Хулистан
Шрифт:
– И это вы называете демократией?
– Да! Это и есть настоящая демократия! Ибо подобные ограничения ущемляют права отдельного человека, а также право всего народа, который хочет видеть своим президентом именно этого человека, а не кого-то другого! Да и экономия от увеличения срока значительная – меньше приходится тратить государственных денег на выборы. Вот у вас на Западе, Бобби, срок полномочий президентов в большинстве стран пять лет, и, как правило, президент избирается дважды. Итого получаем, что каждый президент правит обычно десять лет. А у нас – восемь лет. Что в этом такого? Ведь могут и не избрать теоретически.
– Вот именно – теоретически. А на практике?
– И на практике – вполне возможно. Если хотите знать, после смерти нашего предыдущего Правителя
– Это как же? – удивился я.
– А вот так! Было несколько сильных кандидатов.
– Оппозиция? – еще больше удивился я.
– В своем роде – да, оппозиция. Но точнее будет сказать – альтернатива.
– Альтернатива Семье?
– Не Семье, а – в Семье! Рассматривались кандидатуры жены усопшего Правителя и одной из его дочерей.
– Вот так альтернатива! – не удержался я от смеха. – Ну, спасибо Хариф! Уже только за эту шутку стоило отсидеть за болтовней с вами зад. Ведь это готовый анекдот про демократию по-гюлистански!
– Вот вы смеетесь, а нам тогда было не до смеха. Я, правда, в то время был совсем молод, но все помню. И демонстрации на улицах, и стихийные митинги. Но обошлось, слава богу.
– Я вас понимаю, Хариф, – продолжал я подшучивать. – Для вас ведь митинг или демонстрация – хуже стихийного бедствия. Они нарушают ваши славные традиции, верно? Что же говорить тогда нам, кто живет в свободных странах, без всяких там средневековых традиций? У нас ведь что ни день, то или митинг или демонстрация. А иной раз даже и забастовка. Скажу вам по секрету, дорогой мой друг, мне тоже эти шумные изъявления народной воли не очень нравятся – неудобства всякие создаются. Но я, скорее, готов терпеть забастовки, чем самодурство какого-нибудь китайского мандарина. Ибо эти митинги и забастовки и не дают нашей власти забыть, кто есть истинный хозяин страны. И что у народа всегда найдутся средства против всяких там сатрапов и диктаторов!
– О каких сатрапах вы говорите, мистер Ганн? Вот вы в своей пылкой речи в защиту демократии сами неосторожно упомянули о корпорациях как финансово-политических институтах представляющих через собственные интересы также и интересы большого количества граждан страны. Разве нет? Так вот у нас – то же самое! Один к одному! Только наши корпорации – это «красные»! Целые семьи, кланы. И каждая из семей контролирует строго определенный сегмент властной пирамиды и традиционно закрепленный за ней сектор экономики. Именно поэтому, кстати говоря, приход к власти жены усопшего Правителя мог катастрофически нарушить баланс сил – как во власти, так и в экономике.
– Это почему же?
– А потому! – Хариф вынул из кармана платок и оттер крупные капли пота, которые вдруг выступили на его лицо как изморозь на банке пива вынутой из холодильника. – Наша бывшая Первая Леди, да покоится ее прах с миром, была весьма благородной женщиной. Она всегда оставалась верным соратником нашего Правителя и весьма активно агитировала идеи Вождя. Ее также очень любили в народе за неустанные труды на ниве благотворительности и милосердия. Но в последние годы, надо сказать честно, она неожиданно начала слишком активно вмешиваться в государственные дела. Более того – она предприняла самую настоящую экономическую экспансию через своих многочисленных родственников, пытаясь прибрать к рукам то, что принадлежало по праву другим кланам. А это уже грозило крахом всей системе!
– Каким образом? По вашей теории, Семья, которая стоит на самом верху, разве не должна иметь больше других?
– Совсем необязательно! В этом случае скорее уместна формула «первая среди равных».
– А если проще?
– А если проще… Бобби, посмотрите еще раз на статую вождя, – ухмыльнулся снисходительно Хариф.
– И что я должен увидеть? – спросил я, зажмурившись от слепящих лучей солнца, которые били в глаза отраженным от гладкой поверхности граней светом.
