И бывшие с ним
Шрифт:
Засветилась молния. Белобрюхие, клубами тучи, лодчонка среди бесконечных валов, и красный огонь створа в залитых развалинах церкви.
Гриша с веслом на носу, и Эрнст, он бился со стакселем, закричали:
— Начали!
— Все за борт! — хрипел Гриша. Ухватился за планшир, прыгнул.
«Весту» подбросило, прошедшее под днищем подножие волны накрыло Гришу. Погружаясь в ил по колено, он плечом, руками упирался в днище яла.
— Пошла! Пошла! — хрипло орал он, выныривая. — Пошла, пошла!
Стаксель облепил Леню,
— Налево!.. Стаксель! — кричали из-под лодки, а Гриша — он вернулся на борт, висел на ванте, раскачивал «Весту» — оттолкнул Леню и хрипел:
— Бери левый шкот!.. Левый!
Они изнемогали, обреченно хрипели, казалось, бултыхаться им под шлюпом, пока его не перевернет, как вдруг Саша обнаружил, что борт уходит от него. Он ухватился за борт, волна подкинула его, так что он упал в шлюп лицом к небу. Долгая молния рванула низом за колокольней. Свет полыхнул из окон, на сводах взметнулись лохмотья кустов.
Хлюпало у Саши под штормовкой и в штанах, хлюпало и плескалось в шлюпе, будто в него опорожнили сеть, рыба елозит на брюхе и хлещет хвостами; с хлюпаньем, с пузырями лил дождь. Правую, сломанную в отрочестве ногу свело от холода. Он снял болтавшийся на шейной лямке спасательный пояс, прикрыл ноги.
Что-то непонятное, матерчатое возвышалось над бортом. Уж не мой ли рюкзак, подумал он и протянул руку. Непонятное оказалось Додиком. Нижняя его половина висела за бортом.
Его длинная, до пят шинель вобрала столько воды, что у него не нашлось сил перевалиться за борт. Додика втащили, из него полило, как из трубы.
— Где Иваныч?..
— Юрка!..
Гриша вслух пересчитал. Одиннадцать!
Вскочили, заглядывали друг другу в лица. Разбрасывали черные узлы, комищи. Может, где лежит, с сердцем плохо?
Повернули, искали церковь. Понимали, смяло Юрия Ивановича, как подныривали под шлюп. Или там сердце прихватило. Упирался, комарик, из последних сил, сердце прихватило, и захлебнулся.
Холодный ветер с влагой одежд уносил остатки тепла. Светало, шторм стихал, волны били в правый борт. Шли галсами, стаксель после переброски не сразу брал ветер, лениво плескался. Церковь будто погрузилась. Ни черты, ни движения на сумеречной водной равнине.
— Буй, — сказал уныло Додик, — левее, видите? Левее…
— Топляк торчит, — поправил его Эрнст чуть погодя.
Гриша отнял у него бинокль. Черная точечка топляка в волнах. Скорее, то было дерево, понял Гриша. Качался торчавший вбок сук.
«Веста» брела неизвестно куда. Дождь утих, теперь бусило.
— Он!.. — сказал Гриша.
Деревянные, оцепенелые от холода, они зашевелились.
Эрнст шагнул с планшира в воду и упал, переломившись.
Вскакивали на шумный всплеск.
Саша подхватил багор, пробежал по планширу. Там теснились, тянули руки Эрнсту. Саша нацелился крюком багра. Эрнста догнала, накрыла волна. Сашу обхватили за пояс, он потянулся. Подходила другая волна, он успел поймать Эрнста за капюшон. Тот дергался, выброшенной рукой показывал вперед и вверх.
Там, куда показывал Эрнст, метрах в семи от медленно, боком плывущей «Весты» стоял Юрий Иванович. Прокатив, волна обнажала налипшую рубаху. Затем валики засученных штанин и худые икры.
От холода Саша спал сидя. Сквозь сон он слышал разговор о каких-то огнях, затем о самоходках.
В самом деле, когда его растолкали и велели взять весло, «Веста» подходила к двум баржам; они укрывались за лесистым островом. Там стеной белел березняк. «Веста» покружила, могло ударить о железные корпуса самоходок. Но вот докинули конец, русый парень в свитере поймал его, вошли в пространство, защищенное баржей.
— Кранец на нос! — скомандовал Гриша.
Додик делал попытки вытянуть из-под парусов мотоциклетную покрышку. Саша пробежал по планширу на нос. Выдернул покрышку, укрепил.
— Срубить мачты, — командовал Гриша. — Вычерпать воду, прибрать в шлюпе и натянуть брезент. Механикам навесить мотор.
Укрепив кранец, Саша поднял голову и увидел, как следом подходила яхта. Чиста, бела, высокие мачты.
На крыше каюты стояли три сверхчеловека: высокие, в длинных резиновых плащах с капюшонами, в прорези распахнутых плащей желтели надувные жилеты. Скулы обтянуты вязаными башлыками.
Стаксель в мгновение упал, яхта прошла рассчитанное расстояние. Сверхчеловек на носу без усилия уперся в корму соседней баржи, придержал яхту. Матрос с баржи закрепил конец. «Весту» мотнуло к яхте. Другой сверхчеловек на крыше каюты скомандовал: «Кранец на левый борт!» — и ах, как быстро и красиво была исполнена команда!
Они смотрели швартовку яхты, как балет. Они не могли так красиво исполнять команды, поиски того же кранца, этой несчастной мотоциклетной покрышки, в перегруженной лодке напоминали приемы грабителей могил.
Юрий Иванович и Эрнст выкопали, выволочили ящик с тушенкой с хлебом. Ставили банки и бутылки, те скатывались.
Капитан яхты деликатно отвернулся. На «Весте» ставили кронштейны для дуг, на которые натягивался брезент. Искали плоскогубцы. В лодке все перемешалось, банки со сгущенкой распускали в воде белые шнурки.
Капитан яхты легонько стукнул по каюте: «Плоскогубцы», — и тотчас рука из дверей подала. Однако плоскогубцы на «Весте» нашлись в ту же секунду.
Их любовно встретили на барже. Шла из Иванова Бора в Москву с семьюстами тоннами гравия. В машинном отделении разделись до трусов, развесили одежду на крашеных горячих трубах и кожухах.
В кают-компании расселись на теплых кожаных диванах. Выпили за Юрия Ивановича. Он разжал кулак, выпустил бабочку, найденную в подвернутом сухом воротнике свитера, и заснул с ободранной рыбкой в руке.