Хватка
Шрифт:
(Укр.) Брось, внук. Это и дети смогут порубить. Лучше допили сухое, чтобы на весь двор не валялось.
(Нем.) Дедушка.
(Польск.) Дедушка.
(Польск.) Знатная пани.
Машино-тракторная станция (МТС) — государственное сельскохозяйственное предприятие в , обеспечивавшее техническую и организационную помощь сельскохозяйственной техникой крупным производителям сельскохозяйственной продукции (, совхозам, сельскохозяйственным кооперативам).
Исследователь памятного боя под Легедзино Александр Фука рассказывал, что память о героизме пограничников и их помощников среди жителей села была настолько велика, что, несмотря на присутствие немецкой оккупационной администрации и отряда полицаев, пол села мальчишек с гордостью носили зеленые фуражки погибших.
часть 1 глава 9
ГЛАВА 9
Винклер проснулся от того, что сквозь сон услышал недовольный возглас Конрада:
— Черт подери, ну что за невезение? Опять дождь.
Гауптман поднял наполненную звенящей болью голову и осмотрелся. У окна, опираясь руками на скамью, стоял и с кислой миной взирал на серое, дождливое небо Бауэр.
— Слышите, Винклер? — Бросил он в сторону командира. — Снова льет.
Руководитель группы приподнялся:
— Чего вы вскочили, Конрад? — С трудом узнав свой хриплый после сна и обильных ночных возлияний алкоголя голос, недовольно спросил гауптман. — Раз дождь, ложитесь и спите дальше…
— Ну нет, так не годится, — зачерпывая кружкой из ведра воду, глухо бросил в его сторону «Крестьянин». — Так еще один день вылетит в трубу. Наступит вечер, снова будем пить этот вонючий шнапс, а утром голова, …как это жестяное ведро.
Бауэр приложился к кружке и с жадностью напился.
Слыша их разговор, в углу на кровати зашевелился медик Вендт:
— Ну и черт с ним, — пробубнил он из-под одеяла, — правильно вчера говорил Гафн: лучше уж упиваться и спать, чем где-то резать в госпитале трупы или как они, разведчики, воевать. Поверьте, Конрад, — зевая где-то в глубине складок одеяла, добавил Вилли, — через какой-нибудь месяц, вы будете со сладостью вспоминать этот курорт.
— К черту его, — снова зачерпнул воды и застыл с кружкой в руке «Крестьянин». — Если то, для чего я прибыл сюда, и то, что стало мне известно о курганах здесь сложится, в ближайшее время нам всем хватит работы и тогда придется жалеть о каждой потраченной впустую минуте. А ведь все складывается, господа. Так что я заявляю вам со всей ответственность, хватит. Все эти оттяжки по времени и безделье с пьянством нам не на пользу.
А что до лейтенанта Гафна, то как раз его-то я вполне могу понять. После вчерашних рассказов о боях под Уманью, а до того в Белоруссии, для него здесь на самом деле курорт. Мне, как человеку, только-только вернувшемуся из подобной мясорубки, откровенно жаль его. Потерять за два месяца столько своих людей. Но вы-то, Вилли, вы же сами выбрали свою службу? Чего теперь пенять на то, что ее приходится выполнять?
Медик, понимая, что «Крестьянин» от него не отстанет, недовольно застонал, отбросил одеяло и, корча болевые гримасы, стал подниматься:
— Я и не отказываюсь, — заметил он, — но посудите сами: по моему направлению работы крайне мало. Из новобранцев Гафна и людей майора Ремера, только четверо привиты нашим новым «Pervitin auf lange», причем это с учетом самого лейтенанта, а он, кстати, каждый вечер находится под моим наблюдением. Собак не найдено, лабораторного забора материала нет, что мне еще делать?
Кстати, Винклер, вас, как представителя определенного направления в нашей службе, не настораживает то, насколько Отто Гафн распускает язык, повествуя о своих похождениях на войне?
— Нет, — коротко ответил командир, у которого раскалывалась голова, — меня это не настораживает.
— Отчего же? — Судя по всему, не ради простого любопытства, спросил медик. — Это же сплошь проявление пессимистических настроений в самой элите войск, в разведке.
— Конрад, — обратился Винклер к задумчиво всматривающемуся в окно и попутно потягивающему воду из металлической кружки «крестьянину», — объясните ему вы. У меня от каждого произнесенного слова в голове стоит звон…
— А вы попейте, Фридрих, — бросил через плечо Бауэр, — я тоже поднялся с чугунной головой, но сейчас чувствую себя значительно лучше.
Медик подошел к говорившему и, взяв трясущейся рукой вторую кружку, набрал воды и, следуя примеру товарища, напился:
— Оуф-ф-ф, — отдышавшись, выдохнул он, — вы правы, Бауэр, надо выводить из организма эту отравляющую нам существование гадость.
Конрад, глядя на него, улыбнувшись заметил:
— Я ведь о том вначале и говорил, но мне кажется, гораздо разумнее не начинать ее выводить, а прекращать каждый вечер вводить в наши организмы этот омерзительный шнапс.
— М, — остановившись на половине второй кружки, вспомнил Вендт, — отчего вчера он не казался вам таким уж омерзительным, верно? Но вы, Конрад, так и не ответили, почему не стоит обращать внимания на отношение Отто к войне?
— Наш командир, — покосившись в сторону поднимающегося Винклера, заметил «Крестьянин», — имел ввиду только то, что слова лейтенанта Гафна в первую очередь, лишь проявление доверия к нам.
— М? — Удивился медик.
— Именно так, Вилли, — продолжил Бауэр, — да, Отто не боится доверить нам свои мысли. В его понимании, Вендт, он уже находится в аду, и дальше фронта его не сошлют. Потому и не стесняется говорить правду.
— Правду? — Неподдельно удивился медик. — То есть вы тоже имеете схожие с ним суждения относительно происходящих здесь боевых действий?
— Да, — не стал спорить «Крестьянин», — пусть это вас пугает, но я вполне его понимаю и во многом разделяю его точку зрения. Впрочем, кто знает, — подойдя к скамейке, стал одевать китель Бауэр, — не окажись я непосредственно перед тем, как попасть сюда, в одной из частей той же мясорубки, я точно так же, как и вы сейчас стал бы упрекать боевого лейтенанта в трусости и подрыве дисциплины. А меж тем, Вилли, во вчерашних словах Отто только жесткие выводы, опирающиеся на немалый боевой опыт. Он умница и очень ответственный человек. И, нужно отдать должное полковнику Эбербаху, лично я рад тому, что нам в распоряжение дали именно Гафна.