– То же, что и раньше. Только теперь я готов ответить на ваш вопрос. Помните, вы спрашивали, сколько весит эта глыба? Так вот мой ответ: она весит столько или меньше, сколько может выдержать Пирамида!.. Вы понимаете, Бобби?
Я снова уставился на Пирамиду. Слова Харифа произвели на меня сильное впечатление. Теперь я видел перед собой не просто овеществленную в грандиозном сооружении метафору власти – Пирамида вдруг ожила! Я увидел ее на миг, словно сложенную из сцепленных неразрывной связью человеческих тел. Нижние ряды, казалось, состояли из почти цельных спрессованных блоков, из которых беспорядочно торчали кое-где конечности. Они были безликим фундаментом. Над первыми рядами высились следующие блоки, где некоторым отдельным телам удавалось чуть приподняться из общей массы на колени. А на их спинах напряженно топтались другие – кому посчастливилось уже встать на ноги, но и они стояли, сгорбившись, пошатываясь под тяжестью попиравших их ногами великанов – настоящих атлантов, вознесших на вытянутых руках того, единственного, кого они избрали себе кумиром!..
Я встряхнул непроизвольно головой, отгоняя страшное наваждение.
– Но ведь это настоящая тирания, Хариф! Тирания олигархов!
– Называйте, как хотите. Лично я бы назвал это социальным преимуществом. Разве олигарх – не народ? Мы все – народ. Только одни из нас – больше народ, а другие – меньше, в силу своих возможностей и обязанностей. И ваши западные государства точно так же построены по принципу Пирамиды. Просто наша Пирамида более крутая, а ваши – более пологие. И поэтому в вашем обществе не так разительны контрасты между верхними и нижними классами. Но Пирамида, Бобби, имеет уникальное свойство трансформироваться при необходимости! Вот когда наше общество окрепнет, решит свои самые острые проблемы, – к примеру, проблему спорных территорий с рамянами, – тогда, возможно, наша мудрая власть и пойдет на некоторые либеральные реформы. А раньше – нельзя: смерти подобно!
Этот Хариф совсем меня сбил с толку. Я уже не мог придумать, что ему возразить, и поэтому просто откатил разговор назад.
– Ладно, Хариф, я могу понять, почему вы не избрали в президенты Первую Леди. А как с дочерью? Или тут всему причина ваше восточное пренебрежение к женщинам?
– Опять вы мыслите стереотипами! А Беназир Бхуто? А Тансу Чиллер? Разве они были не восточные женщины? Милая дочь Правителя вполне могла стать нашим новым Правителем. Если бы не ее муж! Он был финансовым магнатом одной соседней страны. Да и в Гюлистане по праву зятя Правителя успел отхватить себе жирный кусок. И ясно, что стань его жена во главе государства, начался бы опять же жесткий передел в сферах власти и экономики в пользу Семьи. Плюс – политические мотивы! Ведь была опасность смены внешнеполитического курса этим чужаком! Наша внешняя политика со времен Вождя традиционно остается сбалансированной. Мы стараемся не примыкать явно ни к одному из существующих в мире военно-политических блоков, чтобы не быть втянутыми в их глобальные разборки. Правда, после вхождения России в ЕС и революции в Иране ситуация в мире несколько стабилизировалась, но это лишь затишье перед бурей! Глобальные политические войны еще только начинаются! США блокируется с Латинской Америкой против Европы и России. Китай подбивает Японию уже и на военный союз. Индия и Пакистан, давно уже помирившись, близки к подписанию оборонного пакта. И даже в Африке начались объединительные милитаристские процессы! Так что нам, маленьким государствам, имеющим большие проблемы, надо держать ухо востро!
– Ну, это вы уже совсем чепуху несете! – отмахнулся я от не интересующей меня темы. – Вы лучше скажите, почему сразу не поставили на сына Правителя?
– А он сам не хотел.
– Как это?
– Вот так. Он почти всю жизнь провел за границами Гюлистана, во Франции, а затем в княжестве Монако. Жил весьма скромно, замкнуто. Даже не женился тогда еще, хотя ему было уже под сорок. А когда встал вопрос о наследнике и к нему послали людей с приглашением занять подобающий пост, ответил, что не чувствует призвания к столь ответственной миссии.