…и дольше жизни длится…
Шрифт:
Митя пил парное молоко от только что выдоенной коровы, даже не дожидаясь, пока мать его процедит.
Отнимал у кур еще теплые яйца и высасывал их содержимое, не обращая внимания на недовольное кудахтанье ограбленных птиц.
Отгрызал кусок от помидора, висящего на кусте, оставляя недоедок болтаться на радость скворцам, с удовольствием его доклевывающим.
Находил камень и с размаху бил по уже спелому арбузу, кода хотел пить или полакомиться ягодой.
Во всех проказах именно младший Митя
Надя не узнавала своего тихого и спокойного мальчика:
– Папа, я не знаю, что с ним произошло. Он в Городе совсем другой!
Костя, которого в те годы уже все звали «Дед Костя», в основном из-за пышных усов и окладистой боды, усмехался:
– Да не переживай ты так дочка. Это его кровь родную вольную степь почуяла. Пусть себе играет, как ему хочется.
В один из вечеров Надя рассказала отцу о том, в каком затруднительном положении оказалась семья после демобилизации Саши.
Костя вздохнул:
– Эх, жили бы вы поближе, я бы и фруктами и медом и молочком и мясом вас бы снабдил. Да больно уж далеко ваш Город у Моря. Не довезешь ничего. Вот разве что мед. Медок у меня славный. Денег дам тебе, сколько смогу, но ты же понимаешь, что с деньгами в селе, а тем более на хуторе, не шибко. Еды – полно, меду – хоть залейся, – дед Костя задумался:
– Может, возьмете с собою пару фляг, да подашь там, в вашем Городе, вот и будет у тебя свежая копейка.
– Не знаю, папа, нужно с Сашей посоветоваться.
Приехавший за семьей в начале осени Саша, идею одобрил.
Дед Костя погрузил на телегу две фляги с медом, пару мешков яблок и груш и отвез семью на поезд, идущий в Город у Моря.
Подросший, загоревший до черноты Митя, орал во все горло, не желая прощаться с дедом и так полюбившимся ему хутором. Еле-еле его удалось успокоить, пообещав, что они приедут на хутор совсем скоро, уже зимой, на Новый Год.
Мед Надя пода очень быстро. Даже сама не ожидала такого спроса.
Дед Костя договорился сыном селянина, работавшим проводником на поезде Южного Направления, и Наденьке уже не было нужды куда-то ехать.
В назначенный день она шла в весовую, нанимала грузчика с тачкой, и отравлялась на вокзал встречать поезд.
За отлитую кринку великолепного меда, весовщик изыска в углу комнатенки место для Наденькиных фляг.
Ее мед покупали охотно, а потому, вскоре, к ней стали обращаться жители соседних сел:
– Надя, помогите наш мед продать. У Вас просто талант – торговать медами.
Надя мед пробовала, и если он ей нравился – соглашалась. Правда, всегда честно предупреждала покупателя:
– Мед хороший, но не с отцовской пасеки.
Покупатель вздыхал, но на покупку соглашался:
– Если Вы, Надя, рекомендуете – нужно брать. Вы в медах эксперт…
Уже
Надежда неторопливо рассказывала, а Анечка слушала, иногда улыбаясь, радуясь за подругу, иногда всхлипывая.
– Вот и вся моя жизнь, подружка. Даже не думала, что кому-то о ней расскажу, Надежда встала и потянулась, так, что хрустнули косточки в плечах.
– Ты не думай, Наденька. Я умею хранить чужие секреты.
– Да я ничего такого и не думаю. Если бы сомневалась в тебе – рта бы не раскрыла. Зато теперь ты знаешь, откуда у меня мед, – Надежда снова усмехнулась:
– Ложись, отдохни. И я пойду, посплю пару часов. В полдень поезд придет, встретить нужно…
Глава девятая
Только через девять месяцев китобаза вернулась в Город у Моря.
И снова на причале гремел духовой оркестр.
И снова причал был забит встречающим своих мужчин родственниками.
И снова жители Города запрудили все свободное пространство, включая Потемкинскую лестницу, чтобы увидеть, как огромная китобаза, в сопровождении судов-китобоев, заходит в акваторию порта.
Надежда и Аня не стали брать с собой детей.
Неизвестно, сколько времени придется ждать, пока судно пройдет таможенный досмотр, а мучить малышей под палящим июньским солнцем было бы неправильно и глупо. Их оставили дома, под присмотром соседки-пенсионерки, заслуженной учительницы УССР, «заслужившей» – таки на старости лет крохотную комнатку в коммунальной квартире.
Учительница эта вселилась в коммуналку самой последней.
Уже все комнаты были заняты, уже успели перезнакомиться жильцы, когда управдом привел в квартиру худенькую, крошечную старушку, одетую в коричневое «школьное» платье с кружевным воротничком, с приколотой на груди медалью, благодаря которой соседи и узнали, что эта худенькая крошечная то ли бабушка – то ли подросток и есть Заслуженная Учительница УССР.
В руке старушки был фибровый чемоданчик, а управдом, брезгливо морща нос, нес за нею чучело обезьянки.
Оказавшаяся в это время дома мужская половина жильцов, быстро занесла в комнату учительницы ее мебель: узенькую кровать с «шишечками» по углам спинки, колченогий стул и тумбочку. Больше пожитков у новоселки не было.
Митя и Тоня, приоткрыв рты, заворожено смотрели на обезьянку, не понимая, что это.
Дети – всегда дети. Им все интересно, все любопытно.
Митя и Тоня, устав бегать по длинному коридору коммуналки, подолгу стояли у закрытой двери, ожидая, когда учительница выйдет из комнаты, чтобы хоть одним глазком, через щель приоткрытой двери, увидеть чудную зверушку.