Хватка
Шрифт:
Бауэр продолжал сосредоточенно изучать статуэтку:
— Что-то не так? — спросил он вдруг и пребывающий в сильном волнении копатель дернулся.
— Эрвин, — продолжил офицер, — я кажется ясно спросил, что вас беспокоит?
— Знак, — выдохнул Боммель, — и этот …бог. Мы думаем, что это божество смерти и здесь …гиблое место.
Бауэр наконец отвлекся от окаменевшего от времени, бывшего некогда деревянным идола:
— Почему вы так думаете?
— Так ведь …знак же?
— Глупости, — источая поистине Вселенское спокойствие, ответил Конрад, — этот знак, вернее руна у славян называется «Си», или «Мир». Она встречается очень часто. Это символ одного из их Богов. В их мифах есть такой персонаж «Belobogh», …эта статуэтка изображает его.
— Славянский бог? — удивился Боммель.
— Да, на этих землях живут славяне, — заметил офицер, — в земле их Боги, что вас так удивляет?
— Тогда объясните мне, господин обер-лейтенант, а откуда тогда может взяться этот знак на лбу у горных Духов в центре Германии?
Бауэр повторно смерил взглядом собеседника:
— Что вы несете, Боммель? — едва сдержался он, чтобы не сказать что-нибудь пожестче. — Мало ли в какую фигуру могут сложиться у человека морщины? Ну подумайте сами, это ведь смешно. У меня на груди с детства четко прорисовано созвездие Ursa Major, но ведь это не значит, что я родился в Норвегии или Дании!
— Они снятся нам, — вдруг заявил землекоп.
Слабо проступающая на холеном, хорошо выбритом лице улыбка офицера стала медленно таять. Теперь он уже ясно видел, что состояние Боммеля ухудшалось с каждой минутой.
— Вам плохо, Эрвин? — вглядываясь в его часто моргающие глаза, спросил Бауэр.
— Они снятся нам, — обреченно повторил тот.
— Кто снится, — не понял обер-лейтенант, — Боги?
— М-мы не заем, — признался Эрвин.
В этот момент Конрад пожалел о том, что сразу не придал должного значения состоянию своего мастера. Только теперь становилось понятно, что, и насколько сильно переживает он, а значит и еще четверо его помощников. С ними на самом деле происходило что-то непонятное.
— Во-первых, — продолжая выглядеть как можно спокойнее, заметил офицер, — не стоит так нервничать. Уверяю, мы не делаем ничего дурного, поэтому Духам или Богам, называйте их как хотите, злиться не на что. А во-вторых, я не вижу в ваших снах ничего странного. Вы копаете могильник, разумеется, вас посещают различные мысли. Работаете вы целый день, не удивительно, что все это перебирается и в ваши сны. Бьюсь об заклад, что эти Духи говорят вам что-то вроде: «не входите в могилу нашего царя, убирайтесь прочь…!»
— Н-нет, — блуждая взглядом по стенам привхода штольни, начинал трястись солдат, — наобор-р-рот, они зовут нас, просят быстрее освободить их, или позвать того, кто сможет их выпустить. Им зачем-то нужно срочно освободиться. Они…, — Боммель был готов заплакать, — снятся нам всем, говорят с нами…!
— Это я уже слышал, …хватит! — как можно тверже обрубил все его стенания Бауэр. — Возьмите себя в руки, наконец, Эрвин! От нашей с вами решительности сейчас напрямую зависит то, насколько быстро мы закончим со всем этим. Встряхнитесь же, черт подери! Переключите внимание от гнетущих вашу душу воспоминаний своих странных снов к реалиям. Скажите, свод перед «бревном» укреплен достаточно хорошо? Ничего не рухнет мне на голову?
— Все сделано, как надо, — опустил взгляд Боммель, — но я чувствую, что нам не надо…
— Мне чихать на то, что вы чувствуете! К счастью, не вам решать — надо или не надо, — отрезал офицер. — Зовите помощников, будем сообща думать, как расчистить доступ к этому «бревну».
Очелье (начельник, налобник, очелыш) — повязка на голову.
http://сварог-фонд.рф/index.php/component/k2/464-slav
Ursa Major (латин.) — Большая Медведица.
часть 2 глава 4
ГЛАВА 4
В тот день дед предупредил Петруху, что с утра они пойдут к Пустовым. Тетя Люба продолжала наводить порядок в своем пострадавшем от взрыва хозяйстве, а прямо под окном, в злосчастной воронке, мозоля ей глаза, лежала огромная куча испорченных огнем бревен и балок, оставшихся от восстановления дома.
Жена агронома была бесконечно благодарна соседям за помощь. Еще бы, глядя на разрушенную взрывом стену, она уже даже и не надеялась вернуться под родной кров, но люди помнили добро их семьи, очень уважали ее мужа, а потому тихо пошептались и в два дня, таская и используя найденные в разрушенном селе бревна, чудесным образом восстановили Пустовым их пострадавшее жилье.
Любовь Николаевна, перебравшись с детьми в родные стены, вначале даже не обращала внимания на жуткий завал посреди своего двора. Но как только ее быт начал входить в нормальное русло, привыкшая к идеальному порядку женщина, то и дело натыкаясь на это безобразие, решила, наконец, от него избавиться.
Были в ее крепком хозяйстве и пила, и топор, и прочий инструмент, да вот беда — муж на войне. Дома только Яринка и малышня. Одной, пусть даже и с дочкой, распустить весь этот мусор на дрова, а после зарыть глубокую воронку было трудно. К кому она могла обратиться за помощью? Конечно же, только к приютившим их в трудное время соседям.
Дед Бараненко крепко дружил в Павлом Пустовым, и в числе первых пришел на помощь его семье. И бревна старик таскал, и стену подсобил собирать, а потом еще и крышу с Миколой Угнивенко чинил, ведь та провисла над провалом рухнувшей стены и разве что чудом не обвалилась. Хорошо, что стропила еще крепкие, устояли.
В четверг Петруха, помня наказ деда, с утра никуда не выходил со двора. Еще бы, ведь его ждала редкая возможность побыть рядом с Яринкой почти весь день.
По заведенному в связи с появлением у них собаки порядку, дед Моисей первым делом отправлял своего старшего внука кормить поправляющегося Дуная. Каждый день сразу же после завтрака, мать и бабка, тяжко вздыхали, но молча заправляли остатки еды драгоценным молоком. Петруха с непринужденным видом брал ведро, с ним второе, в которое заранее набирал воды и отправлялся в хлев. Глянешь со стороны — ничего особенного, просто человек носит воду для коровы.