Хватка
Шрифт:
Тем временем немецкий переводчик, устав от бабушкиных вопросов, только пожимал плечами и указывал ей куда-то за забор. Поняв, что ни солдаты, ни пан Юзеф ничего тут не решают, бабка Мария заметно сбавила напор. Повторно шокируя Петруху, она протянула руку и положила свою худую ладошку на грудь деда: «Крэпись, сокил мий, — нежно сказала она, — надо ждать фицеров. Ото ж я з их за тэбэ и спрошу…». Старушка поправила платок, подбоченилась и, повернувшись к калитке, стала ждать.
Офицеры появились нескоро, но все это время бабушка стояла, не меняя своей говорящей позы: «пока я тут хозяйка, никому не позволю творить здесь никакого беззакония».
Первым во двор ступил и словно напоролся на невидимую стену высокий офицер. Находясь где-то в своих мыслях, он даже не сразу заметил, что прямо перед ним стоит крохотная, худенькая старушка. Еще шаг-два, и он попросту сбил бы ее! Выныривая из своих размышлений, немец лишь удивленно вскинул брови и что-то спросил у пана Калужинского, однако вместо поляка заговорила сама бабушка. Петрок не понимал ни единого слова, но ясно слышал в голосе бабы Марии нотки недовольства. Она продолжала стоять фертом, то и дело, указывая в сторону солдат, а в конце своей гневливой речи, даже пригрозила сухим кулаком нависающему над ней офицеру.
Стоявшие позади него, застрявшие в созданном их командиром и неизвестной бабушкой заторе у калитки товарищи, недоуменно выглядывали из-за спины своего командира и тихо о чем-то переговаривались. Наконец, откровенное удивление на гладко выбритом лице офицера стало уступать место едкой улыбке.
— Довольно, ваш немецкий ни к черту, …фрау. — Прервал он на чистом русском сыплющиеся, как горох, слова бабушки. — Так говорили лишь в немногих славянских деревнях под Дрезденом. Я слышал такой говор в детстве, но должен вас предупредить! Даже если у вас там были родичи, я бы не стал сейчас говорить об этом, надеясь на какое-либо снисхождение от германских властей. Уверяю, рейх в настоящее время окончательно очистил эти земли от Славян…
— Господин гауптман, — вклинился в разговор Калужинский, — эта …фрау из списков бывших дворян.
— Вот как? А ее муж? — кисло спросил офицер.
— Его в этих списках нет.
— Nun gut, — якобы начиная выказывать некое уважение к происхождению старушки, а на самом деле преследуя свои цели, заключил офицер, — учитывая то, что в ваших жилах течет густая кровь, вам, на старости лет, будет полезно узнать, что вы прожили долгое время с вором.
Бабушка, до сих пор старающаяся смотреть в лицо высокого офицера только глазами, резко подняла вверх морщинистое лицо:
— Того не може быть, — твердо заявила она.
— Може, — на украинский манер подтвердил офицер, — вчера он был во дворе агронома и, воспользовавшись случайно отрытым там подземным ходом, проник в наше хранилище и украл из него меч…
У Петрухи в глазах поплыли золотые круги, и перехватило дыхание.
— Отвечай старик, — напирал немец, говоря через голову бабушки, — где наша вещь? Даю слово, если вернешь, мы, только из уважения к твоей супруге, оставим тебе жизнь. Она — дворянка, и это видно. А ты — простолюдин, а потому воровство для тебя — обычное дело. Пусть и она знает об этом. Говори, где меч, иначе мои солдаты разберут здесь все на бревна. Если мы найдем его сами, пощады не будет никому.
Дед молчал. Он, едва только услышал о мече, неимоверным усилием воли подавил в себе жгучее желание посмотреть в глаза застывшего у сарая внука. Моисей Евдокимович опустил голову. Слышать жестокое обвинение в воровстве было ему невыносимо, но еще хуже того было сейчас чувствовать на себе испытующий взгляд жены.
— Я отдам меч, — подняв голову, но, не открывая глаз, глухо сказал дед, — только дозвольте, господин офицер, я …сам принесу его в Контору.
— Не тебе диктовать нам условия, вор, — надавил на связки гауптман.
— Он не вор! — не сдержавшись, выкрикнул вдруг от сарая Петрок. — Дед не воровал!
Винклер кивнул в сторону остававшегося до этого времени без их внимания юнца. Того тут же схватили и поставили на колени.
— Фрау, — криво ухмыльнулся старушке гауптман, — это ваш внук, верно? Должен признаться, я ошибался! Ваш муж не вор, внук — вор! Значит, это ты пробрался в наше хранилище, парень?
— Я, — пересохшим горлом, просипел Петрок.
— Где меч?
— Мы принесем…, — сразу же стал отвлекать на себя внимание дед, догадывающийся, где внук мог припрятать украденное у немцев. Но один из солдат, перехватив взгляд лейтенанта Гафна, резко ударил старика в живот и тот, не имея возможности вздохнуть от боли, замолчал.
— Где? — повторил вопрос немец.
— Спрятал в сарае.
— Хм, — понимая, что цель достигнута, располагающе улыбнулся офицер, — зачем он тебе?
— Я думал он …дает волшебную силу.
— Силу, воевать с нами?
— Нет, — понимая, чем может грозить ему сейчас правда, стал выкручиваться Петрок, — просто хотел стать сильным. Давайте я его принесу…, — мельком перехватывая взгляд деда, попросил оголец.
Офицер заметил это:
— Мы сами возьмем, — хитро сказал он. — Где он лежит в сарае?
— Там …коровы, я не прибирал с утра, — как мог, оттягивал время Петрок. — Пусть бабушка или мама принесет.
Бабка Мария с готовностью шагнула к сараю, но офицер придержал ее за плечо и кивнул солдатам. Трое из команды Отто Гафна открыли ворота и тут же пропали в темном проеме. На несколько секунд во дворе повисла полная тишина, а вот после...
После на лицах всех непрошенных гостей отобразился страх. Это было странно, видеть немцев такими. Из сарая слышалась какая-то возня и наполненные ужасом крики тех троих, что отправились искать меч. Замешательство во дворе царило недолго. Гафн выхватил пистолет и с еще тремя солдатами бросился в сарай.
Через несколько мгновений лейтенант выскочил обратно:
— Там собака! — выкрикнул он, целясь в темноту.
— Не стрелять! — остановил порыв командира разведки Винклер.