Хватка
Шрифт:
(Укр.) Брось, внук. Это и дети смогут порубить. Лучше допили сухое, чтобы на весь двор не валялось.
(Нем.) Дедушка.
(Польск.) Дедушка.
(Польск.) Знатная пани.
Машино-тракторная станция (МТС) — государственное
Исследователь памятного боя под Легедзино Александр Фука рассказывал, что память о героизме пограничников и их помощников среди жителей села была настолько велика, что, несмотря на присутствие немецкой оккупационной администрации и отряда полицаев, пол села мальчишек с гордостью носили зеленые фуражки погибших.
часть 1 глава 9
ГЛАВА 9
Винклер проснулся от того, что сквозь сон услышал недовольный возглас Конрада:
— Черт подери, ну что за невезение? Опять дождь.
Гауптман поднял наполненную звенящей болью голову и осмотрелся. У окна, опираясь руками на скамью, стоял и с кислой миной взирал на серое, дождливое небо Бауэр.
— Слышите, Винклер? — Бросил он в сторону командира. — Снова льет.
Руководитель группы приподнялся:
— Чего вы вскочили, Конрад? — С трудом узнав свой хриплый после сна и обильных ночных возлияний алкоголя голос, недовольно спросил гауптман. — Раз дождь, ложитесь и спите дальше…
— Ну нет, так не годится, — зачерпывая кружкой из ведра воду, глухо бросил в его сторону «Крестьянин». — Так еще один день вылетит в трубу. Наступит вечер, снова будем пить этот вонючий шнапс, а утром голова, …как это жестяное ведро.
Бауэр приложился к кружке и с жадностью напился.
Слыша их разговор, в углу на кровати зашевелился медик Вендт:
— Ну и черт с ним, — пробубнил он из-под одеяла, — правильно вчера говорил Гафн: лучше уж упиваться и спать, чем где-то резать в госпитале трупы или как они, разведчики, воевать. Поверьте, Конрад, — зевая где-то в глубине складок одеяла, добавил Вилли, — через какой-нибудь месяц, вы будете со сладостью вспоминать этот курорт.
— К черту его, — снова зачерпнул воды и застыл с кружкой в руке «Крестьянин». — Если то, для чего я прибыл сюда, и то, что стало мне известно о курганах здесь сложится, в ближайшее время нам всем хватит работы и тогда придется жалеть о каждой потраченной впустую минуте. А ведь все складывается, господа. Так что я заявляю вам со всей ответственность, хватит. Все эти оттяжки по времени и безделье с пьянством нам не на пользу.
А что до лейтенанта Гафна, то как раз его-то я вполне могу понять. После вчерашних рассказов о боях под Уманью, а до того в Белоруссии, для него здесь на самом деле курорт. Мне, как человеку, только-только вернувшемуся из подобной мясорубки, откровенно жаль его. Потерять за два месяца столько своих людей. Но вы-то, Вилли, вы же сами выбрали свою службу? Чего теперь пенять
Медик, понимая, что «Крестьянин» от него не отстанет, недовольно застонал, отбросил одеяло и, корча болевые гримасы, стал подниматься:
— Я и не отказываюсь, — заметил он, — но посудите сами: по моему направлению работы крайне мало. Из новобранцев Гафна и людей майора Ремера, только четверо привиты нашим новым «Pervitin auf lange», причем это с учетом самого лейтенанта, а он, кстати, каждый вечер находится под моим наблюдением. Собак не найдено, лабораторного забора материала нет, что мне еще делать?
Кстати, Винклер, вас, как представителя определенного направления в нашей службе, не настораживает то, насколько Отто Гафн распускает язык, повествуя о своих похождениях на войне?
— Нет, — коротко ответил командир, у которого раскалывалась голова, — меня это не настораживает.
— Отчего же? — Судя по всему, не ради простого любопытства, спросил медик. — Это же сплошь проявление пессимистических настроений в самой элите войск, в разведке.
— Конрад, — обратился Винклер к задумчиво всматривающемуся в окно и попутно потягивающему воду из металлической кружки «крестьянину», — объясните ему вы. У меня от каждого произнесенного слова в голове стоит звон…
— А вы попейте, Фридрих, — бросил через плечо Бауэр, — я тоже поднялся с чугунной головой, но сейчас чувствую себя значительно лучше.
Медик подошел к говорившему и, взяв трясущейся рукой вторую кружку, набрал воды и, следуя примеру товарища, напился:
— Оуф-ф-ф, — отдышавшись, выдохнул он, — вы правы, Бауэр, надо выводить из организма эту отравляющую нам существование гадость.
Конрад, глядя на него, улыбнувшись заметил:
— Я ведь о том вначале и говорил, но мне кажется, гораздо разумнее не начинать ее выводить, а прекращать каждый вечер вводить в наши организмы этот омерзительный шнапс.
— М, — остановившись на половине второй кружки, вспомнил Вендт, — отчего вчера он не казался вам таким уж омерзительным, верно? Но вы, Конрад, так и не ответили, почему не стоит обращать внимания на отношение Отто к войне?
— Наш командир, — покосившись в сторону поднимающегося Винклера, заметил «Крестьянин», — имел ввиду только то, что слова лейтенанта Гафна в первую очередь, лишь проявление доверия к нам.
— М? — Удивился медик.
— Именно так, Вилли, — продолжил Бауэр, — да, Отто не боится доверить нам свои мысли. В его понимании, Вендт, он уже находится в аду, и дальше фронта его не сошлют. Потому и не стесняется говорить правду.
— Правду? — Неподдельно удивился медик. — То есть вы тоже имеете схожие с ним суждения относительно происходящих здесь боевых действий?
— Да, — не стал спорить «Крестьянин», — пусть это вас пугает, но я вполне его понимаю и во многом разделяю его точку зрения. Впрочем, кто знает, — подойдя к скамейке, стал одевать китель Бауэр, — не окажись я непосредственно перед тем, как попасть сюда, в одной из частей той же мясорубки, я точно так же, как и вы сейчас стал бы упрекать боевого лейтенанта в трусости и подрыве дисциплины. А меж тем, Вилли, во вчерашних словах Отто только жесткие выводы, опирающиеся на немалый боевой опыт. Он умница и очень ответственный человек. И, нужно отдать должное полковнику Эбербаху, лично я рад тому, что нам в распоряжение дали именно Гафна.