, а пьете словно пропащие алкоголики! Запрещаю, говорит, вам даже притрагиваться к «султыге», лично проконтролирую! И что вы думаете? Пошли мы вечером к одному штурману, туда, где собирались холостяки, а нас не пустили. Штурмана так и говорят, мол есть приказ полковника и мы не будем его нарушать. И так несколько дней, как мы не просились к ним, они нас не пускали. Потом мы решили пойти к техникам и напрямую взять у них спирт, но и те нам отказали. Короче полный облом! Несколько дней мы не пили! Слонялись вечерами в поисках выпивки, но ничего не могли найти. И вот дня через три на КП один планшетист-дембель и говорит нам, что рядом с полком, в трех километрах есть деревенька, в которой бабка варит самогон и они бывало бегали к ней в самоволку. Продает она мол не дорого, но качество отменное. Вот и надумали мы туда наведаться. Собрались вечерком после ужина и пошли куда нам указал дембелек. Лесом по тропе дошли до той деревеньки. А она совсем небольшая, домов, наверное, десять. Идем по единственной улице и думаем в каком же доме живет та бабка, спросить то мы не спросили! Решили постучаться в первый попавшийся дом и спросить у хозяев, кто в деревне торгует самогоном. В первом нам не открыли, во втором, как только мы подошли залаял пес так, что мы не решились стучаться в окно и прошли мимо. А вот во дворе третьего смотрим сидит такая старушка, благовидная, в платочке, словно с картины какой-нибудь из Третьяковки. Окликаем ее, а она словно глухая смотрит на нас и молчит. Тогда я открыл калитку, покосившуюся, всю трухлявую и подошел к той старухе. Посмотрела она на меня так внимательно, что мне стало совсем не по себе, мурашки по коже забегали. Я и спрашиваю ее так вежливо: Где тут у вас, бабушка, торгуют самогоном? А она молчит и продолжает смотреть на меня. Я повторяю ей свой вопрос. Она не отвечает. Тогда я решил, что она глухая. Поворачиваюсь и уже собираюсь возвращаться к своим товарищам. И тут слышу ее голос за спиной. Выпить хочешь? Я поворачиваюсь и говорю, что мол очень хочется. А она опять так пристально смотрит на меня у меня в глазах потемнело, я словно куда-то полетел и потом словно очнулся. И кажется мне, что стою я на кладбище на самом краю свежевырытой могилы, вот-вот могу упасть. Кругом такая тишина, как говорят кладбищенская. Стою я качаюсь и чудом не падаю вниз. А могила глубокая, такая, что не могу увидеть дна ее. И тут чей-то голос и говорит: смотри вот ты стоишь перед чем. Мол если продолжишь пить, то непременно свалишься! У меня коленки трясутся я боюсь упасть, а назад не могу сделать шаг, чтоб
– Да… - протянул я, находясь под впечатлением рассказа. – А чего ж ты сейчас пьешь? Перестал бояться могилы?
– Не знаю… я, наверное, стал по-другому трактовать свое видение. Наверное, все мы там будем все одно рано или поздно и не от количества выпитого это зависит…
– Не знаю, не знаю… - не согласился я. – Может она тебе давала понять, что именно от спиртного ты скатишься в могилу.
– Да что вы за суеверную чушь несете! – не выдержав, вмешался в нашу дискуссию Женька. – Ну почудилось тебе и что? Я даже допускаю, что бабка обладала гипнотическими способностями, а что еще вернее, так это то что были вы пьяны, а спьяну чего только не померещиться!
– Не скажи! – возразил Сергей. – Так мерещиться не может! Это настолько было живо, как на яву, что я точно знаю – было как-то совсем по-настоящему.
– Нет, Жека, я вот верю, что именно так и было! Такое почудиться не может, хоть спьяну, хоть по трезвяку!
– Так я тоже верю, но всему можно найти здравое объяснение! В двадцатом веке живем, не в средневековье! – он посмотрел вокруг, на пустой стол, заваленный грязной посудой, на переполненную окурками стеклянную банку из-под кабачковой икры. – Ладно! Нам пора! Завтра хоть отоспаться можно! Ты Серега дежуришь?
– Нет.
– Ну, тогда встретимся?
– Заходите, пивка попьем.
<p style="margin-left:159.75pt;">
<p style="margin-left:159.75pt;">
* * *
Я стою почти под самыми окнами квартиры Елены Кузьминичны. Ночь, наверное, часа три ночи или утра, кому как нравиться. Довольно холодно и я зябко передергиваюсь. Хмель не выветрился, но голова болеть перестала. Я достаю сигарету и закуриваю. Запах и вкус «Родопи» мне осточертел, но других сигарет у нас в комнате не нашлось.
Когда мы пришли от Сергея в свою комнату в офицерском общежитии Женька разделся и, только коснувшись подушки, захрапел во все свои молодецкие легкие. Я же, было задремав, вдруг почувствовал острую необходимость сходить к заветному дому. Отчего-то мне показалось, что Наташа непременно приехала и я должен ее именно в тот час увидеть и поговорить с ней. Утра разговор не мог дожидаться. Тем более я был смел и мог бы все рассказать откровенно и смело.
Я оделся и тихонько, как только может пьяный мужчина, покинул комнату, оставив своего товарища одиноко сотрясать стены общежития. Город, если все-таки его можно было назвать городом, спал. Его дома, как ни странно выделялись светлыми пятнами на фоне черной ночи. Окна словно карие глаза темнели на лицах домиков, одинокие фонари вырывали куски деревьев, светлый и мягкий песок под ногами, бревна одноэтажных, иногда покосившихся от времени домов. Река, через которую меня вела дорога, чернела таинственными омутами, о которых мне она шептала всплесками холодной воды, закручивающейся в тех местах, в которых должны были водиться черти. Возможно, если бы я был в ту ночь трезвый, то скорее всего не решился бы на столь безрассудную ночную прогулку. Но пьяному море по колено.
Дом, к которому я пришел, как и все в округе спал мирным сном, ни одно его окно не светилось. Я притаился немного поодаль от подъезда и стал зачем-то наблюдать за окнами первого этажа. Мне казалось, что стоит только подождать и эти знакомые, милые окна засветятся теплым электричеством и я увижу в них свою любовь. Но прошло пять, десять, двадцать минут, а окна так и не загорались. Я зачем-то установил для себя время, которое я еще простою в ожидании встречи с возможно приехавшей Наташей. Отчего я был уверен, что она приехала, сказать трудно. Просто в голове засела эта уверенность и все, я не рассуждал и не думал, я жил чувствами, нелепыми и необъяснимыми. Прошло еще около часа. Я скурил все сигареты, остававшиеся в пачке и, наконец, решил вернуться в общежитие.